Игорь Оруженосцев - Ещё не вечер…

• Название: Ещё не вечер…
• Автор: Игорь Оруженосцев
• Жанр: Спорт

Герой этой документальной повести Тадеуш Рафаилович Касьянов – основоположник рукопашного боя и один из зачинателей каратэ в нашей стране. Человек очень непростой судьбы. В его жизни было всякое. Взлёты и падения, дружба и предательство, разочарования и надежда. Успехи в спорте и кино, и фальшивое обвинение, по которому его упрятали за решётку. Он выстоял. Он не сломался. Он продолжает служить Державе. Каким беспокойством, какой тревогой сейчас проникнуты его думы о России, о её Будущем. О жизни этого выдающегося и мужественного Человека, о его Времени рассказывает эта книга.

---

В мае 1993 года один из знакомых младшей дочери Тадеуша Анастасии, чеченец по национальности, поехал на родину, куда-то под Грозный, в аул. Там же жил деревенский юродивый, этакий блаженный колдун, предсказатель, и Алик, так звали знакомого, показал фотографию Настиного отца. Колдун сказал, глядя на фото, что этому человеку сейчас плохо, он в клетке и страдает, но в конце года он будет освобожден, его слава и известность будет большой и он будет богат. Все произошло, как предрекал блаженный.

Ученики и друзья бросились к Таду и ребятам, обнимали их, желали здоровья и счастья, сообщили, что ресторан уже заказан и ждет всех. Тал и Рамиль зашли в канцелярию забрать бумаги дела, а затем пожать руку Председателю суда и поблагодарить, просто как человека за объективное судейство. Затем, обнявшись, расстались, чтобы скоро встретиться вновь. Рамиль поехал с мамой на родину помянуть умершую бабушку, а Тада жена и дочь с учениками потащили на вокзал, всем не терпелось скорее добраться до дома. Начинался новый этап жизни, пока неизвестно, какой.

Но… какой афронт, получив по соплям, Главная военная прокуратура не успокоилась, честь мундира дороже судьбы человека, ее не удовлетворило решение суда, и по апелляции прокуратуры было затеяно новое разбирательство, которое опять было проиграно прокуратурой с треском.

Прошло более двух лет. Жизнь Тадеуша Рафаиловича и его учеников вошла в обычную рабочую колею. Приходилось работать по 14-17 часов, как и прежде. Ведь спортивная жизнь во многих филиалах едва теплилась, и Касьянову пришлось эти два года много ездить, организовывать новые филиалы, помогая становиться на ноги старым. Таким образом, были открыты две краевые федерации рукопашного боя – Красноярская и Краснодарская, число занимающихся рукопашным боем приблизилось к цифре 50 тысяч. Всероссийская федерация рукопашного боя и Тадеуш Касьянов заключили договор с Национальным Олимпийским комитетом, разработана классификация вида и правила. Апофеозом этих славных дел было создание международной ассоциации рукопашного боя, и Касьянова вновь избрали еще на пятилетний срок Президентом Всероссийской федерации, а также Президентом Международной ассоциации. Правда, здоровье Президента после четырех советских «санаториев» было уже не то, что раньше. Большой любитель подраться, пропуская через свои руки по 5-10 человек за тренировку, спаррингуя часами, он сейчас хоть и проводил тренировки, но больше же, конечно, переключился на тренерскую работу. Через месяц после освобождения пришлось лечь в больницу и по выходу из нее Тадеуш Рафаилович с грустью узнал, что ему оформили II инвалидную

Кто ответит за сломанное здоровье, за боль и унижение родных, за украденную в большейсвоей части коллекцию холодного оружия, которую Касьянов собирал более 25 лет, ведь основные действующие лица этой драмы живы. Но есть более высокая инстанция Бог, а за все свои мерзости и предательства все равно придется платить по счетам. Пришло известие из Казани, где-то на задании в перестрелке погиб славный опер Ануфриев, бросивший когда-то фразу в статье «Стой, буду стрелять! – одной из казанских газет, – Президент улыбался, но мы были готовы ко всему». Очевидно, хорошо стрелял не он один.

А МИР УВИДИТ
Мы без тебя…
А мир не видел
Тех, кто молчал и ненавидел,
Тех, кто любил и отрицал,
Но все же… дело продолжал.
Мы без тебя…
А мир не видит
Всех позабыл и ненавидят,
Чьи мысли умные, слова
Вселяют в души крик свободы
О разразись ты, Боже! Годы
Проходят мимо, даром, зря…
Мы без тебя…
А мир то видит
Умиротворенье
Ушло… в далекое забвенье.
Покоя нет, душа – в опале.
Тоска, тревога, как устали
Все, кто навечно… за тебя.
И дело в каждом человеке
Кто понял – истину вовеки
Нельзя купить, нельзя продать,
А можно лишь ее… загнать
– Да, за решетку!
Там – ей место!
Ведь ложь, на свете
Мы без тебя…
Но мы – с тобою,
Во тьме – под тихою луною,
И ярким днем,
И в дождь, и в холод,
В сыром тумане,
В слякотъ, в грязь
Идем с тобою – не спросясь!
Мы выбор сделали, иначе…
Уже давно никто не плачет.
Все дело делают – молчат,
У нас у всех тяжелый взгляд.
На жизнь, на вещи, на природу
Но мы не делаем погоду,
Но твердо знаем, если солнце
Закроет лжи тугая грязь,
Мы будем в ней рубить оконце,
Какая б не случилась власть!
Мы без тебя…
А мир увидит
Тех, кто тебя так ненавидит,
Тех, кто продал за гроши честь.
Их покарают –
Бог ведь есть!

Анастасия Касьянова

Глава 2 ДОРОГОЙ УГОЛОК МОСКВЫ

(происхождение, старая Москва, коммуналки, люди той поры)

Родился Тадеуш в Замоскворечье, одном из сонных патриархальных уголков Москвы. Но первые воспоминания далекого детства касаются военной поры: вой сирен и бомбоубежища, заклеенные стекла и понемногу доходивший до него голод. Вся большая семья Чистяковых, кроме деда Ивана и бабушки Антонины, была эвакуирована на Урал. Тад смутно помнил детский дом, куда попал, постоянный холод в комнатах и почему-то темень, но, как объясняли взрослые, «так нужно, маскировка!» Затем почему-то стали жить у староверов, маме Тада и ее двум сестрам: Вере и Ларисе, была выделена комната. Здесь в эвакуации жить было сытнее, но порядок в доме поддерживался строгий, и сестрам постоянно давали понять, что они здесь гости, и гости нежеланные. Но жизнь есть жизнь, и мать Тада, работая и обзаводясь новыми знакомыми, решала какие-то местные проблемы. Глава семьи – старовер Кузьмич, мирился с пребыванием московских, ну а его жена Матрена и ее сестра, баба Оля, были хоть 14 строгие, но сердобольные старухи, и когда не было дома «самого», то нет-нет, подкармливали иногородних

Город Белорецк в то время был просто большим рабочим поселком, родители пахали от зари и до зари, а многонациональная детвора гоготала на улицах, убегая в лес, стоявший прямо на окраине городка, купалась в реке Белой. Тад рос чернявым крепким мальчишкой, и настолько был похож на местных, что как-то раз проходя мимо, башкирский аксакал заговорил с ним на своем языке, а когда увидел, что Тад не понимает, то присев, посадил Тада на одно колено, вытащил из-за пазухи лепешку и, разломив пополам, подал Таду, посчитав его своим. После этого на Тада меньше нападали, меньше бранили и дрались с ним. В Белорецке дислоцировались две польские дивизии, иной раз офицеры заходили в дом, и теперь уже сестры подкармливали их. Поляки грустили о своей далекой родине, и сестры как могли успокаивали их, добротой и лаской вселяли уверенность в мятущиеся души. Всем было плохо, беда объединяет людей, воспрянули духом и поляки, и, уходя на фронт, обещали за доброту русских женщин вызвать после войны в свободную Польшу, погулять и отпраздновать победу. Но… благими намерениями устлана дорога в ад, то ли были убиты, то ли слукавили, но, ни одной весточки из «Ржечи Посполитой» в Россию не прилетело.

Войнапотихоньку откатывалась на Запад, мать Тада, съездив в командировку в Москву, решила перетаскивать семью обратно в родной город, тем более что и на Урал стал подкрадываться голод. Вернувшись из эвакуации, вся семья собралась в доме 36 по Стремянному переулку в квартире б (сейчас на этом месте стоит новый вестибюль Института имени Плеханова), правда, тетка Вера, немного пожив с мужем, вернувшимся с войны, у Чистяковых, переехала жить на станцию Лось в Подмосковье. Ту часть дома, где родился и жил Тадеуш, когда-то занимала семья священника, но НКВДешникам показалось, что служитель культа слишком хорошо живет и его, как это водилось в те годы, переселили куда-то на север, а квартиру предложили деду Ивану, но в воспитании деда сказался «синдром нищеты», побоялся Иван Иваныч взять всю хату священника, вдруг вернется, а за две комнатенки-то как-нибудь можно и отговориться. Труслив был дед Иван и быдловат. Среднюю комнату заняла какая-то жуткая еврейская воровская семья во главе с бабкой Хаей, за печкой на кухне на девяти метрах поселилась семья Любчиковых. Как они там одиннадцать человек умещались, известно было только им самим и Богу. – Батяня их, похожий на бурундука, тащил все в дом бочками и мешками, и все это стояло и воняло в кухне, вызывая междоусобицы. Тад рано был приучен помогать взрослым, и, когда, убираясь, мыл кухню и туалет, то часто через его голову летали и втыкались в дверь уборной ножи и вилки. Еврейская семья любила покачать права. Скандалы и драки были в этой квартире явлениями частыми изакономерными. Бабка Хая втихаря воровала котлеты и доливала в чужие кастрюли сырой воды вместо супа, а Любчиковы, вылезая ватагой из-за печки, начинали махаться чем под руку попадет, но вместе все это быдло не любило бабушку Тада за интеллигентность и отвращение к ссорам. В общем, в чистом виде коммуналка, коммунисты знали, что делали, сели вместе людей различного социального происхождения