Н. Пруцков - Расцвет реализма

• Название: Расцвет реализма
• Автор: Н. Пруцков
• Издательство: «Наука», Ленинградское отделение
• Жанр: История
• Год: 1982

Третий том «Истории русской литературы» посвящен литературе второй половины прошлого века (1856–1881), эпохе могущества расцвета русского реализма и его мировой славы.

---

В 1847 г. написано главное из ранних «городских» стихотворений Некрасова — «Еду ли ночью по улице темной…», где сконцентрированы характерные мотивы некрасовской «городской» поэзии: безысходное горе «маленьких людей», беззащитность бедняков и — снова — трагическая участь женщины. Тема стихотворения была новостью для отечественной поэзии; неожиданным и вместе с тем глубоко жизненным был его сюжет, во многом основанный на впечатлениях бездомной юности автора; непривычным был самый стих этой маленькой поэмы, певучий и протяжный, излюбленный некрасовский размер — трехсложный дактиль, отмеченный долготой ударяемых гласных звуков. С волнением встретили «Еду ли ночью…» в кружке Белинского. Тургенев писал 14 (26) ноября 1847 г.: «Скажите от меня Некрасову, что его стихотворение <…> меня совершенно с ума свело».[355] Позднее Чернышевский отмечал: «Оно первое показало: Россия приобретает великого поэта».[356]

Стихи, появившиеся в первых номерах журнала, носили программный характер, ибо возвещали начало новой эпохи в развитии русской лирики. Это понимали в кружке «Современника». К программным стихам там по праву относили и собственно любовную лирику Некрасова. Тогда же появилось стихотворение «Если мучимый страстью мятежной…» (1847), открывшее собой так называемый «панаевский цикл»; его особенности можно обнаружить уже в этом первом стихотворении — непосредственность, даже резкость выражения чувства, подчеркнутая открытость признаний, мольба о прощении; и за всем этим — ощущение подлинности любовной драмы, в основе которой — вера в силу чувства, уважение к человеческому достоинству женщины.

Первые же зрелые стихи второй половины 40-х гг., сочетающие сатирическое, публицистическое и лирическое начала, показали, что уже в то время Некрасов добился больших успехов в создании глубоко современной поэзии, насыщенной острой социальной проблематикой, поэзии новаторской по самой своей сути.

4

В годы «мрачного семилетия» (1848–1855) правительство Николая I, напуганное революционными событиями во Франции, начало преследовать передовую журналистику и литературу, усердно искореняя «крамолу». Редактор «Современника» в это трудное время сумел ценой огромных усилий, в постоянной борьбе с цензурой сохранить репутацию журнала, хотя страницы его заметно потускнели. Сам Некрасов почти не печатал стихов; подверглись запрещению переводные романы, особенно французские. Ходили слухи о предстоящем запрещении журнала. Впечатление безнадежности усилила смерть Белинского, а также отъезд за границу Герцена. В этих условиях вести журнал было почти невозможно, и если он еще существовал, если в какой-то мере сохранял свои принципы и направление, то исключительно благодаря огромной энергии и твердой воле его редактора.

Чтобы поддержать «Современник», Некрасов задумал написать — вместе с А. Я. Панаевой — большой роман «с продолжением». По мере углубления работы над ним он все серьезнее относился к первоначальному замыслу, все больше расширял его. Своему соавтору он поручил заботы о любовном сюжете, сам же написал выразительные, в духе «натуральной школы» страницы, в которых представил жизнь петербургских низов, контрасты бедности и богатства, губительную власть денег, паразитизм привилегированных слоев. Несмотря на письменные заверения, данные по требованию цензуры, о том, что содержание романа «Три страны света» (1848–1849) будет вполне благонадежно и что роман увенчается «счастливой развязкой», Некрасов от главы к главе усиливал его социально-критическую тенденцию. Он показывал жизнь разных слоев общества и, описывая странствия своего героя Каютина, развертывал перед читателями картины народного быта — трудовую жизнь волжских пристаней, астраханских промыслов, северных экспедиций. Он воспел талантливого и смелого русского человека, дав понять, что только его свободный труд может покорить моря, леса и недра земные. Устами своего героя автор выразил в романе преклонение перед крестьянством, перед силой народного характера. Тем самым окончательно прояснилась общественная позиция Некрасова в эти годы. А отношение его к крепостной деревне наглядно сказалось в главе «Деревенская скука», где действуют скучающий помещик и крепостной мальчик-слуга. Эта глава-диалог, мастерски отделанная, принадлежит к лучшим страницам некрасовской прозы (переделана в пьесу и в 1856 г. опубликована под названием «Осенняя скука»).

Значение романа еще и в том, что Некрасов, проявив большую социальную зоркость, затронул в нем тему дворянского либерализма, осудив его как характерную черту времени. Эта тема позднее, став более актуальной, нашла развитие не только в творчестве самого Некрасова (образ Агарина в поэме «Саша»), но и вообще в литературе середины XIX в.

Второй роман, написанный в эти годы Некрасовым совместно с Панаевой, — «Мертвое озеро» (1851) — также проникнут демократической тенденцией. В нем достоверно обрисованы театральный быт и бесправное положение провинциальных актрис, показаны противоречия между «хозяевами жизни» и их жертвами. Подчеркнутое внимание к «женскому вопросу» придавало актуальность роману и делало его заметным явлением прозы «натуральной школы». Однако налет мелодраматизма, заметный во многих главах, и другие художественные недостатки показывают, что доля участия Некрасова в написании «Мертвого озера» была значительно меньше, чем в работе над предыдущим романом.

Как ни сложно было положение передовой литературы и журналистики в годы «мрачного семилетия», Некрасов и в это время не сложил оружия. Он искал путей обхода цензуры, готовил разные материалы для журнала, писал стихи и поддерживал этой кипучей деятельностью дух своих сотрудников, нередко впадавших в уныние. В его стихах, естественно, не могла найти прямого отражения политическая атмосфера того времени, гнет николаевской реакции. Сатира теперь отошла на дальний план, уступив место — ненадолго — другим видам поэтического творчества: любовной лирике («панаевский цикл»), беглым зарисовкам уличной жизни (цикл «На улице»), размышлениям о смысле и назначении собственного творчества.

В конце 40-х — начале 50-х гг. написаны стихотворения «Поражена потерей невозвратной…», «Когда горит в твоей крови…», «Так это шутка…», «Да, наша жизнь текла мятежно…», «Я не люблю иронии твоей…», «Мы с тобой бестолковые люди…»; им предшествовало «Если мучимый страстью мятежной…» (1847), о котором уже говорилось. Эти стихи, навеянные отношениями с Панаевой, образуют как бы единый лирический дневник, запечатлевший все оттенки чувств поэта или, лучше сказать, лирического героя. Сила этих стихов — в реалистической конкретности переживания, в стремлении правдиво и точно передать сложный процесс душевной жизни, отталкиваясь от традиционной ханжеской морали. Отсюда — напряженный драматизм этой бурной лирической исповеди, свежесть и выразительность поэтической речи, свободное использование богатых возможностей прозаизированного стиха.

Известно, что некрасовские «пьесы без тенденции» высоко ценил Чернышевский: они «буквально заставляют меня рыдать».[357] Чернышевский, а затем и Добролюбов видели в Некрасове не только социального, гражданского поэта, но и «поэта сердца», лирика, сумевшего найти новые слова для выражения лучших человеческих чувств. Ему удалось передать особенности психологии «новых людей», вот почему некрасовская «поэзия сердца» заставляла рыдать такого человека, как Чернышевский: она выражала его собственное мироощущение. Речь шла о новом отношении к женщине, об уважении ее прав, о неподдельности чувства, о признании равенства между любящими.

Некрасов открыл новую главу в истории русской лирической поэзии. И в то же время несомненно, что его лирика (не только «панаевского цикла») крепкими нитями связана с классической традицией, она унаследовала пушкинскую ясность выражения мысли, а порой и пушкинскую стилистику. Это отмечали уже современники поэта. Например, Тургенев не раз вспоминал Пушкина в своих отзывах о стихах Некрасова («Стихи твои <…> просто пушкински хороши…»).[358] А от них протянулась нить к поэзии XX в., к трагической лирике А. Блока.

Примерно к тому же времени относится еще один некрасовский цикл, он озаглавлен «На улице» (1850) и содержит четыре небольших — как бы для газетной хроники — зарисовки уличных впечатлений. Оборванный бедняк, укравший калач; старики-родители, провожающие сына-рекрута; солдат с детским гробиком под мышкой; «Ванька-дуралей», мечтавший о седоке побогаче, — вот и все. Но каждая из этих сцен наводит на горькие размышления.

И строка «Мерещится мне всюду драма», завершающая последнюю сцену, усиливает тягостное впечатление, она звучит как эпилог и в то же время как эпиграф ко всем последующим «городским» стихам Некрасова, занявшим столь важное место в его творчестве конца 50-х — начала 60-х гг. (цикл «О погоде»).