Павел Лосев - На берегу великой реки

• Название: На берегу великой реки
• Автор: Павел Лосев
• Издательство: Советская Россия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1962

Повесть П. Лосева «На берегу великой реки» посвящена детству и ранней юности великого русского поэта, певца печали и мести народной, Николая Алексеевича Некрасова.

Первая часть повести рисует детские годы поэта, картины тяжелой жизни подавленных нуждой и горем крепостных крестьян.

События второй части развертываются в древнем городе Ярославле, где Некрасов учился в губернской гимназии.

На протяжении всей книги показывается становление мировоззрения поэта, формирование его личности.

На родине поэта – в Ярославской области – первая часть повести П. Лосева вышла под названием «У берегов большой реки».

Настоящее издание дополнено и переработано автором.

---

Опять сверкнула молния. На этот раз совсем рядом. Яркий голубой свет на секунду ослепил глаза. Коле показалось, что от оглушительного грохота сад закачался. Мальчик невольно присел. А грохот покатился дальше, к Волге, к Бабайскому монастырю.

Пробраться сквозь мокрые кусты нетрудно. Все равно нет ни одной сухой ниточки на теле. Ничего, ничего! Осталось сдвинуть доски и пролезть в сад. Но что это? Они не поддаются. Наплотно заколочены гвоздями. Значит, отец обнаружил лазейку. Какая досада!

Спрятав корзину под кустом, Коля стал карабкаться на забор. Скользко, нет опоры ногам! Все ладони исцарапал. Наконец, он в саду. Ноги сами несут к крыльцу дома. И вдруг сквозь шум дождя ему послышался слабый стон. Коля остановился. Стон доносился откуда-то из соседней аллеи. Должно быть, молния кого-то поразила.

Потоки дождя хлынули еще сильнее. Заманчиво звало к себе крыльио. Там, дома, – сухое белье, теплое одеяло, чай с вареньем. Соблазн был большой. Но Коля повернул в ту сторону, откуда долетал стон. Разве можно было оставлять без помощи оказавшегося в беде человека!

И вот он в соседней аллее. Не сон ли это?

Он протер глаза. Видение не исчезало – под дождем, прижавшись спиной к дереву и уронив голову на плечо, стояла мать. Платье ее плотно прилипло к телу. С растрепавшихся волос лились струйки воды.

– Мамочка! – стремительно бросился к дереву Коля. – Мамочка!

Елена Андреевна вздрогнула и подняла голову:

– Мой мальчик, мой дорогой мальчик, – прошептали ее посиневшие губы.

Коля крепко обнял мать обеими руками, словно стараясь прикрыть ее своим телом от этого неистового проливного дождя, от сверкающих зеленых молний, от грозно рокочущего грома.

– Что случилось, мамочка? Почему вы здесь? Идемте домой! – Коля потянул ее к себе. Но она даже не сдвинулась с места. Тут только он заметил, что руки ее закинуты назад и привязаны к дереву. Еще тревожнее забилось его сердце. Смутная догадка мелькнула в сознании. Он торопливо начал развязывать веревку. Узел затянулся. В отчаянии Коля вцепился в него зубами. Секунда, и веревка свалилась. Мать свободна. Она бессильно опустилась на сырую землю.

Новый удар грома потряс сад. Елена Андреевна мгновенно поднялась.

– Домой! Скорее! – возбужденно повторяла она, будто очнувшись от сна. Глаза ее лихорадочно блестели, длинные волосы рассыпались по плечам, в туфлях чавкала вода. Мать похожа была сейчас на утопленницу, которую только что вытащили из холодного темного омута.

– Мамочка! Что случилось? Что? – снова спросил Коля, но она молча увлекала его вперед.

На крыльце стояла заплаканная, в сбившемся повойнике няня. Она повалилась на колени:

– Прости меня ради Христа, матушка-барыня! Не могла тебе помочь. Строго-настрого он запретил. На «девятую половину» послать грозился.

– Встань, встань, нянюшка! – срывающимся голосом произнесла Елена Андреевна. – Я все знаю, все понимаю. Ты не виновата…

Когда Коля переоделся, няня принесла ему горячего молока.

– Беспременно выпей, родименький, – сказала она, – не то лихоманка привяжется.

Но до молока ли ему! Что ж все-таки произошло с матерью? Как она оказалась под грозой, привязанная к дереву? Конечно, это сделал отец. Никто другой в доме не мог так поступить. Но за что, за что такое ужасное наказание? В чем она провинилась перед ним?

Охая и ахая, крестясь и плача, няня рассказала обо всем, что произошло. А было это, по ее словам, так.

Не успел Коля уйти в лес, как Алексей Сергеевич явился в комнату матери.

– Где этот сорванец? – резко спросил он. – Хочу поговорить с ним.

Мать, скрывая волнение, ответила, что разрешила детям погулять. Они скоро вернутся.

– Разрешила? – топнул ногой Алексей Сергеевич. – В этом доме только я могу разрешать. Пора бы это знать, сударыня!

Мать промолчала. Но Алексей Сергеевич продолжал возмущаться:

– До чего дело дошло! Мои сыновья возжаются с подлым отродьем. И все ты, ты разрешаешь!

Елена Андреевна робко возразила:

– Дети есть дети. Все одинаковы.

– Ах, вот оно что! Так-то ты Николку воспитываешь! Ну, подожди, я тебе покажу, – и отец, больно ухватив Елену Андреевну за руки, потащил ее за собой в сад.

На крыльце стоял староста. Он пришел за обычными распоряжениями по хозяйству.

– Веревку! – крикнул ему Алексей Сергеевич. – Быстрей!

Староста растерялся. Какую веревку? Зачем она нужна? Но попробуй спроси барина, когда он в таком гневе.

На глазах удивленного старосты Алексей Сергеевич привязал жену к стволу старой липы. Елена Андреевна не произнесла ни слова. Она знала, что и упрашивать, и кричать о помощи бесполезно. Никто не посмеет пойти наперекор…

Началась гроза. Алексей Сергеевич, должно быть, забыл о жене. Он пьяно выкрикивал какие-то угрозы, хрипло пел солдатскую песню:

Бонапарту не до пляски,
Растерял свои подвязки,
Хоть кричи пардон!

И кто знает, сколько бы времени простояла у дерева, зловеще озаряемая вспышками молний, измученная, насквозь промокшая мать, если бы не Коля…

– Так-то вот, Николенька, – закончила свой рассказ няня, в десятый раз принимаясь вытирать фартуком слезы.

Она куда-то ушла, но вскоре появилась опять:

– В Аббакумцеве пожар начался, – тревожно сказала няня, – наши мужики на помощь туда побежали. А еще, сказывают, пастушонка громом убило.

– Какого пастушонка? – испуганно спросил Коля.

– Да того, сказывают, который маленький. Алешкой кличут.

Что-то дрогнуло в Колином сердце. Не может быть! Всего какой-нибудь час назад Алеша играл вместе с ними, весело смеялся, хлопал кнутом.

– На телеге его привезли, – добавила няня, – у Лукерьи на завалинке положили.

Не спрашивая разрешения, Коля со всех ног бросился в деревню.

У избы тетки Лукерьи толпился народ. Мужики стояли без шапок. Женщины громко голосили. А Лукерья, повязанная черным платком, нараспев причитала:

Ты, родимо мое дитятко,
Уж ты, чадо мое милое,
На кого же ты, соколик мой,
Да спокинул меня, бедную?

Потом она упала на колени и, гладя мертвого мальчугана по лицу, запричитала еще горестнее:

Ты, родимо мое дитятко,
Повставай на резвы ноженьки…

Видно, крепко жалеет тетка Лукерья Алешу, думал Коля, слушая ее тоскливые причитания. Даром, что он ей не родной. Только почему она раньше все жаловалась: «Навалили обузу на мою шею. Пои, корми его, постреленка!»

Ребятишки пугливо жались около взрослых. А Кузяха забрался на изгородь и, держась рукой за ветлу, глядел через толпу куда-то вниз.

– Лезь сюда! – заметив барича, негромко пригласил он.

Но Коля начал протискиваться вперед.

– Пустите баринова сыночка. Аль не видите? – простуженно засипел нищий старик Ваня Младенец с сучковатым посохом в трясущейся руке. – Пускай поглядит на новопреставленного раба божия…

Алеша лежал на свежей, со следами дождя соломе. Открытые глаза его удивленно смотрели на небо. Лушкин венок так и остался у него на шее. Крохотное лицо мальчика посинело, а скрещенные на груди ручонки черны, как уголь.

Чем больше смотрел Коля на своего маленького друга, тем больше сжималось его сердце. Ах, Алеша, Алеша! Ну, как же так? Вечером собирался быть на Атамановой горке, играть в добрых разбойников…

Горячий клубок подкатился к горлу. Не выдержав, Коля горько-горько заплакал. В слезах этих были и незаслуженные обиды, нанесенные ему сегодня отцом, и тяжкие мучения любимой матери, и нежданная-негаданная Алешина гибель.

– Вишь ты, хоть и барин, а тоже сердце имеет, – сочувственно произнес вдруг Ваня Младенец, загремев веригами. – Душевный, должно, человек будет. Не в батюшку своего родного!..

В этот день в Аббакумцеве сгорело двенадцать изб. Тринадцатую еле отстояли. Пожары были и в других селениях, над которыми пронеслась гроза.

И, конечно, вечером никто не пришел на Атама-нову горку. Так и не состоялся поход добрых разбойников на Волгу.

Отъезд

…Сердце мое забилось сильно и неправильно при последнем взгляде на ветхий дом наш и окрестности бедной деревеньки, в которой я провел первые годы жизни.

Н. Некрасов. «Жизнь и похождения Тихона Тростникова»

Лето кончилось. Однажды утром, проснувшись, Коля глянул в окно: зеленая крыша флигеля за ночь стала белой-белой, словно ее посыпали известкой. Побелели и трава, и кусты, и цветочные клумбы. Неужто иней?

– Андрюша, – толкнул он в бок брата, свернувшегося клубком под теплым одеялом.

– А? Чего? – высунул Андрюша взлохмаченную голову, не понимая, зачем его тревожат.

– Смотри! Иней!

Андрюша громко зевнул и повернулся на другой бок.

Обиженный равнодушием брата, Коля отправился к няне. Она внимательно слушала его, покачивая седой головой.

– Что же тут удивительного, Николушка, – сказала няня, – пора! Теперь пойдут заморозки. Не удержишь. После Ивана-постного тепла не жди.