Нэнси Като - Все реки текут

• Название: Все реки текут
• Автор: Нэнси Като
• Издательство: Фора-фильм, ТОО Пролог
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1993
• ISBN: 5-87592-006-8

«Все реки текут» – экранизированный роман австралийской писательницы Нэнси Като.

Корабль, на котором в Австралию в поисках лучшей жизни, направляется с родителями юная англичанка Филадельфия Гордон, терпит крушение. Оставшаяся сиротой Филадельфия, поселяется на ферме своей тётушки в окрестностях Эчуки. Часть оставленного отцом наследства она инвестирует в колёсный пароход. Её жизнь навсегда меняется, когда ей встречается Брентон Эдвардс. Дели выходит за Брентона замуж и отказывается от карьеры художницы в Мельбурне ради жизни и путешествий по реке на пароходе.

---

Спустившись на палубу, она церемонно попрощалась с Брентоном за руку и, пожелав всем счастливого плавания, ступила на сходни. С глазами, полными слез, она уже повернула к ступеням, ведущим на верхнюю пристань, когда Брентон сбежал по трапу и крепко поцеловал ее у всех на виду. Команда одобрительно загудела – все, кроме А-Ли и механика, который бросив исподлобья хмурый взгляд, сказал:

– Сколько еще мне держать пар в этой старой консервной банке? – Он сердито вытер руки о промасленную полотняную кепочку.

Стоя на освещенной солнцем верхней пристани, Дели увидела, как вспенили воду колеса.

«Филадельфия» дала громкий протяжный гудок и, отчалив, направилась вниз, к устью реки Кэмпасп. Скоро она исчезла за поворотом.

12

Холодный ветер принес с собой дождь. Косые его струи встречали пассажиров, выходивших на улицу Свенсона, свирепо хлестали извозчичьи пролетки, устремившиеся вверх по улице, массивные серые колонны здания Национальной галереи потемнели от дождя.

По залам галереи, освещенным тусклым искусственным светом, уныло бродили немногочисленные посетители, переходя от картины к картине, обмениваясь скупыми негромкими фразами, словно на траурном собрании. Служители сидели в сторонке, напоминая владельцев похоронного бюро, дела которых идут из рук вон плохо.

Сквозь высокие окна нижнего этажа неяркий свет пасмурного дня проникал в студию, где ученики Художественной школы трудились над своими работами.

В здании прозвенел звонок. Обнаженная натурщица в натурном классе встала с помоста; студенты в классе натюрморта вытирали свои кисти, внезапно почувствовав, как устали от напряжения их глаза, как затекли спина и ноги, каким холодным было зимнее утро.

Тоненькая девушка, перепачканная краской с ног до головы, казалось, не слышала звонка. Она продолжала работать, тогда как другие складывали свои сумки и этюдники, убирали мольберты к стене.

– На сегодня достаточно, мисс Гордон, – сказал ей щеголеватого вида темноволосый преподаватель с густыми усами и гладко выбритым лицом. – Вы не забудете поставить мольберт на место?

– Нет, господин Холл, – она посмотрела на его удаляющуюся спину невидящим взглядом. Ее синие глаза были сфокусированы на неоконченной картине. Она откинула со лба прядь волос, оставив при этом на лице пятно охры.

Как не любила она такую вот работу, рассчитанную по часам и минутам, когда приходится прерываться в самый неподходящий момент и потом начинать снова, медленно и мучительно входя в нужное творческое состояние. Она промыла кисти в скипидаре, сняла халат и вымыла лицо и руки в маленькой умывальной, на дверях которой красовалось предупреждение: КИСТИ В РАКОВИНЕ НЕ МЫТЬ.

Во второй половине дня у нее не было занятий, и она собралась уходить. У выхода ее ожидал сокурсник, упитанный молодой человек, который забрал у нее папку с этюдами.

– Давай зайдем в кафе, Дел, я хочу угостить тебя горячим кофе, – он посмотрел на ее бледные худые щеки. – Не похоже, чтобы ты питалась нормально.

– Извини, Джерими, но сегодня не могу: Имоджин ждет меня к обеду, она приготовила свое излюбленное карри.[13]

– Но чашка горячего кофе тебе не повредит, – стоял на своем Джерими.

– Думаю, что нет, – нерешительно сказала она, избегая встречаться с ним глазами. Она презирала себя за то, что малодушно принимала его угощения: то кофе, то обед, то послеполуденный чай. Но приходилось думать и о своем здоровье: после занятий в прохладной студии или после пейзажного класса на природе в зимнее время было просто необходимо глотнуть чего-нибудь горячего, а ее скудные средства этого не позволяли.

Джерими был слишком ленив, чтобы стать настоящим художником. Он не внушал ей симпатии, но… «Жить как-то надо», любила повторять ее соседка по комнате Имоджин. Сделав неуверенную попытку отобрать у него свой этюдник, Дели пошла рядом с ним, пряча лицо в воротник пальто.

Вниз, в сторону центра города, шла конка, которую тянула пара взмыленных гнедых лошадей. Джерими плотно прижал к себе локоть Дели, и они побежали через покрытую лужами улицу. В вагончике Дели закашлялась.

– Тебе не холодно? – с беспокойством сказал Джерими. – Возьми мой шарф. Зима – не лучшее время для жизни в Мельбурне.

– О нет! Я люблю его во все времена года. Ты не представляешь себе, что значит для меня возможность жить здесь после Эчуки.

Не прошло еще и года, как Дели приехала в Мельбурн, но ей казалось, что она родилась здесь. Когда туманным утром она въехала в город через Принс-Бридж и увидела отражения деревьев и зданий в спокойной Ярре, высокие серые шпили собора Св. Павла, спешащих мимо людей, зеленые ровные газоны под голыми темными деревьями, ее сердце замерло от сладкого волнения, которое с тех пор так и не оставляло ее.

Этот большой город был ее духовным домом. Пять лет назад здесь зародилось новое художническое течение, которое Том Робертс привез из Европы, где он познакомился с импрессионизмом, получая знания из первых рук. Вся атмосфера Мельбурна напоминала Дели полотна импрессионистов: прозрачный, трепетный воздух, кипение жизни и ощущение легкой раскованности.

Бернард Холл, ее преподаватель в Художественной школе, не слишком импонировал ей; его полной противоположностью был учитель по классу рисунка, усатый Фредерик Маккубин с живыми, веселыми глазами. Работать под его началом было одно удовольствие.

На Новый 1901 год Дели участвовала в празднествах по случаю создания Нового содружества наций, а позднее вместе со всеми оплакивала королеву Викторию, по которой носила траур целую неделю.

Приграничная Эчука, долгое время страдавшая от таможенных ограничений, по-видимому, обезумела от радости в День создания Федерации.[14] Дядя Чарльз прислал Дели вырезки из «Риверайн Геральд», специальный выпуск которой был напечатан ярко-синей краской.

Однако Эчука, нудная работа в фотостудии, сезонные перепады на реке – все это было где-то далеко, в северной стороне, и с каждым днем отодвигалась все дальше. А сейчас она вышла из конки на Литл-Коллинз-стрит в Мельбурне…

Дождь почти перестал, осталась лишь легкая изморось. Повинуясь настойчивой руке своего спутника, Дели свернула в кафе, и они начали спускаться по его темным ступеням.

Дели шла по крутому склону Пант Роуд, торопясь в свою квартирку в районе Южной Ярры. Всю зиму ее донимал бронхит, приступы кашля повторялись один за другим, особенно когда она волновалась или спешила.

Она замедлила шаг и постаралась дышать ровнее. Несмотря на холодную погоду, щеки ее пылали сухим жаром. Она ощущала лихорадку и слабость во всем теле.

А вот и дом, ей остается дойти до следующих железных ворот. Одним из преимуществ квартиры, которую она снимала на пару с Имоджин и которая представляла собой не что иное, как сторожку садовника, был большой сад, где девушки по солнечным воскресным утрам могли делать этюды, отрабатывая светотень. Владельцы дома, знакомые матери Имоджин, предоставили сад в полное распоряжение квартиранток. Было так чудесно сбросить с себя надоевшие оковы регламентированной жизни маленького города: плотные обеды, переодевания перед посещением церкви, одним словом, все эти условности, созданные для того, чтобы убить время.

Когда она вышла на старую, выложенную плитами веранду, из комнаты были слышны звуки подозрительной возни и смешки. Стараясь производить как можно больше шума, она вошла в комнату и увидела стоящего у окна молодого человека, подчеркнуто заинтересованно глядящего в окно. Имоджин, низенькая, чувственная брюнетка, грациозным, будто кошачьим, движением поднялась со своего дивана-кровати в углу.

– Я тебе говорила, что это всего лишь Дели, – сказала она с усмешкой. – Ее можно не стесняться.

Молодой человек поклонился. Дели наспех поздоровалась с ним и прошла в кухню (больше комнат не было), на ходу снимая мокрый плащ и берет. Она уже начала привыкать к выходкам своей подруги, которая меняла любовников, как иная женщина меняет шляпки, но все равно каждый раз испытывала легкий шок.

Она выключила плиту и начала раскладывать карри. Дели была голодна и надеялась, что гость не рассчитывает на завтрак: мяса в карри было совсем немного, главным образом рис. Но Имоджин принесла третью тарелку.

– Ты не возражаешь, если Элби позавтракает с нами? – спросила она, натянуто улыбаясь. Светло-зеленые глаза, опушенные темными ресницами, внимательно изучали подругу.

– У тебя усталый вид, моя милая. Ты, наверное, вся вымокла. Иди посиди в комнате, пока я приготовлю чай.

Имоджин была не прочь взять на себя роль заботливой матери.

В рассеянности Дели Гордон было что-то трогательно-беспомощное. Она постоянно теряла что-нибудь, плутала по улицам, сев не в тот транспорт или забывая выйти на нужной остановке. Даже туда, где она бывала много раз, она не могла добраться без посторонней помощи.