Нил Гейман - Книга кладбищ

• Название: Книга кладбищ
• Автор: Нил Гейман
• Жанр: Ужасы и Мистика

Главного героя «Книги Кладбища» зовут Бод. Это не опечатка: не Боб, а Бод, сокращенно от Nobody, «Никто». Столь редкое имя паренек получил от своих приемных родителей. Бездетная чета Иничей взяла мальчика под опеку, чтобы защитить от человека по имени Джек, убившего настоящую семью Бода.

Даже для нашего безумного времени Иничей не выглядят обычной семейкой. Ладно бы — просто жили на кладбище в могилах, но ведь оба супруга давно умерли. Кладбищенская ограда не просто огораживает место, где лежит хладный прах, она отделяет мир живых от мира мертвых. Здесь, среди помпезных гробниц и простых могильных плит, кипит «нежизнь»: играют умершие дети, позерствует покончивший жизнь самоубийством поэт-графоман, в старинном кургане охраняет сокровища своего повелителя загадочный Синий Человек, а где-то даже есть проход в пустыню с заброшенным городом, приспособленным духами под свое обиталище. Таков новый дом Бода, который своей экзотической необычностью ничуть не уступает сказочным джунглям Маугли.

Книга состоит из нескольких небольших историй из жизни Бода. С каждой из них герой становится старше на два-три года. Все зарисовки выстраиваются в цельную историю неминуемого взросления, которое рано или поздно выведет Бода, как в свое время его литературный прообраз, из места, ставшего нынешним домом, в мир обычных людей.

---

— Знаешь, — произнёс он, — по-моему, это надо отдать тебе. Точнее, это была идея Лизы.

Сайлас взглянул на конверт, достал карточку, посмотрел на неё, перевернул и прочёл карандашную пометку Абаназера Болджера, в которой мелким почерком описывалось, как пользоваться карточкой.

— Рассказывай всё с самого начала, — потребовал Сайлас.

Ник рассказал ему всё, что помнил о прошедшем дне. В конце его рассказа наставник глубоко задумался и покачал головой.

— Теперь всё плохо? — спросил Ник.

— Никто Иничей, — сказал Сайлас, — ты набедокурил будь здоров. Но я, пожалуй, предоставлю твоим родителям выбирать меру наказания. А мне сейчас надо избавиться от этого.

Карточка скрылась в бархатном мраке его накидки, а затем Сайлас исчез, как умеют исчезать лишь такие как он.

Ник натянул куртку на голову и побежал по скользкой тропинке на вершину холма, в мавзолей Фробишеров. Он оттащил в сторону гроб Эфраима Петтифера и стал спускаться вниз, вниз, до самого конца.

Он положил брошь рядом с чашей и ножом.

— Вот, — произнёс он. — Её даже почистили. Как новенькая.

— ОНО ВОЗВРАЩАЕТСЯ, — отозвалась Гибель, и по голосам её было понятно, что она довольна. — ОНО ВСЕГДА ВОЗВРАЩАЕТСЯ.

Это была очень долгая ночь.

Ник брёл, усталый и немного пришибленный, мимо скромного надгробия мисс Либерти Роуч («Потраченное ею — пропало, отданное — осталось с нею навеки. О читатель, будь щедрым!»), мимо могилы приходского пекаря Харрисона Вествуда и его супруг Мэрион и Джоан, и спустился к окраине кладбища. Мистер и миссис Иничей умерли много столетий тому назад, когда ещё не считалось, что пороть детей непедагогично. Той ночью мистер Иничей сделал то, что счёл своим долгом, и задница Ника до сих пор болела. Но взволнованное лицо миссис Иничей расстроило Ника куда больше, чем могла расстроить любая порка.

Он взялся за железные прутья забора, отделявшего неосвящённую часть кладбища, и проскользнул между ними.

— Эй, — позвал он. Ответа не последовало. Под боярышником не было видно лишней тени. — Надеюсь, с тобой всё хорошо? — спросил Ник.

Молчание.

Он успел снять джинсы в избушке садовника — в сером саване было привычнее и удобнее, — но куртку он оставил себе. Ему понравилось иметь карманы.

Когда он ходил переодеваться, он взял в избушке садовника серп, и сейчас принялся косить им крапиву. Он яростно косил её и бросал в сторону, пока перед ним не остался голый кусок земли с остатками корней.

Тогда он достал из кармана стеклянное пресс-папье, переливающееся множеством цветов, и эмаль с кисточкой.

Он макнул кисточку в коричневую эмаль и аккуратно вывел на пресс-папье буквы: «Е. Х.»

А чуть ниже написал: «Мы помним всё».

Наступало время ложиться спать. Пора было возвращаться — ему не стоило опаздывать ко сну в ближайшее время.

Он положил пресс-папье на землю, где были заросли крапивы — туда, где, по его мнению, должно было быть изголовье. Пару секунд он смотрел на то, что получилось, затем развернулся, проскользнул сквозь прутья и — уже увереннее — начал взбираться на холм.

— Недурно, — послышался голос за его спиной. — Совсем даже недурно.

Он оглянулся, но вокруг не было ни души.

Глава 5 Танец смерти

Вот-вот что-то должно было случиться. Ник был в этом уверен. Это чувствовалось в хрустальном зимнем воздухе, в звёздах, в ветре, в темноте. Это читалось в ритмах долгих ночей и мимолётных дней.

Миссис Иничей выпроваживала его из маленькой гробницы Иничеев.

— Давай-давай, иди, побегай, — приговаривала она. — У меня и без тебя куча дел.

Ник жалобно посмотрел на мать.

— Там же холодно, — сказал он.

— Ну конечно, — сказала она. — Это же зима. Ты только посмотри, — продолжила она, обращаясь скорее к себе, чем к Нику, — в каком состоянии ботинки. А платье! Его надо заштопать. И смести паутину — тут всё безобразно заросло паутиной. Так что давай-ка, марш отсюда, — повторила она. — У меня столько дел, а ты под ногами путаешься.

И она стала напевать себе под нос песенку, которую Ник раньше не слышал:

— Богачи и бедняки
Пляшут смертень у реки.

— Что это ты поёшь? — спросил Ник и тут же об этом пожалел, потому что лицо миссис Иничей стало мрачнее тучи. Ник поспешил убраться из гробницы, пока она не дала волю гневу.

На кладбище было холодно и темно. В небе уже загорелись звёзды. На Египетской аллее Ник встретил матушку Слотер. Она щурилась на зелень.

— Мальчик, у тебя глаза посвежее моих, — сказала она. — Ты не видишь, там что-нибудь цветёт?

— Разве что-нибудь цветёт зимой?

— А что ты на меня так уставился? — возмутилась она. — Всё цветёт в свой черёд. Сперва зачатки, потом цветочки, затем всё вянет. Всему своё время, — она поёжилась, кутаясь в свою накидку и поплотнее натягивая чепец, и продолжила:

— «Пой, танцуй и веселись, смертень всех уносит ввысь». Да, мальчик?

— Я не понимаю, — признался Ник. — Что такое смертень?

Но матушка Слотер уже нырнула в заросли плюща и исчезла из вида.

— Странно, — сказал Ник вслух. Он надеялся погреться и поговорить с кем-нибудь в людном мавзолее Бартелби, но никто из всего семейства — из всех семи поколений — не нашёл для него времени. Они занимались чисткой и уборкой, все до единого, от мала (ум. 1690) до велика (ум. 1831).

Фортинбрас Бартелби, который умер, когда ему было десять лет (от чахотки, как он сообщил Нику, и тот был страшно разочарован, потому что раньше почему-то думал, что мальчика съели львы или медведи, а оказалось, что тот просто скончался от болезни), вышел к нему извиниться.

— Не получится сегодня поиграть, мистер Ник, — сказал он. — Завтрашняя ночь не за горами. Разве такое часто бывает?

— Каждую ночь, — сказал Ник. — Каждая завтрашняя ночь приходит за каждой сегодняшней.

— Только не эта, — сказал Фортинбрас. — Эта бывает так же редко, как синяя луна или семь воскресений в неделю.

— Это же не ночь Гая Фокса, — сказал Ник. — И не Хеллоуин. И не Рождество, и не Новый год…

Фортинбрас весело улыбнулся. У него было совершенно круглое лицо, усыпанное веснушками.

— Конечно нет, — кивнул он. — Это совсем особенная ночь.

— А как она называется? Что будет завтра?

— Самый лучший праздник, — ответил Фортинбрас, и Ник видел, что он собирался договорить, но его бабушка, Луиза Бартелби (которой было всего двадцать лет), подозвала его к себе и что-то сердито прошептала ему на ухо.

— Я не говорил, — сказал Фортинбрас. Затем повернулся к Нику и сказал: — Извини, у меня дела.

Затем он взял тряпку и принялся натирать ею свой пыльный гроб.

— Пум-пум, пум-пурум, — запел он. — Пум-пум, пум-пурум.

С каждым «пурум» он делал живописный взмах тряпкой.

— А чего ты не поёшь эту песню?

— Какую?

— Которую все остальные поют.

— Некогда, — сказал Фортинбрас. — И потом, завтра ещё не наступило.

— Нам некогда, — сказала Луиза, которая умерла при родах, рожая близнецов. — Иди, займись своими делами.

Затем она запела своим звонким голосом:

— Ночь настанет — и пляши,
Смертень — танец для души

Ник подошёл к полуразрушенной церкви, проскользнул между камнями и спустился в склеп, где устроился ждать возвращения Сайласа. Ему было холодно, но он не боялся замёрзнуть: кладбище оберегало его, а жителям кладбищ не страшен холод.

Наставник вернулся утром с большим полиэтиленовым пакетом.

— Что там?

— Одежда. Для тебя. Примерь, — Сайлас достал из пакета свитер цвета савана Ника, джинсы, нижнее бельё и бледно-зелёные кроссовки.

— Зачем мне всё это?

— Чтобы носить. А вообще, ты уже повзрослел — тебе сколько? Десять лет, да? Обычно живые люди носят одежду. Ты один из них, так что тебе пригодится привычка одеваться. И ещё можешь считать, что это камуфляж.

— Что такое камуфляж?

— Когда что-нибудь прикидывается чем-нибудь другим, так чтобы люди не знали, что на самом деле перед ними находится.

— А, кажется, понятно, — сказал Ник и оделся. Под конец он запутался в шнурках, и Сайласу пришлось учить его шнуровать ботинки. Эта процедура далась Нику нелегко, поэтому он завязывал и развязывал шнурки много раз подряд, пока наставник не решил, что достаточно. Тогда Ник задал ему давно заготовленный вопрос.

— Сайлас, что такое смертень?

Сайлас вскинул брови и наклонил голову.

— Где ты о нём услышал?

— Да всё кладбище только о нём и говорит. Похоже, он наступит завтра ночью. Так что такое смертень?

— Это такой танец, — ответил Сайлас.

— «Ночь настанет — и пляши», — вспомнил Ник. — А ты тоже танцуешь смертень? Что это за танец?