Аллен Стил - Хорошая крыса

• Название: Хорошая крыса
• Автор: Аллен Стил
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-91181-535-6

«The Good Rat» by Allen Steele. Copyright © 1995 by Allen Steele. First appeared in Analog. Mid-December 1995.

Рассказ «Хорошая крыса» — типичная твердая научная фантастика из «Analog», хотя Стил больше публикуется в «Asimov's». Это произведение любопытным образом контрастирует с «Сестрами» Грега Бира. Основная идея проста: в будущем все лабораторные испытания будут проводиться не на подопытных животных, а на людях-добровольцах, и это превратится в особого рода заработок.

---

Иногда помогает Дуг, когда Сильвии нужно вздремнуть или когда у нее слишком болят ноги. Оба терпеливы. Не обращаются со мной как с сосунком или тормозом, не смеются, когда мне не разобрать длинное слово, подсказывают, как правильно произносить его, снова и снова, пока у меня не получается. Если что-то сложное, Сильвия объясняет, что это значит, простыми словами или даже рисует маленькие картинки. Делает заметки на почтовой бумаге и изучает их вечерами, пока я не вырублюсь.

После первых дней уже самостоятельно справляюсь с юмористическими страничками, потом начинаем комиксы, которые таскает нам доктор Умник. Вначале «Арчи и Джугхед»,[30] потому что они простые. Когда Сильвии нет поблизости, обсуждаем с Дугом, кого бы мы трахнули, Бетти или Веронику, но вскоре я принимаюсь за «Бэтмена» и «Людей-X». Обнаруживаю., что комиксы куда лучше фильмов.

Дуг хороший учитель, но я предпочитаю Сильвию.

Забавные вещи творятся. Понимаю газетные заголовки. Они больше не кажутся' мне инопланетными. Открываю, что они и в самом деле что-то значат. Такого по ящику не показывают.

Затем начинаю разбирать названия на корешках книжек Дуга. Выясняю, что он любит фантастику и шпионские романы. Говорит, книги лучше кино. Верю, когда он рассказывает, о чем они. Все еще не могу прочесть, потому что пока мне нужны картинки, чтобы понимать слова, но впервые действительно хочется узнать, что там, в книгах.

Трудно описать. Словно бредешь под дождем по густому лесу, где не видно ничего, кроме теней, и думаешь, будто ночь, и пытаешься держаться тропы, потому что не знаешь, что по сторонам. И вдруг деревья заканчиваются, и ты на лугу. Солнце прямо над головой, тепло, и впереди расстилаются долины, и горы, и цветы, и все такое красивое, что хочется провести тут остаток жизни.

Вот на что это похоже. Вдруг оказывается, я не такой тупой, каким себя считал.

Как-то ночью, когда все расходятся по комнатам и вырубают свет, ловлю себя на том, что плачу. Плачется не легко, не так меня воспитали. Помню, как папаша, застав меня за хлюпаньем, выбивал из меня дерьмо, обзывал сопляком и девчонкой. Не просто это объяснить, и не в двух словах, но отчасти потому он и забрал меня из школы и отправил работать в своем гараже. Сказал, хочет, чтобы я был мужчиной, и не желает, чтобы безбожники-либералы пудрили мне мозги книжонками и идейками.

Когда он скопытился, рухнув замертво с гаечным ключом в руке, мне как раз стукнуло восемнадцать. Единственной вещью в моем бумажнике оказалась призывная повестка, которую я не мог прочесть. Служба позволила мне посмотреть мир и внушила желание узнать больше, но возвращаться в школу было уже слишком поздно. Чтобы держаться на плаву и иметь возможность ездить по свету, мне оставалось только сделаться крысой. Крысой, которой ее тело не принадлежит.

Есть что-то неправильное в том, что закон позволяет людям становиться крысами, потому что крысу уважают больше человека. Крыса не может научиться читать, а человек может. Только никто не хочет тратить деньги на школы. Скорее уж их вбухают в строительство тюрем, а потом станут швырять туда тех, кто продает сигареты. А тем временем учителям приходится делать то, от чего закон защищает крыс.

Реву той ночью не из-за Сильвии или ее брата, хотя и из-за них тоже. Плачу о потерянных годах своей жизни.

Провожу дни, пытаясь узнавать как можно больше, но одну вещь обойти никак не могу. Сильвию.

Начал учиться читать, потому что хотел трахнуть ее. Соглашаться с ней казалось простейшим способом затащить ее в постель.

Во время эксперимента секс с другими крысами — ни-ни, это четко прописывается в контракте. Видал, как кой-кого вышвыривали только за то, что застали в чужой комнате, даже если оба и штанов не сняли. Но когда опыты заканчиваются и все при своих, нет ничего дурного в том, чтобы оттянуться в ближайшем мотельчике.

Все еще тянет переспать с Сильвией. Иногда встает, просто когда сижу рядом с ней в комнате отдыха и она помогает разобрать слово, которого я раньше не встречал. Не отрываю от нее глаз, когда она бежит по дорожке рядом со мной.

Только сейчас все по-другому. Дело не в том, чтобы затащить Сильвию в дешевый мотель на короткий сеанс сунь-вынь. И даже не в уроках чтения. Просыпается какое-то пугающее чувство к ней.

Два дня до конца испытаний. Одни в комнате отдыха, читаем друг дружке «Человека-Паука». Спрашиваю ее прямо. Говорю: эй, почему ты помогаешь мне?

Продолжает смотреть в книжку, но отводит волосы с лица и слегка улыбается. Потому что я учитель, говорит, и это моя профессия. Ты мой первый ученик после колледжа.

В парке куча бродяг, не умеющих читать, говорю. Всегда можно учить их. Зачем возиться со мной?

Долго смотрит на меня. Не сердито, не холодно. Не разобрал как.

Потому что, отвечает, мне всегда хотелось побывать в Катманду, и, возможно, я нашла того, кто отвезет меня туда.

Могу отвезти тебя туда. Могу отвезти тебя в Непал, в Бразилию, в Ирландию. В Мексику, навестить твоего брата, если хочешь.

Краснеет. Отводит взгляд на миг, потом снова смотрит на меня. А может, ты просто хочешь отвезти меня в ближайший мотель, когда все закончится? Через это я уже проходила. И больше не намерена.

Трясу головой. Катманду лучше, говорю. Восход над Аннапурной — просто потрясно. Люблю очень. Хочу, чтоб ты увидела.

Любишь? Я просто учу тебя читать.

Оглядываюсь, не видит ли кто. Никого, но за камерой наблюдения, которая под потолком, точно кто-то есть.

Ну и черт с ними. Опускаю руку под стол, нахожу ее пальцы. Еще одно слово, которому ты меня научила, говорю.

Улыбается. Руку не убирает. Находит в кармане карандаш, сует мне, придвигает листок бумаги.

Если сумеешь его написать, говорит, я тебе поверю.

В последний день тестов первой фазы испытания продукта завершаются полным успехом. Последний замес Новейшей Усовершенствованной Зеленой Дряни не воняет, не обжигает, не вызывает зуда и лечит волдыри на ступнях. Против судорог у нас в ногах он не помогает, но это к делу не относится.

Доктор Умник нас благодарит, подписывает чеки. Сообщает, что мы отличные подопытные. Надеется вскоре снова поработать с нами. Кстати, в марте вы свободны? Программа испытаний нового антидепрессанта. Сейчас он ищет объекты исследования. Так как насчет весны?

Гляжу на Сильвию. Она сидит рядом. Ничего не говорит. Смотрю на чек. Выписан со счета Первого Бостонского Банка доктором Леонардом Уайтом.

Спасибо, доктор Уайт, говорю. Мой агент свяжется с вами. Чао.

У выхода нас поджидает такси. Просим водителя доставить нас к ближайшему отелю.

Прошло три года после нашей с Сильвией встречи в Бостоне. С тех пор кое-что изменилось.

Я наконец отвык от уличного языка. Все еще учусь, но уже не избегаю личных местоимений и не чувствую необходимости говорить обо всех событиях в настоящем времени. Тем из вас, кто терпеливо выносил Корявый слог этого повествования, приношу свои искренние извинения. Я пытался изобразить человека, которым был до того, как Сильвия вошла в мою жизнь.

Деньги, полученные за бостонские тесты, мы потратили на путешествие в Мехико, где Сильвия впервые за два года увидела своего брата. Через шесть месяцев мы полетели в Непал и отправились пешком по Аннапурне. Я показал Сильвии рассвет над Гималаями. Потом мы побывали на сафари в Кении и сплавлялись по Амазонке. Сейчас планируем весеннее путешествие в Северную Канаду, за Полярный круг. Холодновато, на мой вкус, но она хочет увидеть северное сияние.

А для моей крошки — все, что угодно.

В первую ночь в Катманду я пообещал подарить ей мир, который знаю, в обмен на тот, который знает она, и на нее саму. Она выполняет свое обещание, а я — свое.

Тем не менее мы все еще крысы.

Мы не можем пожениться, потому что лаборатории, обеспечивающие наши доходы, не принимают в качестве подопытных семейные пары. И хотя мы уже почти три года живем вместе, мы зарегистрированы в разных городах, раздельно заполняем налоговые декларации, и у каждого собственный банковский счет. Ее письма пересылают мне, но только наши агенты знают, в чем дело. Наверное, мы никогда не заведем детей, по крайней мере, пока не решим отказаться от этой странной свободы, которую обрели.

А свобода не достается даром. Я заложил последнюю полезную ткань своего тела. Сильвия не сумела снова вступить во владение роговицами, несмотря на все попытки отыскать законную лазейку, которая позволила бы ей сделать это, и хотя может настать время, когда ей придется отдать орган или два, она все еще настаивает, что ее тело — это ее тело.

Больнее всего то, что мы вынуждены время от времени принимать участие в тестах первой фазы, тратя по нескольку недель в год. Иногда мы попадаем на одни и те же опыты в одном и том же исследовательском центре, так что притворяемся, будто незнакомы.