Лев Аннинский - Три еретика

• Название: Три еретика
• Автор: Лев Аннинский
• Издательство: Издательство «Книга»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1988
• ISBN: 5-212-00024-6

Книга Льва Аннинского посвящена трем русским писателям XIX века, которые в той или иной степени оттеснились в общественном сознании как бы на второй план. Это А.Ф. Писемский, П.И. Мельников-Печерский и Н.С. Лесков, сравнительно недавно перешедший из «второго ряда» русской классики в ряд первый.

Перечитывая произведения этих авторов, критик находит в них живые, неустаревшие и важные для нынешнего читателя проблемы. В книге воссозданы сложные судьбы писателей, прослежена история издания и осмысления их книг.

---

Статья «Пчелы» представляет собой иронический отчет о выступлении Чернышевского в память Добролюбова. Вообще говоря, это уже оскорбление: сведение счетов над гробом. Но еще обиднее другое: существо речи Чернышевского в отчете начисто игнорируется, фельетонист «Пчелы» сосредоточивается на стиле оратора, на его вульгарной манере держаться и т. д.

Две недели спустя «Северная пчела» опять жалит Чернышевского: еще статья, и тоже большая, и тоже редакционная, и тоже в верхних столбцах. На сей раз – о статьях Чернышевского. И опять: не столько о существе его статей, сколько о манере письма: о безапелляционности тона, о нетерпимости к инакомыслящим.

Я не цитирую этих материалов, потому что их принадлежность перу Мельникова не доказана. И даже проблематична. Мельников литературных баталий не любит. Он даже не всегда читает брань в свой адрес. Во всяком случае (мы это скоро увидим), не всегда в том сознается. Между тем рядом с ним в «Северной пчеле» имеются молодые сотрудники, к этому, напротив, весьма склонные.

Но даже если Мельников сам и не пишет статей против Чернышевского, отвечать за них приходится именно ему: по той же причине, по какой приходится отвечать и Чернышевскому за своих молодых собратьев. Логика борьбы.

«Современник», в отличие от «Северной пчелы», реагирует быстро: ответ появляется уже в апрельской книжке. На сей раз Мельников назван прямо. Более того, он прямо обвинен.

Истина обнажается: еретик от староверия начинает играть роль еретика от радикализма.

– Вы, благосклонный читатель мой, – начинает свою отповедь «Современник», – может быть, скучаете, может быть, в претензии на меня, что я в прошедший месяц не являлся беседовать с вами… А я как раз собирался побеседовать – о г. Чернышевском. Разработка этой темы производится уже довольно долгое время. В особенности ревностно этим делом занята «Северная пчела». Поговаривали, что там предполагается учредить особенный литературный отдел под названием «Чернышевщина». Недавно два помещика завели спор о причинах неурожая гречихи. Оказалось, что причиною неурожая был г. Чернышевский. Мы могли бы привести бесчисленное множество таких примеров. Поставляет их «Пчелка» – и делает это дело – у! с каким искусством. И ведь недавно вступила на этот путь. По смерти Фаддея Венедиктовича была, как известно, на покаянии, сокрушалась о прошедших грехах. Теперь опять – за старое. И действует-то как неосторожно – в верхних своих столбцах…

(Я выделяю слою «верхние», чтобы читатель не пропустил начало интересной психологической операции: обозреватель «Современника» как бы раскалывает стан противника, ищет там тайных союзников. Скоро мы увидим, кого именно он намечает себе в союзники. – Л.А.).

– Всякий, читающий верхний столбец, где помещаются передовые статьи, и нижний, где помещается критика, знает, что бранятся там хорошо. Конечно, всем известно, что в «Пчеле» среди других сотрудников, как некий многоценный алмаз, блестит Павел Иванович Мельников, поместившийся с бывшим «Русским дневником» в улье «Пчелы». Но ведь Павел Иванович Мельников участвовал много лет, и не далее как в прошлом году, как известно всем, и в «Современнике». Павел Иванович Мельников человек очень ученый, а по расколу даже специалист, да еще специалист-то какой! у! у! И ведь вот что: взгляд Павла Ивановича на раскол сильно поизносился… Павел Иванович все еще смотрит на раскол точно так же, как смотрел патриарх Иоаким. Впрочем, все это частности, до которых нам нет дела…

Неправда. До этих частностей автору «Современника» в высшей степени есть дело, потому что автор этот, Григорий Елисеев, раскроем некоторый секрет, по первоначальному образованию – историк церкви. Однако в данном случае его игра строится как бы на другом. Вскользь, но со вкусом подкашивая Мельникова по специальной части, г. Елисеев главные свои эмоции концентрирует в части общегражданской. Эмоции такие: что же это так обидело Павла Ивановича, что он, старый сотрудник «Современника», вдруг так рассердился на этот журнал? Ах, позвольте! Уж не «Свисток» ли уронил репутацию «Современника» в его глазах? Так напрасно! «Свисток» – это же ведь не «Современник»…

Выписав предусмотренную на этот случай тактическую фигуру, обозреватель «Современника» вдруг оставляет Мельникова и возвращается к другому, как он считает, более вменяемому сотруднику «Северной пчелы». Мельников, как мы видим, уже назван: эта маска сброшена; другой же сотрудник по-прежнему замаскирован и обозначается бережным эвфемизмом: «автор верхних столбцов». Павел Иванович – хоть человек и с дарованием, но с дарованием сложившимся и вполне высказавшимся (читай: с окостенелым и исчерпавшимся. – Л.А.). Письма его о расколе доказывают, что от него ждать более нечего. Не то чтобы внутренняя сила была истощена, а она пошла в известное (читай: ретроградное. – Л.А.) направление, от которого исцелиться невозможно, как невозможно выпрямиться старому кривому дереву. Павел Иванович может подарить нам ученейшее сочинение о расколе, но сочинение это все-таки будет по своему штандпункту и тенденциям ничем не выше «Жезла Правления», «Увета Духовного» или «Пращицы Питирима»…

Опять в обозревателе «Современника» просыпается профессор духовной академии, а заодно, в «штандпункте», и бывший учитель немецкого языка. И опять он не дает себе воли: он возвращается к главной своей игре. А главная игра как раз и состоит в том, чтобы противопоставить неисправимому Мельникову его молодого собрата, автора «верхних столбцов». Молодого-то еще можно привлечь, образумить, он еще не искривился, как старое дерево… Не будем, однако, вслед за обозревателем «Современника» длить маскарад и назовем наконец человека, на которого г. Елисеев возлагает такие надежды. Человек этот и впрямь примечательный, что делает честь вкусу и чутью «Современника», – это ведь не кто иной, как Николай Лесков. Теперь внимание! С нижеследующих слов г. Елисеева, по существу, начинается в русской критике лесковиана:

– Нам жаль верхних столбцов «Пчелы». Там тратится напрасно сила, не только не высказавшаяся и не исчерпавшая себя, а, может быть, еще и не нашедшая своего настоящего пути. Мы думаем, по крайней мере, что при большей сосредоточенности и устойчивости, при большем внимании к своим трудам, она найдет свой настоящий путь и сделается когда-нибудь силою замечательною, быть может, совсем в другом роде, а не в том, в каком она теперь подвизается. И тогда она будет краснеть за свои верхние столбцы и за свои беспардонные приговоры… Веяние кружка, интересы минуты настраивают часто вопреки нашей воле каким-то странным образом наши взгляды. Особенно вредно в этом случае действует петербургский климат. Говорят, стоит только переменить климат, уехать за границу, особенно в Лондон, – и можно получить совсем другое настроение и воззрения…

Завершая этим пассажем изложение обширной статьи «Современника», напоминаю читателям, что на языке русской публицистики 1860-х годов «Лондон» – понятие отнюдь не географическое.

29 мая «Северная пчела» отвечает «Современнику». Отвечает официально, в передовой статье. В верхних столбцах. Вот этот ответ:

– «Современник» и в апрельской книжке не оставил нас без намеков и замечаний. Намеки, сделанные им, касаются лично одного из наших сотрудников, Павла Ивановича Мельникова, кстати сказать, вовсе не заведующего верхним отделом нашей газеты, а замечания относятся к другому нашему сотруднику, которому принадлежит большинство передовых статей «Пчелы» по русским вопросам с начала настоящего года. Г-н Мельников сам принял на себя труд ответить на намеки, касающиеся его влияния на «Северную пчелу», и тем избавил нас от необходимости говорить за него от лица редакции; а сотрудник, которому «Современник» сделал некоторые замечания за его «верхние столбцы», принял эти замечания с искренней благодарностью и очень рад опытным указаниям, по которым он может поверить свои убеждения. Ему нечем обижаться…

Надо признать, что Лесков выходит из боя не без изящества и при полном достоинстве… Впрочем, нет. Ему не удастся выйти из боя, и это станет ясно буквально через день. Дело в том, что, пока все это пишется, Апраксин-то двор уже горит. И прокламация «Молодая Россия» уже гуляет по рукам. И Достоевский уже идет к Чернышевскому просить, чтоб тот не поджигал Россию…

Мельников в эти дни пишет «Несколько слов г. автору „Внутреннего обозрения“ в „Современнике“».

Статья эта, написанная несколько коряво, со следами спешки и раздраженности, появляется в том же номере «Северной пчелы», от 29 мая. В нижних столбцах.

Вот она:

«В апрельской книжке „Современника“, в отделении „Внутреннего обозрения“ несколько страниц посвящено „Северной пчеле“ по поводу отзыва ее о г. Чернышевском. Дело понятное: иначе и быть не могло! „Пчела“ „Современнику“ стала ненавистна; но не столько за отзывы ее о г. Чернышевском, сколько за ее независимость, при которой она не кланяется никому ни направо, ни налево. „Современнику“ очень хорошо известно, что вся сила „Пчелы“ заключается в ее независимости, и потому нападать на нее прямо он не может. „Современник“ не может простить „Северной пчеле“, что она, будучи либеральной газетой, осмеливается иметь свое, независимое от влияния „Современника“ мнение, действует не по указам г. Чернышевского и даже порицает его за некоторые статьи, отдавая, впрочем, ему полную справедливость за другие. Но, будучи бессилен для того, чтобы прямо, открыто напасть на „Пчелу“, автор „Внутреннего обозрения“ мишенью своих выстрелов избрал меня. Это я принимаю за вызов на личный ответ… Здесь – личное мое объяснение. Г-н составитель «Внутреннего обозрения», не подписывающий своего имени в «Современнике», так же как и я не подписываю своего в «Пчеле», называет меня по имени, отчеству и фамилии. После этого я мог бы также назвать г. автора «Внутреннего обозрения» по имени, отчеству и фамилии. Но если другие не соблюдают правил литературного приличия, то это не дает мне права самому сделать такой же неприличный поступок…»