Михаил Попов - Барбаросса

• Название: Барбаросса
• Автор: Михаил Попов
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1998
• ISBN: 5-7632-0778-5

Харудж Краснобородый (Барбаросса) – самый известный мусульманский пират Средиземноморья. Его судьба – цепь невероятных, кровавых и феерических приключений. Из раба-галерника он благодаря своей воле, жесткости и изобретательности превратился во властителя Алжира. Низвергнутый в результате борьбы с испанцами, он, несмотря на свою изворотливость, был убит. Его дело продолжил брат Хайраддин, принявший и прозвище Барбаросса.

Эти морские разбойники, братья Барбаросса, и предстают на страницах одноименного романа талантливого московского прозаика Михаила Попова.

---

– Речь правильная, но ненужная. Умный корыстолюбец искал бы скорее встречи не со мной, но с Харуджем. Ведь я, ваше преосвященство, буду тратить золото, а не добывать, как он.

– Я понимаю это,– твердо, но без энтузиазма сказал кардинал.

– И его уйдет тем больше, чем менее организована голова нашего нового монарха.

– Что вы имеете в виду, святой отец?

– Например, охоту.

– Охоту?

– Это одна из сильнейших страстей, и, чтобы отвлечь его величество от увлечения ею и направить в сторону размышления над предметами существенными, необходимы многочисленные и яркие доказательства сверхъестественного коварства и непостижимой ловкости нашего краснобородого врага. Не всегда эти доказательства мы сможем добыть бесплатно, например с помощью пыток. Кое за что придется платить.

– О золоте можете не беспокоиться,– вновь подтвердил кардинал и вновь весьма сухим тоном.

– Есть и еще один важный пункт – люди.

Его преосвященство усмехнулся и позволил себе немного пошутить:

– Людей у нас больше, чем золота.

– Подойдет человек не всякий. Мало того, чтобы он был тверд в вере и предан королю и вам.

– Мало?!

– Да. Нужно, чтобы он был способен к самостоятельному размышлению, а это, как вы сами догадываетесь, часто несовместимо со слепой преданностью.

Кардинал впал в состояние неприятной задумчивости, казалось, уже решенное дело начинало обрастать новыми, замысловатыми обстоятельствами.

– Я понял, вам нужны разумные фанатики.

– Вот именно, ваше преосвященство. Но, насколько я знаю, ни в одном учебном заведении нашего королевства таких людей не готовят.

– Успокойтесь, святой отец, я придумал, как нам выйти из этого положения.

– Любопытно, как вы это сделаете, мне оно кажется безвыходным.

– Я дам вам сколько угодно фанатиков, а вы выберете из них столько неглупых людей, сколько вам нужно.

Отца Хавьера, видимо, заинтересовало это предложение, потому что он ничего не ответил, не отказался. Он так тихо лежал в своем углу, что гостю даже показалось – старик спит. При всем уважении к этому человеку, кардинал не мог безропотно ждать сколь угодно долго. Он кашлянул, попробовал чихнуть, свалил со стола на пол оловянную миску.

– Что с вами, ваше преосвященство, у вас внезапно началась лихорадка?

Кардинал нервно хмыкнул.

– Нет, просто я никак не дождусь вашего окончательного ответа: вы беретесь за это дело?

– А разве я вам еще не ответил?

– Мне показалось, что вы в общем-то согласны, но…

– При чем здесь «но»? Я уже послал Педро в Мадрид.

– Вы послали его мыть посуду.

– Что ему помешает по дороге в Мадрид вымыть посуду?

Кардинал покашлял:

– В общем, конечно.

– Он подыщет нам подходящее жилище.

– Вы могли бы поселиться в моем дворце.

– Ваш дворец нам вряд ли подойдет.

Отец Хавьер внезапно сел на своем соломенном ложе, и кардинал увидел, как светятся в полутьме его глаза. Любая кошка могла бы ему позавидовать.

Глава пятая ПИРАТ И СУЛТАН

Повелитель Востока, гроза христиан и своего гарема султан Селим Явуз[28] уснул в хрустальной беседке своего сераля. Благоуханный ветерок едва заметно колебал кисейную занавесь, с цветков кипрского жасмина беззвучно опадали розоватые лепестки, все многочисленные жители дворца наслаждений передвигались на цыпочках по тропинкам между бесчисленными розовыми кустами, В опоясывающей центральный цветник колоннаде томились жидкобородые евнухи в розовых чалмах и с непомерно длинными аметистовыми четками в сухих суетливых пальцах.

Сон господина – закон для его подданных.

Где-то в таинственных глубинах сераля ударил фонтанчик серебристого смеха и тут же угас, задавленный испуганным шиканьем, донесшимся со всех сторон.

Султану снилось что-то приятное, о чем свидетельствовала мягкая, бесконечно длящаяся улыбка на его большом, одутловатом черноусом лице. И почему бы Селиму не порадоваться жизни? Анатолийские мятежники были усмирены, болгары прислали дань, любимая жена благополучно разрешилась от бремени. Пусть она подарила повелителю не мальчика, пусть. У него и без того хватало нотомков, не менее четырех десятков было рождено им, и это только от жен. Дети наложниц были не в счет.

Селим пошевелился, золотая чалма немного сползла с шишковатой головы, а потом и вообще скатилась с подушки на белую верблюжью кошму, которой был выстлан павильон.

Никто не посмел подойти и поправить это нарушение в гардеробе, хотя по крайней мере четыре человека заметили его. Во-первых, Салах, главный евнух сераля, он стоял возле ствола молодой магнолии шагах в десяти от павильона: у него было известие, заслуживающее того, чтобы быть представленным драгоценному слуху, но не настолько важное, чтобы вырывать обладателя этого слуха из объятий столь глубокого наслаждения, как сон. Во-вторых, Рахим, телохранитель правителя. Квадратный человек в черном халате и красной повязке на голове. Руки на рукоятях кинжалов, заткнутых за пояс. Он сопровождал Селима с детских лет и был, по-видимому, единственным человеком, которому султан доверял всецело. Доверие это он завоевал в основном тем, что никогда ничего у своего повелителя не просил. Менялись визири, главнокомандующие, капудан-паши, менялись жены, и только молчаливый Рахим был всегда рядом. Он был настолько неразговорчив, что некоторые, особенно те, кто попал в сераль недавно, считали его немым. Ему было все равно, кем его считают. Селим чувствовал себя увереннее, когда Рахим был рядом. Даже снимая покровы с очередной юной прелестницы, он предпочитал, чтобы верный телохранитель находился у него за спиной. Мало ли что там может оказаться под одеждой у женщины. Впрочем, об этой особенности султанского нрава все обитатели гарема были осведомлены, и никто не видел в ней ничего особенного.

Третьим свидетелем обнажения чела повелителя полумира была некая Тивила, остроглазая, чуть тонкогубая сирийка, отличавшаяся невероятной разговорчивостью, но при этом не считавшаяся болтливой. В последнее время султан Селим дневные часы предпочитал проводить в ее обществе. Собственно женские ее достоинства были отнюдь не чрезвычайны, но живой ум и быстрый язык забавляли сонного, после баранины с делийскими специями, султана. Итак, болтушка лежала рядом и терпеливо молчала.

О, какая тишина!

Вздохнул евнух.

Упал лепесток жасмина.

Тивила зевнула.

Если бы Селим мог спать вечно, то вечно бы и продолжалось это сонное парение мира. Не было поводов и причин, по которым можно было бы его нарушить.

И не было человека, на это способного.

А если бы такой появился, то ему пришлось бы иметь дело с черной вооруженной глыбой по имени Рахим.

Султан должен проснуться сам.

Кажется, сейчас он это сделает.

Смуглая, унизанная перстнями рука скользнула по шелковой подушке, увлекая за собой жемчужные четки. Добралась до голой головы и удивленно ее ощупала.

Тут же открылись глаза. Сквозь пелену сна просматривалось недовольное недоумение.

Тивила, гибко изогнувшись, подняла с кошмы чалму и, опустившись на колени, подала своему господину.

Он ничего не успел сказать по этому поводу, потому что в павильоне возник старший евнух. На его лице, как всегда, царило уксусное выражение, ладони сложены на груди. «Сейчас скажет какую-нибудь гадость»,– неприязненно подумал Селим.

– Говори.

– Большая процессия направляется из порта прямо ко дворцу.

– Процессия?

– Да, богоравный. Весьма пышная. Ведут четыре дюжины тонконогих франкских псов, от их лая переполошился весь припортовый квартал.

«Псы? – подумал Селим расслабленно.– Какие псы, зачем?!» Султан не был охотником или, по крайней мере, не охотился так, как это делают христианские государи.

– Кроме этих длинноногих псов еще шесть дюжин соколов, специально обученных. Кроме того, четыре красавицы на арабских лошадях, усыпаны жемчугами и самоцветами. Говорят, что все они пестры. А чьи дочери, не говорят.

Сообщение о красавицах оживило все еще отчасти сонное воображение правителя.

– Сопровождают это шествие многочисленные музыканты, настолько многочисленные, что им просто нет счету. Барабаны, тамбурины, флейты звучат не переставая, о богоравный. Клянусь Аллахом, такого еще не видели на улицах Стамбула.

Тивила присела на корточки перед повелителем и маленькой золотой расческой привела в порядок его усы.

– Теперь, Сапах, ты объясни нам, что все это значит.

– Насколько Аллах просветил мой бедный разум – это подарки.

– Подарки?! Кому?

– Насколько Аллах просветил мой бедный разум, вам, богоравный.

– Осталось узнать самую малость: от кого к подножию нашей славы явились эти странные и щедрые дары?

– Молва донесла до моего слуха, что подносит их мореплаватель с красной бородой.

– Больше ты ничего не узнал?