Урсула Ле Гуин - Левая рука тьмы

• Название: Левая рука тьмы
• Автор: Урсула Ле Гуин
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1991
• ISBN: 5-86296-003-1

Из полевых записей ОНГ ТОТ ОППОНГА, Исследователя Первой Эйкуменической посадочной партии на Геттене/Зиме, Цикл 93. Эйк. год 1448.

Наш собственный опыт социо-сексуальных отношений здесь совершенно непригоден. Геттениане не рассматривают друг друга в качестве Мужчин и Женщин. Нашему воображению почти невозможно это представить. Ведь какой первый вопрос мы задаем, узнав о рождении ребенка?

И все же вы не можете употреблять по отношению к геттенианам местоимение «это». У них есть определенная потенция; во время каждого сексуального цикла они могут видоизменяться в ту или иную сторону. Никаких психологических привычек после этого не остается, и мать нескольких детей может быть отцом других детей.

Здесь нет деления человечества на сильную и слабую половину, на защищающих и защищаемых. Все пользуются уважением, и ко всем относятся, главным образом, как к человеческим существам. Вы не можете представить геттенианина в роли Мужчины или Женщины, хотя, обращаясь к ним, вы выбираете для собеседника роль, которая отвечает вашим ожиданиям в отношениях между лицами одного и того же или противоположного пола. Земляне обретают тут совершенно потрясающий опыт…

---

— Что это за место? — спросил Геттерен.

Ход ответил:

— Это Место внутри Молний. Мы, те, кто убивает себя, живем здесь. Здесь мы с тобой можем быть верны нашему обету.

Геттерен был испуган, и он сказал:

— Я не останусь тут. Если ты пойдешь вместе со мной в южные земли от нашего Очага, мы сможем там остаться вместе и хранить наш обет до конца жизни и никто не будет знать о нашем проступке. Но ты нарушил свой обет, когда расстался с ним вместе со своей жизнью. И теперь ты не можешь называть меня по имени.

Это было правдой. Ход пошевелил белыми губами, но не мог назвать имени своего брата.

Он подбежал к брату, протянув руки, чтобы поддержать его, и схватил его за левую руку. Геттерен вырвал руку и отпрянул от него. Он двинулся к югу и во время движения видел, как перед ним встает белая стена падающего снега, и когда он вошел в нее, то снова опустился на колени, потому что не мог идти, а только ползти.

На девятый день своего пребывания во льдах, он был найден людьми Очага Орхоч, который лежит к северо-востоку от Шата. Они не знали ни кто он, ни откуда пришел, потому что они нашли его ползущим по снегу, отощавшим, ослепшим от белизны снега, с лицом, почерневшим от солнца и мороза, забывшим все слова. И все же он был здоров, если не считать его левой руки, которая отмерзла и которую пришлось ампутировать. Кое-кто из здешних говорил, что это Геттерен из Шата, о котором они слышали разговоры; другие говорили, что этого не может быть, потому что Геттерен ушел во льды с первыми осенними молниями и, конечно же, погиб. Сам он отрицал, что имя его звучит как Геттерен. Поправившись, он оставил Орхоч и Штормовой Берег и ушел в южные земли, назвавшись Эннохом.

Когда Эннох, живший в долинах Рера, был уже пожилым человеком, он встретил человека из своих краев и спросил его:

— Как поживает Домен Шат?

Человек сказал ему, что у Шата дела плохи. Затухают очаги и скудеют пашни, люди чахнут от болезней, посевы вымерзают, и урожаи гниют — и так уж длится много лет. Тогда Эннох сказал ему:

— Я Геттерен из Шата, — и рассказал ему, как он поднялся на льды и кого он там встретил. В конце своего повествования он сказал:

— Скажи всем в Шате, что возвращаю себе свое имя и свою тень.

Прошло много дней, после которых Геттерен заболел и умер. Путешественник донес его имя до Шата, и все увидели, что с того времени дела в Домене пошли лучше и стало как и должно быть и на полях, и в домах, и у очагов.

3. СУМАСШЕДШИЙ КОРОЛЬ

Спал я допоздна и весь остаток утра провел, читая свои заметки о манерах, принятых во Дворце, и работы моих предшественников, исследования касательно психологии геттениан и их поведения. Я не вдумывался в то, что читал, и это не имело значения, так как я все уже знал наизусть и читал лишь для того, чтобы заглушить внутренний голос, который продолжал нашептывать мне: «Все плохо». Когда мне не удавалось заставить его замолчать, я спорил с ним, доказывая, что могу обойтись и без Эстравена — и даже, может быть, лучше, чем с ним. Кроме того, мои обязанности здесь должен был выполнять один-единственный человек. Здесь должен был быть только один Первый Мобиль. Новости о любом мире доносил до Эйкумены только единственный голос, голос единственного человека во плоти, который должен был нести свою одинокую вахту. Его могли убить, как Пеллелга на Фор-Таурусе, или запереть вместе с сумасшедшими, как случилось с первыми тремя Мобилями на Гао, одним за другим, и тем не менее, эта практика соблюдалась, потому что она работала и приносила плоды. Единственный голос, говоривший правду, обладал большей мощью, чем флоты и армии, и он давал простор во времени, массу времени, а времени у Эйкумены хватало более, чем… Ты не должен поддаваться внутреннему голосу, урезонивал я себя в тишине, и ты должен явиться во Дворец на аудиенцию к Королю, когда пробьет Второй Час, спокойным, собранным и решительным. Я говорил себе эти слова, стоя в приемной, перед тем как предстать перед Королем.

Дворцовая стража и слуги вели меня в приемную по длинным холлам и коридорам Дома Короля. Посыльный, попросив подождать, оставил меня одного в большой комнате без окон. Здесь я ждал, полный напряжения. Продав свой четвертый рубин (Исследователи сообщили, что геттениане ценят углеродные образования куда выше, чем на Земле, и я прибыл на Зиму с полным карманом камней, которыми я мог расплачиваться), я использовал треть вырученной суммы на торжественное одеяние ко вчерашнему параду и сегодняшней аудиенции; все на мне было новым, очень плотным и хорошо скроенным, как вся одежда на Кархиде — белая вязаная рубашка, серые брюки, длинный плащ в виде накидки, хиеб из сине-зеленой кожи, новая шляпа, новые перчатки, под соответствующим углом засунутые за пояс хиеба, новые сапоги. Ощущение, что я одет как подобается, усиливало мое чувство спокойствия и решимости. Я был уверен, что спокойная решимость не подведет меня.

Как и все помещения в Доме Короля, эта комната была высока, с красными стенами, голыми, обветшавшими, с прокисшим запахом, словно мусор не выносили отсюда несколько столетий. В камине гудело пламя, но от него не было прока. Огонь в Кархиде предназначен для того, чтобы греть душу, а не плоть. Век Созидания в Кархиде, ознаменованный созданием механической индустрии, насчитывает три тысячи лет, и за эти тридцать веков они создали великолепные и экономичные системы центрального отопления, использующие пар, электричество и другие принципы; но системы так и не были установлены в домах. Возможно потому, что в таком случае они могли бы потерять свою психологическую сопротивляемость погоде, как арктические птицы, побывавшие в теплой палатке и выпущенные наружу, отмораживают лапки. Поэтому мне, тропической птице, было холодно; холодно и снаружи и внутри; безнадежный холод пронизывал меня до костей. Я стал ходить, чтобы согреться. Кроме камина в большой приемной практически ничего больше не было: стул и стол, на котором стояли кубок с удлиненными гранями и древнее радио или просто деревянный футляр, украшенный серебром и костью, великолепный образчик ручной работы. Оно играло чуть слышно, и я повернул тумблер, чтобы сделать звук погромче, услышав, как песни маршевого ритма сменились объявлением, что будет передаваться Дворцовый Бюллетень. Кархидцы, как правило, читают довольно мало и предпочитают знакомиться с новостями и литературой скорее на слух, чем глазами; книги и телевизоры встречаются куда реже, чем радио, а газет вообще не существует. Дома у себя я пропустил утренний бюллетень, да и сейчас слушал вполуха, занятый другими мыслями, пока несколько раз повторенное имя не приковало к себе мое внимание, и я остановился. Что там об Эстравене? Оповещение стало читаться во второй раз.

«Терем Харт рем ир Эстравен, Лорд Эстре в Керме, сим указом лишается Королевского титула и места в Ассамблее Королевства, и ему повелено покинуть Королевство и все Домены его. Если он не покинет Королевство и его Домены за срок в три дня или в течение жизни вернется в Королевство, любой человек может предать его смерти. Ни один житель Кархида не смеет оказать милость Харту рем ир Эстравену, заговорив с ним или дав ему приют в своем доме или на своих землях под страхом наказания, и ни один житель Кархида не может дать или ссудить Харту рем ир Эстравену деньги или добро, не имеет права расплачиваться за него или возвращать ему долги под страхом сурового наказания. И пусть все жители Кархида знают и передают, что наказание, за которое Харт рем ир Эстравен подвергнут изгнанию, именуется Предательство: он доказал это своим поведением в Ассамблее и во Дворце, делая вид, что преданно служит Королю; он подрывал суверенитет нации Кархида и унижал его мощь, пытаясь подчинить их дьявольскому измышлению какого-то Союза Людей, и ныне все должны знать, что такого Союза не существует, потому что он был бесплодной фантазией скрытого предателя, который хотел ослабить Власть Кархида, воплощенную в Короле, на благо подлинно существующим врагам нашей страны. Одорни Тува. Восьмой Час, дано во Дворце Эренранга и подписано: АРГАВЕН ХАРДЖ.

Указ этот должен быть отпечатан и приколочен ко всем воротам города и на всех почтовых станциях в его окружении, чтобы дальше он передавался из уст в уста».

Первое мое импульсивное движение было очень простым. Я резко выключил радио, словно стараясь заставить его замолчать и не давать свидетельств против меня, и поспешно пошел к дверям. Здесь я, понятно, остановился. Вернувшись к столу у камина, я задумался в неподвижности. Во мне больше не было ни спокойствия, ни решимости. Я хотел открыть свой чемоданчик, вынуть ансибл и послать через весь Хайн сигнал «Срочно! Нужен совет!» Я подавил и это намерение, которое было еще более глупым, чем первое импульсивное движение. К счастью, у меня не было много времени на другие поступки, продиктованные импульсами. Двустворчатая дверь в дальнем конце приемной открылась, и посыльный, выросший на пороге, отступил в сторону, пропуская меня со словами: