А. Никонов - Шарль-Луи Монтескье. Его жизнь, научная и летературная деятельность

• Название: Шарль-Луи Монтескье. Его жизнь, научная и летературная деятельность
• Автор: А. Никонов
• Издательство: 3bd93a2a-1461-102c-96f3-af3a14b75ca4
• Жанр: Биографии и Мемуары

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.

---

В то время во Франции права дворян-землевладельцев были довольно обширны, хотя и утратили всякое политическое значение. Побывав в Англии, Монтескье стал особенно ценить свое аристократическое происхождение и несколько преувеличивать значение аристократии вообще в государственной жизни. Во Франции дворянство теряло всякое значение, а Монтескье мечтал еще о славном и почетном для него будущем, как будто закрывая глаза на действительность. Французское дворянство утратило всякую связь с провинцией, поглощенное двором, а Монтескье, считая привилегированные классы полезными в государственной жизни именно постольку, поскольку они пользуются влиянием на месте, не видел или не хотел видеть этого. Он решил составить генеалогию своего рода. Поступок странный со стороны автора «Персидских писем», который писал в CXIX письме: «Из духа тщеславия европейцы установили несправедливое право старшинства, которое уничтожает равенство граждан», а в письме СХХХII еще резче: «Тут же был плохо одетый господин, который говорил, поднимая глаза к небу: да благословит Бог проекты наших министров. Дай Бог, чтобы акции поднялись до двух тысяч и все парижские лакеи стали богаче своих господ! Я осведомился ради любопытства, кто это. Мне сказали, что это очень бедный человек, да и ремесло у него самое незавидное: он промышляет генеалогией и надеется, что ремесло это будет приносить ему доход, если состояния будут также увеличиваться и свежеиспеченные богачи будут обращаться к нему, чтобы переправить свои фамилии, пообчистить предков и украсить дверцы карет».

Но Монтескье сам понимал всю непоследовательность своего поступка и написал в своих заметках: «Я велел сделать довольно большую глупость: составить мою генеалогию!» Кроме того, Монтескье хлопотал о возведении его в достоинство маркиза, которое считалось выше баронского. Ему обещали. Удалось ли ему добиться в этом случае своего желания, точно неизвестно, но, по-видимому, удалось, так как синдик г. Бордо в официальной бумаге, сохранившейся в архивах, называет его маркизом. Тут же кстати будет сказать, что в своем завещании Монтескье доказал, что для него эта возня со своими предками и титулами не была пустой забавой. Он, во-первых, установил в своих имениях майорат, во-вторых, на случай смерти его сына бездетным, распорядился о переходе его имений и титулов безраздельно к потомству старшей дочери, и так далее. То же самое показывают и его заботы о том, чтобы посредством браков своих детей увеличить свои аристократические связи. Так, сына своего женил он на Мари де ла Тур де Мон баронессе де Сузан, а дочерей выдал замуж за родовитых дворян, из которых второй его зять Сегонда был его родственник. Но, относясь так серьезно к своему происхождению, Монтескье довольно умеренно пользовался своими феодальными правами. Правда, он писал, например, по поводу браконьеров, что это «двуногие животные, для уменьшения количества которых следовало бы поставить капканы», но, тем не менее, при случае сам покупал по хорошей цене дичь, убитую на его землях. К своим крестьянам и арендаторам он относился мягко, запросто разговаривал с ними об их делах, при случае помогал словом и делом, входил в их взаимные отношения, разбирал споры, если к нему обращались, и взимал весьма умеренный оброк и арендную плату.

Монтескье был очень искусным хозяином и администратором своих имений. Он довел свои доходы до шестидесяти тысяч франков в год, что составляет весьма круглую цифру для того времени. И он мог смело сказать о себе: «Я не переставал, кажется, увеличивать свое состояние; я произвел громадные улучшения на моих землях». Действительно, самим Монтескье или его арендаторами по его указаниям произведены обширные ирригационные работы; введен посев клевера, совершенно неизвестного в то время в Гиени, расчищены ланды; построено много новых хуторов, разбиты новые виноградники по бесплодным до той поры землям и так далее. Особенно много труда стоила ему последняя затея, так как тут, кроме природы, пришлось бороться еще и с администрацией, потому что существовало старое запрещение разводить новые виноградники в Гиени. Монтескье добился-таки своего, и ему разрешено было засадить виноградом огромную площадь диких земель.

Он был опытным коммерсантом и прекрасно сбывал свои продукты, особенно вино, для чего пытался завести контакты с Англией непосредственно и чутко следил за состоянием рынка. Ему приходилось для защиты своих прав вести много процессов, большинство которых он всегда, впрочем, кончал мирными сделками.

Он вел процесс с городом Бордо о земле, так как граница его и городских владений не была точно известна, и отсуживал изрядный кусок спорной земли. Случалось Монтескье вести процессы и для других. Особенно курьезно, что он однажды выступил в защиту прав монастыря, в котором его младший брат был аббатом, защищал интересы монахов, осмеянных им в «Персидских письмах». В личной жизни Монтескье был в высшей степени экономен, носил всегда самое простое платье, не терпел роскоши и излишества и был даже несколько скуп, что не мешало ему при случае раскошеливаться, если он это считал полезным или необходимым. Так, на путешествия он не пожалел истратить много денег, а когда в 1747 году в Гиени был голод, Монтескье из своих средств прокормил все находившиеся на его землях деревни, что обошлось ему не дешевле шести с половиною тысяч ливров.

В то же время литературные труды не переставали занимать его главное внимание. Он работал в это время над «Духом законов», но, готовясь к этому труду, как-то невольно напал на мысль написать историю Рима. Еще на школьной скамье он сделал на латинском языке набросок истории Рима, в юности он написал речь о Цицероне, в Бордосской академии читал «О политике римлян в области религии», а в «Клубе Антресоли» – диалог «Сулла и Эвкрат». Сюжет ему был знаком, древность интересовала его с юных лет, а после путешествия и пребывания в Риме его знакомство с римскою жизнью стало еще более обширным. Монтескье писал из Рима: «Никак невозможно оторваться от римлян… Еще и теперь в их столице оставляешь невольно новые дворцы, чтобы разыскивать развалины». Он деятельно принялся за чтение источников, причем многие выборки делал для него один бенедиктинский монах, Сен-Мор, которого Монтескье приютил у себя после того, как тот сбежал из своего монастыря. Но Монтескье прежде чем приняться за свой труд, написал две маленькие монографии из истории римлян, прочитанные им в 1731 и 1732 годах в Бордосской академии. В это время, вероятно, «Размышления о причинах величия и падения римлян», в свою очередь служившие как бы подготовительной работой к «Духу законов», были начаты. Монтескье вообще работал нескоро. Мы знаем, что он даже в более мелких вещах многое изменял, перечитывал, поправлял.

Небольшой сравнительно труд Монтескье, разделенный на двадцать три главы, заключает в себе всю историю Рима от его основания до падения. Монтескье, собственно, написал не историю Рима, а философию этой истории. Событий он почти не описывает и не останавливается на них, его занимает, главным образом, их объяснение, которое он ищет в постоянно присущих человеку психологических свойствах. В книге Монтескье видно близкое и верное знакомство с древним Римом. Правда, многие исторические факты им не проверены и передаются со слов римских историков: позднейшая критика многое тут изменила, многое отвергла как простую басню; но Монтескье на это и не обращал особого внимания: его интересовали общие черты быта римлян, уклад их жизни, их характер, выработанный этою жизнью. Вместе с тем его труд не отличается особенной объективностью и бесстрастностью. В книге постоянно попадаются намеки на современные события. Да иначе и не мог писать автор «Персидских писем». Он слишком глубоко понимал, что всякое знание и все, что совершается в мире, делается ради человека, ради человеческих целей.

В этом своем труде Монтескье ясно высказывает и доказывает существование причинной связи между историческими событиями. «Так как люди, – говорит он, – имели во все времена те же страсти, то хотя поводы для великих переворотов различны, но причины всегда одни и те же».

Монтескье, пересматривая книгу для нового издания, хотел включить в нее главу об английских политических учреждениях, но потом оставил эту мысль, и глава об английской конституции вошла со временем в «Дух законов».

По окончании этого труда Монтескье опять пожелал посоветоваться с кем-нибудь относительно достоинств книги, так как в подобных случаях его всегда одолевали разные сомнения; теперь, кроме того, он желал со временем издать свои «Размышления» в Париже и получить королевскую привилегию на издание, чего ему и удалось достигнуть. Потому-то просмотр книги был поручен иезуитскому священнику, отцу Кастелю, репетитору сына Монтескье. Это был довольно известный математик и искренне религиозный человек, которого Вольтер называл «сумасшедшим математиком», а Монтескье – «арлекином философии». Монтескье просил его исправить книгу «в религиозном отношении», на что Кастель охотно согласился.