Лев Троцкий - Перед историческим рубежом. Балканы и балканская война

• Название: Перед историческим рубежом. Балканы и балканская война
• Автор: Лев Троцкий
• Жанр: Публицистика

Материалы, составляющие содержание настоящего тома, представляют собою статьи, писанные Л. Д. Троцким в 1912 и 1913 г.г., в бытность его на Балканах, в качестве корреспондента ряда русских газет. Исключение составляют статьи, вошедшие в первый отдел книги, относящиеся к периоду 1908 – 1912 г.г. Первая часть этого отдела дает общее представление о балканском вопросе. Статьи, вошедшие во вторую часть, посвящены съезду балканской социал-демократии и дают представление о социалистическом движении балканского пролетариата. Весь первый отдел может рассматриваться как общее введение ко всему последующему изложению.

Второй отдел включает статьи, посвященные войне. Особо выделены материалы, относящиеся к Сербии и Болгарии. Материалы, относящиеся к последней, в свою очередь разделены нами на две группы: одна группа охватывает участие Болгарии в первой Балканской войне – с союзниками против Турции; другая группа посвящена участию Болгарии во второй Балканской войне – с бывшими союзниками.

Третий отдел книги посвящен послевоенной Румынии. К сожалению, причины, вызвавшие вторую Балканскую войну, недостаточно освещены автором. Это объясняется тем обстоятельством, что в этот период времени тов. Троцкого на Балканах уже не было. Этот пробел пытается, между прочим, восполнить вводная статья от редакции.

---

Относительная неподвижность социальных отношений и бедность экономической основы обрекала правящие партии вращаться в тесном кругу одних и тех же элементарных задач. Они быстро изнашивались, часто сменяли друг друга и после опытов династической или персональной оппозиции, вконец скомпрометированные собственным хищничеством, начинали вращаться вокруг кунктатора-монарха, как вокруг своей оси. В Сербии, где династии чередовались почти так же часто, как в Болгарии и Румынии – партии, осью политической жизни стал осторожнейший выжидатель Никола Пашич, прославленный своим отвращением к «точному формулированию мыслей». В том же направлении действовала, – пожалуй, с еще большей силой, – и внешняя политика, протекавшая всегда мимо рифов, мелей и подводных скал и требовавшая одного искусства – лавировать. В Болгарии пал Александр Баттенберг, пал диктатор Стамбулов, но удержался, вот уж в течение 27 лет, Фердинанд. В Румынии пал князь Куза, попытавшийся более серьезно подойти к крестьянскому вопросу, – Кузу свергло в 1866 году боярство{47}, – и богатый «негативной» энергией Гогенцоллерн раз навсегда отказался «точно формулировать свои мысли» по этому вопросу. Вождь попоранистов Стереа, пытающийся приспособить идеи русского народничества к чокойскому «либерализму» своего второго отечества, убеждал короля Карла, во время одной аудиенции, что упрочение румынской монархии возможно лишь на пути народолюбивой, попоранистической политики.{48} Первый «князь Румынии», составившейся в 1859 году из объединения княжеств Молдавии и Валахии, Александр Куза является запоздалым отголоском эпохи «просвещенного деспотизма». В ночь с 22-го на 23 февраля 1866 года в спальню князя ворвалась группа военных заговорщиков и принудила его подписать отречение от престола.

– Раз монарх будет с народом…

– Но ведь князь Куза был с народом? – прервал профессора король.

Стереа смешался.

– Да, г. профессор, князь Куза был с народом…

Этот урок король Карл усвоил себе, по-видимому, очень твердо и сделал из него все необходимые выводы для своей внутренней политики. Гогенцоллерн-Зигмаринген сделался богатейшим помещиком Румынии. Его имения занимают 129 тысяч квадратных километров. Я проезжал на днях мимо королевских доменов, дающих своему собственнику ежегодно 3 – 5 миллионов франков чистого дохода. Везде царит прекрасный порядок, в поселке для администрации 80 зданий, центральная электрическая станция, лесопильный завод для нужд собственного хозяйства. В то же время король является пайщиком всех наиболее доходных промышленных предприятий. Уже одно это обстоятельство должно сильно затруднять ему восприятие народнических идей…

Во внешней политике король Карл вел Румынию по пути тройственного союза. Поставленный между Россией, которая отрезала часть Бессарабии, и Австро-Венгрией, которая владеет Трансильванией и Буковиной, – король Карл выбрал путь «меньшей опасности», на который его к тому же влекли родственные узы и национальные симпатии. В балканские дела Румыния не вмешивалась, считая себя вне-балканской державой и видя, как опасаются даже великие державы сунуть руку в это осиное гнездо. Оборонительно-выжидательная политика в постоянном контакте с берлинским Гогенцоллерном и венским Габсбургом – такова была руководящая идея короля Карла в той области, где он был в сущности неограниченным вершителем судеб. Поход против Болгарии одним ударом выбивал Румынию из колеи: она впутывалась в балканские дела и попадала в резкий антагонизм с Австро-Венгрией, которой сильная Болгария необходима как противовес слишком усилившейся Сербии. Рассказывают, что король был решительным противником мобилизации и похода, передают даже, будто «король плакал»… Но обстоятельства на этот раз оказались сильнее его. Энергичный жест был сделан, Румыния отрезала у Болгарии 7.500 кв. километров, а в то же время оторвалась от Австро-Венгрии и попала в сферу русского влияния. Международные отношения Румынии, казалось, столь прочно сложившиеся, пришли в полное расстройство.

Но не только международные отношения. Румынский поход, закончившийся столь «блестяще» – приращением территории без кровопролития, – произвел огромную встряску в стране. 400 тысяч бесправных голодных крестьян были двинуты – в качестве «национальной армии» – на территорию Болгарии, где освобожденное от феодальных пут крестьянство пользуется правом всеобщего голосования. Под знамена были призваны загнанные, затравленные румынские евреи. А в то же время мобилизация, столь ложно прославленная европейской прессой, обнаружила – прежде всего пред солдатами – то, чего она не могла не обнаружить: полную дезорганизацию государственного хозяйства в руках монопольных политических клик. В довершение всего Болгария отомстила Румынии тем, чем Турция в свое время отомстила Болгарии: холерой. Медленно пока, но уверенно распространяется холера, вместе с демобилизующейся армией, по всей стране. И везде она застает тьму и нищету.

Радикально расстроив международное положение Румынии, военная встряска вводит внутреннюю жизнь страны в эпоху глубокого кризиса. Аграрный вопрос, вопрос избирательного права и еврейский вопрос встают во весь свой рост. В Добрудже тревожным призраком встает болгарский вопрос. А в то же время ход и исход военной авантюры, вскрывшей все язвы олигархического хозяйничанья, дают энергичный толчок социалистическому движению.

«Киевская Мысль» N 218, 9 августа 1913 г.

Л. Троцкий. ВОКРУГ РЕФОРМ

Мобилизуемым солдатам говорили о земле. Газеты, сельские старосты, офицеры во время похода дразнили голодное воображение румынских крестьян землей. И действительно, в квадрилатере земля прекрасная, только – увы! – вся она уже занята. Государственных болгарских земель, которые могли бы стать колонизационным фондом в руках бухарестского правительства, в квадрилатере нет совершенно, – все давно уже перешло в собственность крестьян. Рассказывают, что румынские офицеры, перейдя границу, спрашивали в деревнях, где тут помещичий дом, и удивлялись, что его не оказывалось. «Помещиков» в Болгарии нет, зато в одном квадрилатере несколько десятков крестьян-миллионеров. Все богатства новой провинции оцениваются на глаз в 2 миллиарда франков. Для небольшой Румынии цифра внушительная, – но что от нее молдавским или валахским крестьянам? Турецкого помещика можно было каждый раз без труда выкуривать из отвоевывавшихся у Турции земель, потому что «бег», турецкий помещик, чувствовал себя во вражеском стане, но совсем другое дело – живущий компактными массами болгарский крестьянин. Попробовать его оторвать от земли – значило бы немедленно вызвать отчаянное четничество, если не поголовное восстание. На такой шаг румынская олигархия не решится.

А между тем, румынское крестьянство взбудоражено: военный поход, с одной стороны, поднял его самосознание, как главной силы в государстве, а с другой, – ожесточил его против бестолковых, беспечных и жестоких властей. Слово «земля» произнесено, аграрный вопрос – впервые после крестьянского восстания 1907 года – стал перед страной во весь свой рост. И мысль правящих партий поглощена теперь размышлениями и сопоставлениями вокруг этих двух дат: восстания 1907 года и похода 1913 года. Вот что, например, пишет на эту тему либеральный официоз: «Вчерашний свирепый мятежник стал защитником порядка и закона, он молчаливо склоняется перед железной дисциплиной. События 1907 года, как и 1913 года, свидетельствуют, что румынское крестьянство представляет собою превосходное тесто, нужно только уметь его месить». Эта откровенность цинизма находит свое объяснение в том, что официозы всех трех правительственных партий Румынии издаются на французском языке. Правящим кликам почти не приходится столковываться с народом, так как он лишен политических прав. Партийные официозы служат для переговоров клик между собою, с двором, с европейской биржей и европейской дипломатией. Ни в чем подлинный характер политических отношений Румынии не выражается так ярко, как в том маленьком факте, что руководящие издания правящих в стране политических групп выходят в свет на иностранном языке – на языке «верхних десяти тысяч». Впрочем, их в Румынии вряд ли наберется больше половины этого числа.

Свирепый мятежник стал защитником порядка, но защитник порядка, вернувшись после похода к своему разбитому корыту, легко может снова превратиться в мятежника. Огромную роль в этом отношении сыграло бесспорно близкое общение крестьян с городскими рабочими. Румынское рабочее движение – молодое, большинство организованных рабочих находится в возрасте 20 – 30 лет, почти все они были поэтому в действующей армии. В каждой роте был десяток-другой рабочих-социалистов. И эти рабочие продолжали в походе ту работу, к которой привыкли в мирное время: они критиковали, разоблачали, спорили, вели агитацию. Политика правящего класса в Румынии всегда была направлена на изоляцию деревни от города. Румынская деревня оставалась и остается не только вне новых форм жизни и новых идей, но, в сущности, и вне правовых гарантий конституции. Своей задачей румынская конституция имеет упорядочение взаимоотношений между различными элементами правящей касты, но оставляет почти в неприкосновенности отношения между этой кастой в целом и крестьянством. В деле охранения темной деревни от «тлетворных» влияний времени все правящие партии связаны здесь круговой порукой. Поход пробил, несомненно, внушительную брешь в этой системе, он укрепил крестьянина в его праве на недовольство и оформил это недовольство уже одним тем, что сделал крестьянскую тоску по земле предметом бесед между крестьянами и рабочими.