Лев Троцкий - Перед историческим рубежом. Балканы и балканская война

• Название: Перед историческим рубежом. Балканы и балканская война
• Автор: Лев Троцкий
• Жанр: Публицистика

Материалы, составляющие содержание настоящего тома, представляют собою статьи, писанные Л. Д. Троцким в 1912 и 1913 г.г., в бытность его на Балканах, в качестве корреспондента ряда русских газет. Исключение составляют статьи, вошедшие в первый отдел книги, относящиеся к периоду 1908 – 1912 г.г. Первая часть этого отдела дает общее представление о балканском вопросе. Статьи, вошедшие во вторую часть, посвящены съезду балканской социал-демократии и дают представление о социалистическом движении балканского пролетариата. Весь первый отдел может рассматриваться как общее введение ко всему последующему изложению.

Второй отдел включает статьи, посвященные войне. Особо выделены материалы, относящиеся к Сербии и Болгарии. Материалы, относящиеся к последней, в свою очередь разделены нами на две группы: одна группа охватывает участие Болгарии в первой Балканской войне – с союзниками против Турции; другая группа посвящена участию Болгарии во второй Балканской войне – с бывшими союзниками.

Третий отдел книги посвящен послевоенной Румынии. К сожалению, причины, вызвавшие вторую Балканскую войну, недостаточно освещены автором. Это объясняется тем обстоятельством, что в этот период времени тов. Троцкого на Балканах уже не было. Этот пробел пытается, между прочим, восполнить вводная статья от редакции.

---

Пресса всех правящих партий заявляет, что евреям, в сущности, почти не на что жаловаться, ибо за последнее время их натурализуют «массами». И действительно, за последний год, исключительно благоприятный для евреев, натурализован… 61 человек. Если дело пойдет и дальше в таком форсированном темпе, то все мобилизованные евреи получат гражданские права в течение не более 250 лет!

Выступление Луццати{50} с письмом, в котором он предлагает организовать интернациональный комитет для содействия румынским евреям в деле достижения ими гражданских и политических прав, вызвало в здешней прессе пароксизм бешенства. Провозглашая евреев иностранцами, правящая румынская каста считает в то же время, что остальному миру нет никакого дела до того, как она измывается над своими собственными «иностранными» подданными. «Опровергнуть, опровергнуть, евреи должны немедленно опровергнуть Луццати!» – это требование обошло все консервативные и либеральные газеты. И даже лидер левого народнического крыла либеральной партии, русский политический эмигрант Стереа, успевший обзавестись непромокаемым лбом в политической атмосфере Молдавии, печатно выразил свое изумление по поводу того, что евреи до сих пор еще не «опровергли» Луццати. Что собственно они должны опровергнуть, – этого никто толком не смог указать. Но расчет на рабью психологию руководителей еврейского «Союза» оказался, тем не менее, правильным. Орган «Союза», вместо того чтобы принять вызов и запечатлеть на непромокаемых лбах несколько лишних рубцов, стал виться ужом. «Опровергнуть факты, сообщаемые Луццати, невозможно, ибо факты эти неопровержимы. Но те, которые обвиняют нас в том, будто мы информируем европейскую прессу, клевещут (!) на нас. Вмешательство еврейских политиков мы считаем излишним и даже вредным, – в этом мы вполне солидарны с нашими руководящими политиками» (т.-е. с румынскими Пуришкевичами), – таково содержание ответа еврейской газеты. Этот ответ, как и многие другие шаги «Союза», имеет ту счастливую особенность, что достигает одним ударом двух целей: своей небезусловной покорностью он раздражает олигархию, а своим недостойным подобострастием он лишает «Союз» уважения со стороны искренних и решительных сторонников еврейского равноправия.

Только рабочая партия Румынии ставит еврейский вопрос во весь его рост, т.-е. как вопрос демократической борьбы, неразрывно связанный с ликвидацией экономического и политического господства полуфеодальной олигархии. Помимо рабочей партии, в Румынии нет оформленной и сознающей свои задачи демократической силы. Но это вовсе не равносильно изолированности социалистической партии. Наоборот, это ставит партию перед объективной необходимостью взять на себя руководство всеми теми политическими неоформленными элементами, существование и развитие которых несовместимо с нынешним режимом: это, прежде всего, – румынское крестьянство, до дна взбудораженное войной; это – трудящаяся еврейская масса, которую «Союз» пытается увлечь на путь политики призраков и унижений; это, наконец, – демократическое болгарское население Добруджи, которому завтра или послезавтра придется вплотную заняться определением своих отношений к политическим порядкам Румынии.

Шансы реформ сверху, как мы видели выше, крайне ничтожны. Но это не устраняет объективной неизбежности реформ, а только придает политическому положению революционный характер. Несмотря на свою полустолетнюю конституцию, – в значительной мере, благодаря ей, – Румыния до настоящего времени не совершила своей буржуазной революции. Под турецким владычеством в ней сложилась национальная феодальная каста, которая увенчивалась, однако, не национальной, а турецко-фанариотской монархией. После низвержения чужеземного ига почвы для монархического абсолютизма не было, и единственной политической силой в стране была боярская каста. Свое владычество она могла установить только в форме олигархического абсолютизма; политическим аппаратом этого абсолютизма и явилась конституция 1866 года. За отсутствием бесспорной национальной династии, выписан был немецкий принц на роль приказчика олигархии. Но чем дольше затягивал свое существование феодально-олигархический абсолютизм, тем больше накоплял он противоречий. Вся политическая история Румынии сводилась, в конце концов, к тому, что «Европа» требовала внутренних реформ, а правящая каста этих реформ не давала. И вот война – не в первый раз в истории – представила олигархии счет ее грехов и преступлений. Вопрос теперь сводится к тому, окажется ли истец-народ достаточно сильным, чтобы взыскать по счету.

«Киевская Мысль» N 257, 17 сентября 1913 г.

Л. Троцкий. НА ПУТЯХ ВНУТРЕННЕЙ КАТАСТРОФЫ

Скандальные восторги европейской печати по поводу мудрости, умеренности и энергии румынской политики давно уже утихли. Поистине, пора! Что, собственно, вызвало эти восторги?

Военное вмешательство Румынии положило, будто бы, конец балканской войне. Но кто же вызвал вторую войну, как не Румыния? Политика Болгарии сплошь состояла из преступного легкомыслия. Политика Румынии была образцом жадной трусости. Выждав момент крайнего истощения Болгарии и обострения отношений между союзниками, Румыния сознательно толкнула Болгарию на путь безумия и отчаяния. Если бы даже между Сербией и Грецией, с одной стороны, Румынией, – с другой, не было никакого предварительного соглашения, и тогда Сербия с Грецией могли бы идти напролом, будучи уверены, что Румыния ни в коем случае не допустит их разгрома Болгарией. Но не может быть никакого сомнения в том, что предварительное соглашение было заключено, при чем, прямо или косвенно, к этому соглашению привлечена была и Турция. Угрожающая нота, посланная Румынией в Софию за неделю до начала второй балканской свалки, сыграла роль прямого сигнала к войне, поданного из Бухареста. Если бы не сознательная и злонамеренная провокация со стороны Румынии, Сербия и Греция не разнуздали бы так свои аппетиты, и дипломатическое соглашение их с Болгарией не было бы исключено. Это теперь ясно, как день. Из всех лицемерий, – «национальных», «освободительных» и иных, которые окружали работу ножа на Балканах, – разглагольствования о миротворческой роли Румынии являются, несомненно, самыми отталкивающими.

Остается, однако, «мудрость» государственных вождей Румынии. Они не торопились, не зарывались, оставались умеренными в своих требованиях, выждали наиболее благоприятный момент и без всяких жертв получили то, чего искали. Что именно? Ожесточенного врага в лице Болгарии, мятежную провинцию на болгарской границе, чудовищное бремя военных расходов, общее хозяйственное расстройство страны и – холеру. Но оставим все это в стороне; бухарестские властители получили то, чего хотели. Это неоспоримо пока что. Однако же то, что извне кажется мудростью их умеренности, есть на самом деле произведение их неумеренности на их неуверенность. Бухарестское правительство боялось войны. Оно не могло не знать огромных моральных преимуществ болгарской армии – армии свободных грамотных крестьян, пользующихся правом голоса, над румынской армией крепостных рабов. Оно, наконец, сомневалось в том, удастся ли ему собрать свои резервы; пойдет ли под знамена голодный крестьянин, темный мятежник 1907 года? Сгорая от зависти при виде чужих успехов, бухарестское правительство не решалось на активный шаг, вело переговоры, испрашивало благословения великих держав и – выжидало. Когда Россия и Австрия малевали перед балканскими союзниками грозный призрак неприкосновенности турецкого status quo, это никого не испугало и не остановило. Когда Россия предложила Болгарии и Сербии под угрозой подчиниться арбитражу, это ничуть не помешало им разрешить свою тяжбу оружием. Несмотря на то, что «Европа» порешила в Лондоне отдать Адрианополь болгарам, турки заняли крепость и удержали ее. Только Румыния почтительно склонялась в своих планах и намерениях пред «Европой» (фактически, пред Россией и Францией), – не из формальной лояльности, конечно, а потому, что правящая здесь олигархия чувствует себя крайне неуверенной в седле. Отсюда колебания, неуверенность, выжидания. Правда, они дождались такого момента, когда могли, наконец, сделать свой «энергичный» жест, – решительно ничем не рискуя. Но в наступлении такого момента нет их заслуги, а только вина обстоятельств. В какой мере такие качества, как широкое предвидение и настойчивость в проведении политического плана, худо чувствуют себя в Бухаресте, видно хотя бы из того, что консервативный шеф Карп,[115] сторонник решительной политики по отношению к Болгарии, вынужден был выйти в отставку; во главе правительства оказались Майореску и Ионеску, которые считали, или объявляли себя, противниками войны. Между тем, именно им пришлось вести эту «войну», и Таке Ионеску – Балалайкин в политике – стал наспех заучивать перед зеркалом воинственные позы, которые должны были обнаружить перед всей Европой его стальные мышцы.