Марко Марчевский - Остров Тамбукту

• Название: Остров Тамбукту
• Автор: Марко Марчевский
• Издательство: Издательство литературы на иностранных языках
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1960

Болгарский писатель Марк Марчевский создал много произведений, адресованных юношеству. Среди них приключенческий роман “Остров Тамбукту”. Океан, кораблекрушение, встреча с дикарями и новое путешествие — все это ожидает героев произведения и его читателей.

---

Я промывал риванолом раны больным и перевязывал их марлей. Некоторым делал впрыскивания против малярии. Когда я зажег в блюдечке спирт, чтобы обжечь иглу шприца, туземцы ахнули от восторга, изумления и страха.

К вечеру я осмотрел всех больных и помог им, чем мог. Никто из них не опасался, что я ему дам «уин кобрай». Все мне верили и считали своим другом. Это было для меня большим успехом.

III

Вечером ренгати позвал меня в свою хижину. Когда мы вошли, он повторил слова, которые уже мне сказал утром и которые все хозяева говорят своим гостям.

— Моя хижина принадлежит тебе, и все в ней твое.

— У меня есть все, что мне нужно, — ответил я гостеприимному хозяину и прибавил то, что все говорят в таких случаях: «Охао калио лао дагота» — птичка счастья поет на моем плече.

Мы поужинали вареной курицей и таро в больших онамах, ели кашу, салат из молодых побегов сахарного тростника в скорлупе кокосовых орехов и запивали малоу. После ужина мы уселись на нарах выкурить по трубке, между тем как молодая хозяйка убирала посуду.

— Много лун назад Ладао стала моей сахе, — сказал ренгати, выпуская дым через нос и мигая от света костра. — Много лун прошло, а детей у нас нет. Горе, большое горе! Два раза я был первым охотником — два раза я больше всех убил кро-кро во время большой охоты. Выбрали меня ренгати. Но Дао наказал меня, и теперь мне все горько: и таро, и бананы, и сладкий тростник... Ладао спрашивает: «Кто виноват? Кого наказал Дао — Ладао или ренгати?» А я не знаю, что ей ответить...

Огонь озарял его грустное лицо, огромная тень его крупной фигуры двигалась по стене, как живая.

— Почему ты думаешь, что Дао тебя наказал? Дао сделан из дерева. Может ли дерево наказывать людей? Может ли делать добро или зло?

— Не знаю, — тяжело вздохнул ренгати. — Наши люди говорят, что Дао наказывает одних, лишая детей, а на других насылает смерть от кадитов. Что мне делать? Люди из моего рода настаивают на том, чтобы Ладао шла в другой род и, когда родит ребенка, тогда вернулась ко мне. Так говорят люди из моего рода, ибо таков обычай. Но я не хочу, чтобы Ладао уходила из моей хижины. Без Ладао она опустеет...

— А Ладао хочет уйти из твоей хижины?

Ренгати промолчал. Ответила Ладао:

— Я должна подчиниться обычаю племени. Я должна идти в другой род. Если откажусь, все меня возненавидят. А над ренгати будут смеяться, — кивнула она головой в сторону мужа, — и люди выберут себе другого ренгати. Таков обычай.

Она ставила на полку из бамбука вымытые онамы и скорлупу кокосовых орехов, из которых мы ели. Потом разгребла головни в костре, и огонь осветил ее стройную фигуру. Смуглая кожа на ее лице выглядела еще темнее в полумраке, белые зубы блестели далеко не веселой улыбкой, а длинные, черные ресницы придавали еще более строгое и скорбное выражение ее лицу.

Когда мы выкурили наши трубки, ренгати встал и опять повторил:

— Моя хижина принадлежит тебе, и все в ней твое. Тауо ала — приятного отдыха.

Он вышел. Ладао стояла около нар и грустно улыбалась. Ее белые зубы сверкали в полумраке хижины. Костер догорал.

— Куда ушел ренгати? — спросил я.

— Спать, — ответила Ладао.

— Почему на дворе?

— Ты не понимаешь? — усмехнулась она и скрестила руки на груди. — Ты наш гость, и все в этой хижине твое. Таков обычай нашего племени.

Я сказал, что уважаю обычаи их племени, но я пакеги, а обычаи пакеги другие.

— Зачем ты говоришь об обычаях пакеги? — упрекнула меня Ладао. — Ты живешь на нашем острове...

— Тут очень душно, — сказал я, — пойду спать в холодок на дворе.

— На дворе? — встрепенулась Ладао. — Ты не желаешь спать в нашей хижине? А что же скажут завтра утром люди? Гость не спал в хижине ренгати. Гость ни капельки не уважает ренгати!

Ладао умолкла. Костер догорал. Слабые золотистые отблески трепетали на ее скорбном лице.

— Хорошо, — сказал я. — Пусть будет так. А сейчас я хочу спать. Я устал. Сегодня было очень жарко...

— Ночь долга, успеешь наспаться, — тихо промолвила Ладао.

Темное пятно ее тени двигалось по стене, как живой призрак. Через дверь струился прохладный ночной воздух, насыщенный ароматами зрелых плодов.

Ладао молча раскурила трубку и подала ее мне. Потом она присела на пары. Костер угас. Ночь хлынула в хижину, и все потонуло в непроглядном мраке. Голос Ладао звенел, как одинокая птичка в лесу:

— Тяжко ренгати, тяжко Ладао. Люди говорят: «Ладао должна идти в другой род». — «Должна», — говорит ренгати. — «Должна», — отвечает Ладао. Но я не хочу уходить в другой род. Что мне делать? Сегодня ренгати мне сказал: «Сейчас придет белый человек. Он будет нашим гостем. Хочу его сделать хе-ноу-ла — что ты скажешь?» — «Нана», — согласилась я. Ты пришел... почему молчишь?

Я посмотрел в темный угол, из которого раздавался скорбный голос Ладао. Мне показалось, что ее тонкая фигура качнулась и направилась ко мне. Я затянулся дымом из трубки, она на секунду вспыхнула и снова угасла.

— Почему молчишь? — повторила Ладао. — Завтра люди спросят: «Стал пакеги хе-ноу-ла ренгати?» — А я скажу: «Нет, пакеги отказался стать хе-ноу-ла ренгати».

Горе и отчаяние звучали в ее голосе.

— Что значит хе-ноу-ла?

— Ты не понимаешь? Хе-ноу-ла значит родственник по жене.

Я вспомнил о случае с капитаном Джонсоном на Соломоновых островах. Может быть, и тот вождь племени желал, чтобы капитан стал ему хе-ноу-ла, но он отказался и тем нанес смертную обиду вождю. Что же, повторить и мне его неблагоразумный поступок?

Неожиданно ренгати запел и прервал мои размышления. Голос звучал тихо и печально. Мне показалось, что он плачет.

— Почему ренгати плачет? — встревоженно спросил я.

— Он не плачет, — тихо ответила Ладао. — Он поет...

— А почему у него печальный голос?

— Ренгати просит Дао подарить нам ребенка...

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ Мечты Амбо и интриги главного жреца. Урок по астрономии. Опасная охота. Рыба, испускающая электрический ток. Зинга в гостях на яхте. Что может наделать бутылка коньяку. Угрозы Амбо. «Ты мне не друг!»

I

На другой день, когда мы возвращались в Букту, Амбо сказал мне, что люди в Калио остались довольны мною. Они даже хотели, чтобы я остался в их селении, пока не вылечу всех больных.

— А что скажет Арики? — спросил я.

— О, он лопнет от злости!

Я рассказал Амбо, как меня запугивал Арики, когда позвал к себе, но промолчал о предложении главного жреца сделать меня рапуо и наследником семи поясов мудрости. Вообще я не верил, что Арики всерьез хочет сделать меня его наследником и видел в этом предложении скрытую хитрость. Да и я бы не согласился стать главным жрецом — я, который всегда был против какого бы то ни было религиозного заблуждения. Разве я мог бы сказать туземцам, что Дао — великий благодетель, а рапуо в семь раз мудрее любого человека на острове? Но все же угрозы главного жреца тревожили меня, и я удивился, что Амбо смотрит на них легко. Он считал, что Арики ничего не может мне сделать, но все-таки посоветовал до большого праздника остерегаться его. А на празднике я стану сыном их племени, а Амбо станет даго Канеамеи и возьмет Арики за горло.

— Даго Канеамеи? — изумился я.

— Даго Канеамеи, — подтвердил Амбо, и счастливая улыбка озарила его лицо.

— А она согласна?

— Согласна.

— А Арики?

— И Арики согласен.

Я был удивлен. Не врет ли сын вождя? Я остановился и посмотрел ему прямо в глаза. Нет, он не лжет. Он был счастлив, что станет даго Канеамеи. Может быть, он радовался и семи поясам мудрости, и белым листам, которые унаследует после смерти Арики — не знаю. Но у меня не было причин радоваться. Да ведь Арики и мне обещал и семь поясов мудрости, и белые листы... А теперь то же самое обещал и Амбо. В чем тут дело? «Хочет нас поссорить, — подумал я. — Хочет провалить нашу дружбу с Амбо, сделать нас врагами». Сейчас я ни на минуту не сомневался в намерениях главного жреца. Он хотел сделать Амбо моим врагом. Но тут была замешана и дочь Арики. Почему Канеамея обещала стать его женой, а после то же самое обещала и мне? И почему она меня попросила никому об этом не говорить? Неужели и она участвует в интригах ее отца? Или она его жертва?

Я не хотел делиться мыслями с моим приятелем. Зачем мне его огорчать и унижать Канеамею? К тому же я не был уверен в том, что она виновна. Она просто была принуждена делать то, что ей прикажет отец...

Сейчас же, по возвращении в Букту, я пошел к Боамбо. Хотелось ему рассказать, что я делал в Калио.

Он сидел на нарах перед своей хижиной, заглядевшись в синие воды океана. Волны с оглушительный ревом набегали на скалистый берег, откатывались назад, словно желая набраться сил, и снова, еще яростнее набрасывались на серый гранит. Яркое солнце пекло невыносимо. В чистом голубом небе летали пестрые попугаи и крупные гамраи. Листья на деревьях висели вяло и неподвижно.