Рафаэль Сабатини - Одиссея капитана Блада

• Название: Одиссея капитана Блада
• Автор: Рафаэль Сабатини
• Жанр: Исторические приключения

Рафаэль Сабатини

Одиссея капитана Блада.

---

– Не в моем характере причинять кому-либо вред или радоваться

чьей-либо гибели. Только из сострадания к вам я употребил все эти слова,
надеясь, что вы сами позаботитесь о своей бессмертной душе, а не будете
способствовать ее проклятию, упорствуя и лжесвидетельствуя. Но я вижу, что
все мои усилия, все мое сострадание и милосердие бесполезны. Мне не о чем
больше с вами говорить. – И, повернувшись к членам суда, он сказал: –
Господа! Как представитель закона, истолкователями которого являемся мы –
судьи, а не обвиняемый, должен напомнить вам, что если кто-то, хотя бы и не
участвовавший в мятеже против короля, сознательно принимает, укрывает и
поддерживает мятежника, то этот человек является таким же предателем, как и
тот, кто имел в руках оружие. Таков закон! Руководствуясь сознанием своего
долга и данной вами присягой, вы обязаны вынести справедливый приговор.
После этого верховный судья приступил к изложению речи, в которой
пытался доказать, что и Бэйнс и Блад виновны в измене: первый – за укрытие
предателя, а второй – за оказание ему медицинской помощи. Речь судьи была

усыпана льстивыми ссылками на законного государя и повелителя – короля,

поставленного богом над всеми, и бранью в адрес протестантов и Монмута, о
котором он сказал, что любой законнорожденный бедняк в королевстве имел
больше прав на престол, нежели мятежный герцог.
Закончив свою речь, он, обессиленный, не опустился, а упал в свое
кресло и несколько минут сидел молча, вытирая платком губы. Потом, корчась
от нового приступа боли, он приказал членам суда отправиться на совещание.
Питер Блад выслушал речь Джефрейса с отрешенностью, которая
впоследствии, когда он вспоминал эти часы, проведенные в зале суда, не раз
удивляла его. Он был так поражен поведением верховного судьи и быстрой
сменой его настроений, что почти забыл об опасности, угрожавшей его
собственной жизни.
Отсутствие членов суда было таким же кратким, как и их приговор: все
трое признавались виновными. Питер Блад обвел взглядом зал суда, и на одно
мгновение сотни бледных лиц заколебались перед ним. Однако он быстро овладел

собой и услышал, что кто-то его спрашивает: может ли он сказать, почему ему

не должен быть вынесен смертный приговор note 13 после признания его виновным в
государственной измене?
Он внезапно засмеялся, и смех этот странно и жутко прозвучал в мертвой
тишине зала. Правосудие, отправляемое больным маньяком в пурпурной мантии,
было сплошным издевательством. Да и сам верховный судья – продажный
инструмент жестокого, злобного и мстительного короля – был насмешкой над
правосудием. Но даже и на этого маньяка подействовал смех Блада.

– Вы смеетесь на пороге вечности, стоя с веревкой на шее? – удивленно

спросил верховный судья.
И здесь Блад использовал представившуюся ему возможность мести:

– Честное слово, у меня больше оснований для радости, нежели у вас.

Прежде чем будет утвержден мой приговор, я должен сказать следующее: вы
видите меня, невинного человека, с веревкой на шее, хотя единственная моя
вина в том, что я выполнил свой долг, долг врача. Вы выступали здесь,
заранее зная, что меня ожидает. А я как врач могу заранее сказать, что
ожидает вас, ваша честь. И, зная это, заявляю вам, что даже сейчас я не
поменялся бы с вами местами, не сменял бы той веревки, которой вы хотите
меня удавить, на тот камень, который вы в себе носите. Смерть, к которой вы
приговорите меня, будет истинным удовольствием по сравнению с той смертью, к
которой вас приговорил тот господь бог, чье имя вы здесь так часто
употребляете.
Бледный, с судорожно дергающимися губами, верховный судья неподвижно
застыл в своем кресле. В зале стояла полнейшая тишина. Все, кто знал
Джефрейса, решили, что это затишье перед бурей, и уже готовились к взрыву.
Но никакого взрыва не последовало. На лице одетого в пурпур судьи
медленно проступил слабый румянец. Джефрейс как бы выходил из состояния
оцепенения. Он с трудом поднялся и приглушенным голосом, совершенно
механически, как человек, мысли которого заняты совсем другим, вынес
смертный приговор, не ответив ни слова на то, о чем говорил Питер Блад.
Произнеся приговор, судья снова опустился в кресло. Глаза его были
полузакрыты, а на лбу блестели капли пота.
Стража увела заключенных.

Один из присяжных заседателей случайно подслушал, как Полликсфен,

несмотря на свое положение военного прокурора, втайне бывший вигом, тихо
сказал своему коллеге-адвокату:

– Клянусь богом, этот черномазый мошенник до смерти перепугал

верховного судью. Жаль, что его должны повесить. Человек, способный
устрашить Джефрейса, пошел бы далеко.

Глава IV. ТОРГОВЛЯ ЛЮДЬМИ

Полликсфен был прав и неправ в одно и то же время.
Он был прав в своем мнении, что человек, способный вывести из себя
такого деспота, как Джефрейс, должен был сделать хорошую карьеру. И в то же
время он был неправ, считая предстоящую казнь Питера Блада неизбежной.
Я уже сказал, что несчастья, обрушившиеся на Блада в результате его
посещения усадьбы Оглторп, включали в себя и два обстоятельства
положительного порядка: первое, что его вообще судили, и второе, что суд
состоялся 19 сентября. До 18 сентября приговоры суда приводились в
исполнение немедленно. Но утром 19 сентября в Таунтон прибыл курьер от
государственного министра лорда Сэндерленда с письмом на имя лорда
Джефрейса. В письме сообщалось, что его величество король милостиво
приказывает отправить тысячу сто бунтовщиков в свои южные колонии на Ямайке,
Барбадосе и на Подветренных островах.
Вы, конечно, не предполагаете, что это приказание диктовалось какими-то
соображениями гуманности. Лорд Черчилль, один из видных сановников Якова II,

был совершенно прав, заметив как-то, что сердце короля столь же

чувствительно, как камень. "Гуманность" объяснялась просто: массовые казни
были безрассудной тратой ценного человеческого материала, в то время как в
колониях не хватало людей для работы на плантациях, и здорового, сильного
мужчину можно было продать за 10-15 фунтов стерлингов. Немало сановников при
дворе короля имели основания претендовать на королевскую щедрость, и сейчас
представлялся дешевый и доступный способ для удовлетворения их насущных
нужд.
В конце концов, что стоило королю подарить своим приближенным некоторое
количество осужденных бунтовщиков?
В своем письме лорд Сэндерленд подробно описывал все детали королевской
милости, заключенной в человеческой плоти и крови. Тысяча осужденных
отдавалась восьми царедворцам, а сто поступали в собственность королевы.

Всех этих людей следовало немедленно отправить в южные владения короля, где

они и должны были содержаться впредь до освобождения через десять лет. Лица,
которым передавались заключенные, обязывались обеспечить их немедленную
перевозку.
От секретаря лорда Джефрейса мы знаем, как в эту ночь верховный судья в
пьяном бешенстве яростно поносил это недопустимое, на его взгляд,
"милосердие" короля. Нам известно, что в письме, посланном королю, верховный
судья пытался убедить его пересмотреть свое решение, однако король Яков
отказался это сделать. Не говоря уже о косвенных прибылях, которые он
получал от этого "милосердия", оно вполне соответствовало его характеру.
Король понимал, что многие заключенные умрут мучительной смертью, будучи не
в состоянии перенести ужасы рабства в Вест-Индии, и судьбе их будут
завидовать оставшиеся в живых товарищи.
Так случилось, что Питер Блад, а с ним Эндрью Бэйнс и Джереми Питт,

вместо того чтобы быть повешенными, колесованными и четвертованными, как

определялось в приговоре, были отправлены вместе с другими пятьюдесятью
заключенными в Бристоль, а оттуда морем на корабле "Ямайский купец". От
большой скученности, плохой пищи и гнилой воды среди осужденных вспыхнули
болезни, унесшие в океанскую могилу одиннадцать человек. Среди погибших
оказался и несчастный Бэйнс.
Смертность среди заключенных, однако, была сокращена вмешательством
Питера Блада. Вначале капитан "Ямайского купца" бранью и угрозами встречал
настойчивые просьбы врача разрешить ему доступ к ящику с лекарствами для
оказания помощи больным. Но потом капитан Гарднер сообразил, что его, чего
доброго, еще притянут к ответу за слишком большие потери живого товара. С
некоторым запозданием он все же воспользовался медицинскими познаниями
Питера Блада. Улучшив условия, в которых находились заключенные, и наладив
медицинскую помощь, Блад остановил распространение болезней.
В середине декабря "Ямайский купец" бросил якорь в Карлайлской бухте, и
на берег были высажены сорок два оставшихся в живых повстанца.
Если эти несчастные воображали (а многим из них, видимо, так и

казалось), что они едут в дикую, нецивилизованную страну, то одного взгляда