Диана Локк - Испытание чувств

• Название: Испытание чувств
• Автор: Диана Локк
• Издательство: ИКФ «МиМ-Экспресс»
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-7562-0029-0

Все в мире зависит от любви и держится любовью. Но только женщина, испытавшая горечь разочарования и полюбившая вновь, может поднять мужчину на недосягаемую высоту.

Главная героиня встречает свою первую любовь, и воспоминания ее захватывают, но очень скоро она понимает, что муж – это ее настоящая любовь.

---

Когда мама разоралась на меня, что я «наштукатурилась» и в свои пятнадцать стала похожа на «куклу намазанную», а я взбежала наверх по лестнице и закричала оттуда в ответ, что я всегда теперь так ходить буду, но стоило отцу лишь слегка нахмуриться, как я поспешила в ванную смывать с себя воинственную окраску.

Человек, чья спокойная мудрость помогла мне преодолеть столько стрессов, реальных и воображаемых, человек, с которым я чувствовала себя любимой и с которым мне было хорошо до того дня, когда я повстречала очень похожего на него другого человека, который бескорыстно подарил мне любовь и поддержку, – моего Стюарта.

Последующие три дня закружили нас в вихре, и мы были, словно в тумане, сквозь который неясно проступали цветы, запах ладана, вкус кофе и усталость гудевших ног. Мы стояли в ряд – мама, Лоррейн и я, а Джордж и Стюарт по бокам – бесконечными часами, приветствуя и обнимаясь со знакомыми и многочисленными друзьями семьи. Улыбались, не узнавая, лишь заслышав слова: «…это мои дочери, Андреа и Лоррейн. А это… они с вашим отцом часто…» Так много друзей, и каждый стремился поделиться с нами своим самым приятным воспоминанием, историями, которых были десятки. Одна из моих знакомых сказала однажды, что рай или ад – это память, оставленная тобой на земле. Если она права, то мой отец уже стучится в жемчужные врата рая.

Мама садилась, ходила, говорила и ела, как зомби. Ее лицо ничего не выражало, а глаза были пусты. Впервые за всю жизнь я осознала, какого же она все-таки маленького роста и как одинока без всегда стоящего рядом отца.

Я оставалась с нею на ночь, не отходила от нее все эти долгие дни, отдавая ей всю себя, но я и сама чувствовала себя опустошенной. Горе переполняло меня, как и ее, так что о какой поддержке могла быть речь?

Не знаю, кто сказал Стюарту про отца, – Лоррейн, наверное, или Джордж, ее муж. Я бы сама позвонила, но он очутился здесь еще до того, как эта мысль оформилась у меня в мозгу, и все это время оставался с нами. И что бы мы делали без наших мужчин, ведь это они взяли на себя хлопоты с больницей, похоронным бюро и даже с церковью. Келли и Брайана Стюарт таскал за собой, позволяя мне больше времени проводить с мамой.

Мы не раз говорили друг с другом, вполне нормально, насколько я могу судить, хотя я и чувствовала себя неуютно, когда Стюарт изучающе смотрел мне в глаза. Что он искал в них? Я жаждала, чтобы он обнял меня, приютил у себя на груди, разделяя мое горе. Видит Бог, как я нуждалась в его поддержке, но после того, что наделала, я ее не заслуживала, и он ее не предлагал.

Те долгие часы в похоронном бюро он пристально смотрел на меня с другой стороны траурного зала. На лице его была маска холодности и отчужденности. Он был далеко от меня, закрыт для меня. Внешне он не показывал, что ему больно и «кошки скребут на душе». На его лице вообще нельзя было прочесть никаких эмоций: ни намека на уязвимость, ничего такого, что я могла бы истолковать как попытку перекинуть мостик между нами. «Ну, а ты чего хотела?» – спросила я себя. Я не заслуживаю его любви, и он не предлагает ее.

На похоронах присутствовали сотни людей, и мама очень гордилась этим.

– Вашему отцу было бы приятно увидеть так много старых друзей, – сказала она, забывая, что уже ничто не может быть ему приятно.

Все шло нормально, и мама держалась молодцом, покуда на кладбище возле могилы не упала в обморок безмолвным маленьким комочком. Стюарт пришел на помощь, поднял ее, отнес в машину и положил на заднее сиденье. Я отправилась вместе с ними, не проронив ни слова, и села в машину рядом, поскольку траурная церемония практически закончилась. Присматривать за мамой означало для меня что-то делать и возводило барьер моему собственному горю.

Мы вернулись к маме, чтобы выпить за упокой души папы и разделить боль утраты. И как это бывало на всех итальянских похоронах, на которых мне довелось присутствовать, поминки затянулись до глубокой ночи.

Гости разошлись около одиннадцати, и только заполночь мы с Лоррейн закончили мыть тарелки и вытряхивать пепельницы.

– Святые угодники, – вздохнула Лоррейн, вытряхивая последнюю, – и как все эти люди дожили до семидесяти пяти и восьмидесяти? Они смолят, как пароходные трубы.

Она ушла, а я собралась подняться наверх, в свою спальню, когда вдовствующая сестра мамы, тетя София, остановила меня.

– Я побуду здесь несколько дней, – заявила она. – У нас с твоей матерью есть о чем поговорить. Сейчас я смогу ей помочь лучше, чем ты.

Что, вероятно, было правдой: у нее уже был опыт, как терять мужей.

– Поезжай к своему мужу и немного отдохни, – посоветовала она.

И я вернулась к Лоррейн.

Было уже далеко за полночь, когда я добралась до нее, и душа у меня ушла в пятки, когда я увидела на подъездной дорожке машину Стюарта. Он был так далек от меня в последние дни, что я даже представить себе не могла, что понадобилось ему здесь.

Может, он хочет поговорить о разводе? «О нет, – подумала я, – я этого не вынесу, по крайней мере, сейчас». Поэтому я вошла в дом через кухню, чтобы прокрасться по коридору в спальню, дабы избежать спектакля. Только несколько часов спустя я сообразила, что Стюарт и не ожидал меня здесь застать, он думал, что я останусь у мамы.

Я тихо отворила дверь черного хода и оказалась внутри, пытаясь сориентироваться в темноте. Затаив дыхание, я пересекла кухню и встала в дверях, поджидая удобного момента, чтобы проскользнуть по коридору незамеченной. Говорят, никогда не услышишь о себе хорошее, когда подслушиваешь, но тут у меня от неожиданности отвисла челюсть.

Стюарт приехал поговорить с Лоррейн и сидел в гостиной, изливая ей душу и рассказывая о таких вещах, о которых я и не подозревала. Я не собиралась подслушивать, я нечаянно услышала и похолодела, когда из гостиной донесся его низкий печальный голос:

– Я люблю твою сестру, Лоррейн, и я хочу, чтобы она знала, – я не держу на нее зла за то, что случилось. Да, я взбесился, наговорил ей кучу всего, чего не должен был говорить, и… о, Господи, я потерял ее. Во время этих печальных хлопот, связанных с вашим отцом, я хотел сблизиться с ней, защитить ее. Она казалась такой хрупкой, но она отвергала меня, она даже не смотрела на меня… своими большими печальными глазами, которые напоминают мне о нашей первой встрече: она крепилась, пыталась вести себя как искушенная во всевозможных жизненных передрягах женщина, но в ее прекрасных темных глазах была печаль, и я сразу каким-то шестым чувством понял, как ей плохо… Я влюбился в нее с того самого момента, когда увидел в первый раз. Она казалась такой ранимой, так нуждалась в ком-то, кто мог бы ее защитить, и я сказал себе: «Вот, парень, работка для тебя». И я, как лихой пират в старых фильмах, из кожи вон лез, чтобы завоевать ее. Для меня все тогда было окрашено в романтические тона. Деньги у меня водились, и я таскал ее туда, где она прежде никогда не была, – в модные рестораны, на концерты в филармонию. Ты же знаешь, она любит музыку.

Я не видела Лоррейн и терялась в догадках, хочет она что-то сказать или нет. Если и хотела, то не могла – Стюарт не давал ей и слова вставить.

– Она нужна мне, без нее я чувствую, что мне чего-то не хватает. Хотя мы и прожили вместе почти двадцать пять лет и я был вполне этим доволен, все-таки какая-то неуловимая искорка исчезла из наших отношений.

«Неуловимая искорка?» – подумала я, прислушиваясь в своем укромном месте за кухонной дверью. Выходит, он тоже заметил это и тоже не придал этому значения? Что же это могло быть такое? Игра воображения? Способность отдавать любовь друг другу, о которой говорил отец? Что бы то ни было, я знаю одно: именно эта искорка отличает счастливый брак от несчастливого. Я принялась размышлять над этим любопытным суждением, но уже следующие слова Стюарта оторвали меня от этих мыслей:

– Андреа искала что-то, и это терзало меня, поскольку сам я не мог ей это дать. Я в ее понимании вязался, скорее, с образом некоего отца, которому можно поплакаться в жилетку, но отнюдь не мужественного любовника из грез. Когда я женился на ней, я был ей нужен, но мечты о том сказочном любовнике остались у нее на задворках души. Думаю, в последний год мечты эти материализовались, а я не мог примириться со ставшими реальностью грезами. Я никогда раньше не высказывал эту мысль, но знаешь, я думаю, это случилось из-за того, что жизнь наша была однообразна и предсказуема. Это все моя вина, Лоррейн. Я забыл, как она любит сюрпризы, цветы концерты… Она ведь такая романтичная натура! Господи, за все эти годы я не удосужился преподнести ей даже шоколадный батончик или поцеловать в шею.

«О нет, Стюарт, – подумала я, – ты неправ, это все моя вина…» Он замолчал, размышляя, вне всякого сомнения, о презираемом «другом», а я прижалась к кухонному шкафу, наконец-то давая волю слезам. Я была сама не своя и, опасаясь, что своим ревом выдам себя, если останусь на кухне, как можно тише вышла из дома и побрела по тихим улочкам, всхлипывая и рыдая.