Сергей Кара-Мурза - Опять вопросы вождям

• Название: Опять вопросы вождям
• Автор: Сергей Кара-Мурза
• Жанр: Политика

В конце ХХ в. в мире реализованы два крупных проекта по переходу от авторитарного, бюрократического и патерналистского режима к открытому обществу и либеральной экономике — в Испании после смерти Франко и в СССР. Над проектами, как сейчас известно, работали лучшие мозговые центры мировой демократии. Но сколь различны оба эксперимента! Испанцам — бережный, нетравмирующий переход без разрыва с прошлым, без сведения счетов и разрушения каких бы то ни было структур. Результат — быстрый выход из кризиса и процветание. России — революционная ломка всех систем жизнеобеспечения, раскол общества по всем его трещинам, маховик конфликтов и братоубийство. Итог — национальная катастрофа.

---

В кого выстрелит прошлое?

В очередном акте нашей драмы наступила сцена согласий. Поигрывая дубинкой, режим погнал подписывать бумагу и вождей оппозиции. Кое-кто, бочком-бочком, улизнул. Так и слышишь их шепоток: "Борис Николаевич, ну поймите, нам же неудобно. Потеряем имидж. Да и вам, нельзя же без непримиримой оппозиции!".

Следом — согласие непримиримых между собой. Учредили новое движение, даже не сказав, почему же Фронт национального спасения оказался несостоятельным — просто как бы забыв о нем. Согласие движений со столь разной идеологией вещь сложная, и умолчание различий и приводит к его краху. Нужны не споры, а ясность. Затронем здесь один из основных вопросов — отношение к советскому прошлому. Упредим: оценка прошлого и попытки его возродить разные вещи, и смешивают их дураки или демагоги.

Советское прошлое — такая больная тема, что коммунисты ее по сути обходят, а «патриоты» пожинают легкие, но ядовитые плоды охаивания. И ладно бы уж экс-диссиденты, так нет, даже просвещенный патриот полковник В.Зорькин. Вот он отмежевывается от тех, кто впал в ностальгию. Для них, мол, "великая Россия есть непременно интернациональная тоталитарная империя сталинского типа, лишенная всякой национальной самобытности, коснеющая в убогих идеологических догмах, разделенная внутренними «классовыми» противоречиями, страна, медленно, но неуклонно хиреющая под непосильной ношей «добровольной» помощи многочисленным «братским» народам". Так в газете «Завтра» Зорькин дословно повторяет формулу, с помощью которой разваливали СССР, принимая первую Декларацию о суверенитете.

Коммунисты же сдвигаются к примиряющей формуле — "не все было плохо при советской власти" — и начинают вспоминать цену буханки, Гагарина и т. д. И там, и здесь я вижу глубокую, исторического масштаба бессовестность большую, чем у «демократов». Эти признали, что они — сознательные и непримиримые враги советского строя. Сейчас явные, а раньше "солдаты невидимого фронта" холодной войны, которую Запад вел против России, продолжая другими средствами дело недотепы Гитлера. Чего же от них требовать?

Почему же обе формулы бессовестны, а не просто ошибочны? Потому, что никто из них — ни Шафаревич, ни Зюганов, ни Зорькин ни разу не сказали: в какой из критических моментов после 1917 года они в реальном спектре политических сил заняли бы иную позицию чем та, которая и победила в проекте советского социализма? Вот это было бы честно, поскольку тогда их критика этого проекта как якобы худшего из реально возможных была бы сопряжена с личной ответственностью. Пусть бы И.Р.Шафаревич сказал, что он в 1919 году был бы сподвижником генерала Шкуро или громил бы города и местечки вместе с батькой Махно. Пусть бы он сказал, что это был лучший выбор, чем собирать Россию под красным флагом, что лучше было бы ему потом скитаться по эмиграции, чем заниматься математикой в Академии наук СССР. Если он этого не говорит, то честно было бы оставить 1917–1921 годы в покое. Тогда народ сделал свой выбор после огромного кровавого эксперимента на самом себе, и ревизовать тот выбор сегодня — грех.

И грех перед настоящим, ибо уводит от самого насущного вопроса: что это за болезнь распада поразила Россию, если излечить ее, "остановить над бездной" смогли лишь эти рычащие, стреляющие в затылок священникам большевики? И почему же массы пошли за ними? Ведь не было тогда "империи лжи" Останкино, и про Юрия Гагарина мужикам тогда песенок не пели, они пробовали все партии на зуб. Народ дурак? Но другого-то нет, как и сегодня.

И от еще более трудного вопроса уводят подслащенные формулы нашей оппозиции. Вот она, заклеймив большевиков, вырвала из себя, конечно, их цинизм и жестокость, еще бы не вырвать! А не вырвала ли она заодно и то, для чего эта жестокость была калечащим инструментом — страсть и волю "остановить Россию над бездной"? Что и признали потом и Деникин, и Вернадский, и Есенин. Но оставим пока этот вопрос, пойдем дальше. Факт тот, что выбор в Гражданской (а вовсе не победа — побед в таких войнах не бывает) толкнул Россию в очень узкий коридор.

Следующий критический момент — поворот к сталинизму, к восстановлению державы, т. е. отказ от идеи мировой революции, для которой Россия — дрова. Пусть Зорькин скажет, что он в тот момент был бы с Троцким или Бухариным вот реальный выбор. В начале перестройки пытались представить Бухарина абстрактной лучшей альтернативой. Но вышли его труды, и эта попытка лопнула, как мыльный пузырь. Ну, так признайте: да, полвека предреволюционной работы тогдашних Нуйкиных и Новодворских, временное правительство тогдашних Бурбулисов толкнули Россию на такой путь, что в конце 20-х годов сталинизм, при всех его видимых уже тогда ужасах, оказался лучшим выбором — и подавляющая масса народа сделала именно этот выбор. Да, Революция всегда скликает многонациональную волну пролетариев-разрушителей (не путать с рабочим классом) — кто же еще возьмется пальнуть пулею в святую Русь. Потому-то революциям и приходится пожирать своих детей. Что, не знали этого? Россия вошла в берега и залечила раны именно в советском образе — и тут-то явились пролетарии типа Булата Шалвовича, отомстить и попользоваться. Но разве им не помогает множество патриотов, обличая сталинизм так же, как Вера Засулич обличала царизм?

А когда утвердился Сталин — оставалось 10 лет до войны, и их Россия прожила "бытом военного времени". Но ведь об этом никто — ни слова. Что такое "быт военного времени"? Это тоталитаризм, самопожертвование (и невинные жертвы тоталитарной машины) — принимаемые теми, кто воюет за страну, и ненавидимые теми, кто в этой стране есть "пятая колонна". Разве не так стоит вопрос? Так давайте честно определять свою позицию.

Вот, тотальная коллективизация — зачем? Чтобы решить срочную проблему хлеба, т. к. промышленность не поспела кормить город через товарообмен. Чтобы изымать средства из села для индустриализации. Чтобы механизировать поле и обеспечить заводы массой рабочих. Это проблемы, отложить которые было нельзя, не отказавшись от проекта в целом, и лишних денег для смягчения шока не было. Коллективизация — самая трагическая глава советской истории. Формула "не все было плохо" предполагает, что уж это-то наверняка было плохо. Так пусть Бабурин скажет, как бы он в тот момент решал эту проблему, окажись он на месте Сталина. И скажет не об эксцессах и дефектах, а о принципиальном выборе.

Но нет, все дело сводят как раз к дефектам. И тут же вдруг как воды в рот набирают. Боятся нарушить тайный уговор? Ведь катастрофа коллективизации была вызвана тем, что селу вместо артели была навязана модель кибуца, разработанная перед первой мировой войной сионистами-трудовиками для колонизации Палестины. Эта их разработка и сегодня по праву считается блестящим социально-инженерным проектом, но делался он не для русского крестьянина, а для горожанина-колониста, еврея. Думаю, эта модель была взята не по злому умыслу наркома Яковлева, и тем более Сталина, это фундаментальная ошибка с трагическими последствиями. Ошибка того же плана, что и утопия наших нынешних честных либералов (ведь были же такие!). Большевики оказались отрезанными от теоретического знания о России, оно осталось у «консерваторов», а марксистские шоры помешали и проявлению интуитивного знания. Тот факт, что никто из оппозиции не хочет в эту проблему лезть, прискорбен. Насколько честнее молчаливая позиция самих крестьян! Они переболели колхозами, сдвинули их к артели, не поставили свои жертвы в пику сталинизму, обманули надежды гитлеровских психологов.

Но жертвы села не могли быть забыты, они вскрыли и затянувшиеся было раны гражданской войны. Резонанс этих двух ударов по крестьянской России породил ту скрытую волну ярости, которая прорвалась в 37-м году. Ведь главное-то в этом феномене не то, что Сталин перед войной решил устранить всю находившуюся в оппозиции номенклатуру, а то, что массы это поддержали с необъяснимой страстью. Но с необъяснимой ли? Разве не подумали многие, что пришла, наконец, расплата военным преступникам Гражданской и палачам крестьян в коллективизации? (Не говоря о том, что шпиономанию в культуру России внедрили именно думские либералы). При том рецидиве гражданской войны пострадала масса невинных, как в конвульсии любой крупной революции. Но если конъюнктурно подойти к той трагедии, а не извлечь урока, то не меньше невинных пострадает и в будущем, когда в потерявшей новые миллионы жизней России будут судить нынешних революционеров. Вот когда охаянное прошлое выстрелит из пушки.

Я не представляю, как можно, взвешивая историю не на фальшивых весах, не признать, что советский строй с его соборной, а не классовой, партией в лице КПСС, проявил небывалую силу и провел страну раненную, но полную жизни, через самые тяжелые периоды. Представьте, что мы входим в войну или послевоенную разруху не с КПСС, а с "Выбором России" во главе, не с Жуковым и Молотовым, а с Грачевым и Козыревым, не с солидарными карточками, а с либерализацией цен.