Дмитрий Кустуров - Сержант без промаха

• Название: Сержант без промаха
• Автор: Дмитрий Кустуров
• Жанр: Биографии и Мемуары

Документальная повесть о выдающем снайпере Герое Советского Союза Охлопкове Федоре Матвеевиче на основе документов Архива Министерства обороне СССР, материалов фронтовых газет, рассказов и воспоминаний однополчан.

---

Это была действительно удачная засада. Групповой выход был опробован Кутеневым еще в прошлом году. Когда пришла мысль о возможности повторить нечто подобное, Федор задумку свою сначала поведал Ганьши-ну и Квачантирадзе. Затем обсудили все вместе и дошли-таки до комбата.

Успех был несомненный, о чем подтвердила и выходка самих немцев. На следующее утро, где-то около 8-ми, из репродуктора с их стороны донесся злобный голос, смехотворно коверкавший слова: "Рус боюйть нечестно как партизан. Кто это мы знайть. Сибирский снайперт. Когда наступать ми будим их поймать и вешать". На что ребята ответили хохотом и улюлюканием.

Охлопков впервые ощутил удовлетворение собой как командиром. Сколько раз поднимался с бойцами в атаку, чего только не испытал, не узнал в бесконечных боях, но самому организовать и внедрить с самого начала и до последней точки удалось только сейчас, с этим приемом.

Однако Охлопкова за последние месяцы по-прежнему хвалят как снайпера. О его буднях дивизионная, армейская и фронтовая газеты ныне стали писать чаще, чем в прошлом году. И чествований стало больше.

"Защитник Отечества". 13 января. Сын "Солнечной Грузии" Квачантирадзе и он, якут, пришедший на фронт с "полюса холода", лежат вместе в засаде. Заметка с фотоснимком названа "Два сержанта-мстителя".

Та же газета, 24 марта. Фронтовой поэт Сергей Баренц посвятил ему, Охлопкову, целое стихотворение.

Отчизна-мать гордится им по праву. Отважному у нас везде почет. Немеркнущей, неповторимой славой Войдет в века его победный счет.

Та же газета. 11 апреля Ганьшин и он встречают своего друга Кутенева, вернувшегося с госпиталя. Очень теплый, хороший снимок. Сфотографировал их Д. Попель. А Кутенева и сейчас с ними нет. Отправили его снова на командирские курсы. С Федором остался лишь Ганьшин. Счет у Леонтия, как и у Кутенева, перевалил за вторую сотню. На слете снайперов ему член военного совета армии генерал С. И. Шабалов лично вручил орден Боевого Красного Знамени. Парень и сам изменился: стал более разговорчивым и покладистым. Чуть появится свободное время, бежит в медсанбат к своей Шурочке Казаченко.

Кроме всего прочего, штаб 43-й армии выпустил "Памятку снайпера", основу которой составил опыт пяти асов из группы Охлопкова: его самого, Квачантирадзе, Кутенева, Смоленского и Ганьшина. «Памятка», называя их воинами-маяками, признала их бесспорное лидерство в армии.

Эти проявления внимания снайперам и снайперскому движению больше всего радовали молодых, особенно новичков, нежели бывалых. Их, бывалых, газетные заметки даже чем-то не устраивали. Однажды Ганьшин в сердцах проронил: "Пишут, будто на прогулку ходишь". Конечно, на войне солдат, как иногда любит шутить Квачантирадзе, "и днем, и ночью играет в жмурки со смертью". И человеку постоянно нужно чем-то отвлечься от ужасов и переживаний, испытываемых на каждом шагу. Видимо, потому Охлопков воспринял без прежнего внутреннего сопротивления появление листовки, посвященной ему одному. Он, когда принесли эту листовку с любопытством рассматривал свой бюст-портрет, будто там в масхалате не он сам, а какой-то другой человек., Нельзя сказать, что Федор не узнал себя. Узковатый разрез глаз, немного оттопыренные уши, покатые плечи, — кажись, все его. Но брови чересчур густые, да еще со сгибами, смахивающие на изогнутые крылья. Взгляд такой тяжелый и непоколебимый, каким смотрят с портретов большие люди. В общем, больно уж внушительный, вдобавок в этаком лавровом обрамлении со спущенными с двух сторон кисточками, похожими на подвески полкового знамени.

Понравился ли листок Федору? Тогда он и сам вразумительно не объяснил бы. Когда тот солдат, который показал плакат, и, предлагая ему взять на память свой портрет, сунул было в руку, Федор почему-то отдернул свою. Солдат с черными усами, не то узбек, не то молдаванин, покачал головой и со словами: "Дурень ты, неспроста такую честь оказывают-то, попомни мои слова, Героя получишь" отдал листок с любопытством следившему за всем происходящим молодому бойцу. А Федор неопределенно улыбнулся. Ведь он прекрасно понимал, что такая высокая награда также несбыточна, как скажем, сесть на облако и таким манером добраться до родных мест. Но у него где-то внутри иногда возникало чувство смутной надежды, которое он старался отогнать как лишнее беспокойство. Правда, состоялся обнадеживающий разговор в штабе с командиром полка полковником Жидковым. Полковник спрашивал, казалось бы, обычные вещи, а писарь почему-то все брал на пометку. Еще у полковника на столе лежал плакат на немецком языке. Буквы были похожи на те, по которым он когда-то в школе учился читать и писать. Немцы, оказывается, за его, Охлопкова, голову назначили премию в десять тысяч марок. Все же Федору чаще помнилось не это, а то, что полковник доверительно сказал на прощание: "Смотри, тебя знают и там, но мы лучше знаем, скоро представим к высокой награде".

Между тем жизнь солдата текла своим чередом. Случаев, которые не давали утихнуть слухам, рассказам или просто небылицам вокруг Федора было предостаточно.

Вот один из них. 259-му полку предстояло выравнивать линию обороны. И будучи на передовой с командиром батальона майором Уколовым, Охлопков обнаружил группу немецких офицеров, находящихся в двух километрах под укрытием из сетки и зелени. Но сорокопятки не достали их: был недолет. А потом солдат из соседнего батальона у ребят справлялся: "Правда ли, у вас кто-то из снайперов трассирующей пулей угодил полковнику немецкому в глаз?"

Еще случай был. Вскоре после возвращения с первого батальона как-то раз под вечер, собираясь выйти с засады, Федор услышал западнее деревни лай собаки.

— Товарищ майор, дальше деревни собака залаяла, — доложил он командиру.

— Ну и что, товарищ сержант?

— Третий день лежу, и лая не было. Там дороги нет, там лес.

— На то и собака, чтоб лаять.

— Это разведка идет…

— Да?.. Ну, спасибо, на всякий случай примем меры.

На следующий день прошел слух о том, что два немецких разведчика напоролись на засаду и один из них взят в плен.

И еще. Возвращаясь с разведки боем, взвод наткнулся на группу противника и завязалась короткая, но сильная перестрелка. Не успели отойти шагов на сто после той перестрелки, ночную тишину разорвала уже автоматная очередь. Стрелки мгновенно рассыпались и залегли кто куда. Тут старший сержант, который вел стрелков, пустил ракету. Пока свет ракеты не угас, снайперы успели уничтожить двух автоматчиков. При повторном освещении ракетой стало ясно, что те уже мертвы.

— Ну, кто сразил? — Старшина спросил, вставая. — Кто куда целился?

Из трех снайперов никто не откликнулся. Тогда старший сержант пошел к трупам и, осветив их фонарем, спросил еще:

— Кто сколько раз стрелял?

Жилин и третий снайпер стреляли по одному разу, а Охлопков ответил, что стрелял дважды.

Затем старший сержант подошел к снайперам и стал рассматривать их винтовки, раскрывая почему-то затвор каждой.

— Хорошо стреляете. Все попали.

А Охлопкову старший сержант подал руку и, как бы поздравляя, крепко пожал:

— Отлично! Обоим попал между глаз!

— Откуда это узнали, товарищ старший сержант? — спросил третий снайпер.

— Очень просто. У вас обоих пули разрывные, а у Охлопкова пули обыкновенные. Доволен?

Именно после этого случая в течение трех месяцев разведчики постоянно брали Охлопкова в группу прикрытия. Среди разведчиков распространилась такая легенда, будто Охлопков стрелок с кошачьими глазами — даже в ночной темноте стреляет также метко, как и днем.

И на самом деле, по разносторонности и скорострельности равного Охлопкову в полку снайпера не было. Квачантирадзе и Ганьшин били очень метко. Но в ведении огня по движущимся целям явно уступали ему. Смоленский, как и его учитель Квачантирадзе, любил поджидать и бить с упора. При стрельбе с рук лучшие результаты достигал молодой казах Атаджанов. Зато он, как житель степей, скажем, в лесистой местности не всегда удачно выбирал место засады, видимо, поэтому предпочитал вести огонь с общей траншеи. Ребята все, если фашист попадет "в их поле зрения", не промахивались. Ганьшин — мастер по чучелам. Квачантирадзе лучше всех умел предугадывать поведение противника. Все эти лучшие качества боевых друзей были свойственны и Охлопкову. Недаром же командиры при выполнении особо сложных задач, например, в разведке, в дуэли с вражескими снайперами предпочитали его. Он отлично взаимодействовал и с минометчиками, и с артиллеристами. Это знал сам Охлопков, знали это его друзья. Охлопков в засаде мог находиться до двух суток без пищи, без видимого движения. Кто раз бывал с ним — будь командир или рядовой — видел, как быстро разводил огонь, как устранял мелкие неполадки винтовки, автомата и пулемета, какой он мастер на все руки. Никогда никому не бывал обузой, наоборот, в премудростях солдатской жизни нужным оказывался всегда он сам. Умел перенести холод и усталость, лишения и тяготы, чем показывал хороший пример новичкам и необстрелянным. Не был навязчив. Незнакомым в обиду себя не давал, хотя в кругу своих мог терпеть иногда не очень-то приятные выходки.