Светлана Пахомова - Ангелам господства

• Название: Ангелам господства
• Автор: Светлана Пахомова
• Издательство: АСТ
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009

Жизнь на сцене маняща и непостижима. В ожидании славы дни бегут в окружении бутафорской роскоши, сплетен и интриг. Под неизменным слоем грима скрывается беззащитное лицо женщины, актрисы, так и не научившейся существовать в этом Зазеркалье. А может быть не стоило и учиться?.. Созданный ее воображением мир театра подарил ей гармонию, которую невозможно найти в реальной жизни…

---

Заплел извилины — какой сюрприз может родиться от «Посева»? Невольно напрягаюсь. Блик дня пробился сквозь толпу, скользит по спинам и предплечьям, щеки моей коснулся. Генку качнуло. Отвернулся и молчит. Мучительно слова для продолженья ищет.

— Последствия вчерашнего сюрприза с тумблером на пульте сегодня на лицо, ты в том же стиле нечто предлагаешь? Да не стесняйся, расскажи — давай, задействуй механизмы раскованной фантазии, а я повешу свои ушонки на гвоздь вниманья — буду слушать. Мне все равно теперь какая непринужденная беседа отвлечет, меня теперь, скорей всего отчислят не сегодня-завтра, будет что вспомнить о вас с Петельчуком.

— Не думаю, что на тебя Каплини покусится, весь сброс балласта уже давно отстегнут, у нас на курсе зачисток больше делать не дадут — военкомат, и ректорат, и комитет своё забрали, теперь спектакль на выданье, а план-репертуар для института — основное. Это возможность публично представлять себя

Езда на городском «Икарусе» гармошкой, где под ноги — одни ухабы, не походила на полёты журавлиной колесницы в небесной голубой дали. Демисезонная шрапнель позёмки сочилась в ветровые стекла сквозняками. «

— Цветок-конфетку, хочешь?

— Ириски, что ли? Моя любила барбарис.

— Так то же куст! А у меня-морская галька!

Достал из необъятного кармана кулек газетный, запускаю щепоть, а там — почти что дефицит!

— Ответь мне Генка, почему подобные тебе мужчины, похожие на маяковский генотип, лиричны как певцы октябрьских революций?

— Любимой морковку за хвостик несу?

— Нет, «достаю из широких штанин!». 

Корин присущее мне острословье, всегда заквашенное на издёвке, с холоднокровием произнесенное, и заковыченное на цитатах, порой оценивал тишайшим шоком с испугом в голубом глазу. Мне Мэтр Каплини не раз зарок давал твердо усвоить, что мужчинам нужно грозить лишь пальчиком, никак не кулачком, но я маловменяема была на младших курсах. Мне было трудно определить детально-однозначно на чем основана симпатия красавца Корина ко мне. За Генку девушки вели бои, и рикошетило по всем окрестным курсам. Мой интерес к актеру с сановным амплуа Великих Герцогов, Царей и прочих графских персоналий был чисто реваншистским. Генка пророс из «Ералаша».  Тележурнал для школьников, который листала вся страна.

Мне вспоминался зной каникул, когда родители детей в стране со стопроцентной занятостью населенья бросали своих чад без попеченья, повесив ключики на шейки, пускали их носиться без присмотра во дворе, или слоняться безвылазно в квартире, пиная воздух и разыскивая пятый угол; вся эта маята беспечного безделья, перемежалась задиристою сварой, а к полудню вдруг прерывалась затишьем босоногих толп у близпопавшихся экранов. Ватагой после окрика «Уже идет!!!»   врывались в дверь любого доброго соседства и, смяв половики, дышали ртами. По окончании — всей стадной жаждой поглощали баллоны самоквасов из хлебных корок, опустошали компотные кастрюльки, встречались экстремалы, что заправлялись холодной из-под кухонного крана, бывали богатеи с газировкой и прочие поклонники кефирного грибка, и, уморив хозяев телевизора песчаной стёжкой от зала до прихожки, валили подражать увиденному прочь.

Генка Корин был из породы тех супер-воспитанных и экстра-умных детишек белёсо-голубых мастей советских пионеров из «Массфильма».  Московский школьник для наших берендеев от пропаганды «Ералашей»   был словно инопланетянин. Разве могли сравниться наши парты — массив сосны под многослойным гнетом ежегодной краски — с их столиками? А наши стены в школах и перила лестниц? У каждой классной параллели был знаменитый хулиган, способный проковырять и процарапать свои порочные мыслишки сквозь все приличные покрытия поверхностей в глубины древесно-стружечной плиты, кирпичной кладки и цемента. Эту страсть к дикости завхозам педагоги, пардон, учителя велели понимать как самовыражение в наскальной живописи необразованных неандертальцев. Это гораздо позже опубликуют, что современная страсть к порче общественного обусловилась репрессивной генетикой прошлого, анализ которой был под запретом и проявлял себя в подобных формах гражданского смятения.

А в «Ералаше»   — блага цивилизации и струи эволюции. Какие это дети, откуда они берутся, как они ставят вопросы и формулируют ответы, откуда они знают больше учебника? То были времена, когда народ верил правительству сквозь телевизор, и нам, детишкам, передавалась эта вера. Я ничего не знала про сценарий, заучиванье реплик, придуманных взрослыми для детей-артистов, — с последующим их произнесеньем, словно вот-вот родились в младенческой головке эти мысли и облеклись в слова, и даже здесь, теперь, в автобусе гармошкой, Генкин арахис в серенькой глазури — кондитерский изыск вчерашних школьников столицы — был так понятен, как выученный лозунг про кино «для нас важнейшим из искусств».  А что такое виртуальная реальность, в которую мы вместе скоро окунемся, нам было даже невдомек. Мы пробежали под дождем под козырек у метровхода и, соступив на эскалаторы, расстались. Каким был план-сюрприз посева, осталось позабыто в разговоре. Теперь забытое можно извлечь вдогонку звонком мобильной связи, а тогда быстрее эскалатора был только метропоезд. Коммуникация конца восьмидесятых была неспешной, предполагала вечность всех устоев, включая формы хозрасчета и самоокупаемости, — что было страшной новизной.

В Суворовском на КПП жила огромная собака. Таких лохматых великанш мне приходилось встречать у административных входов сановных учреждений вплоть до скончанья девяностых. Неведомой породы зверь, но очень добрый, если с умом найти подходы. А по нераспознанной причине все эти телочки с волчьим загривком именовались Джулька. Вступив в переговоры с Джулькой, процесс урегулирования вопросов на миротворческой границе с охранной службой мне довелось значительно ускорить. Искоренив противоречия в стремленьи к цели с охранником-собакой, переходили к ультимативным объяснениям с людьми в погонах. На этот раз мне быстро удалось узнать, что братик в наряде за глубоко секретную провинность взвода перекрывает марафонский норматив по чистке к ужину картошки. Ждать предстояло долго. Стоял не месяц май, Джульетта костьми сквозь толстошубость почувствовала, как я мерзну, и попросилась внутрь. Дежурный с тумбочки привстал и, зорко осмотревшись, нажал на кнопку — дверь открылась. Собака втиснула меня бочком в дверной проём и задом подтолкнула. Теперь, встав у окна, я наблюдала «Волги»   и «Запорожцы»   с «Москвичами»,  запорошонной вереницей скопившиеся на побочном тротуаре. В них плакали мамаши невинно отданных юнцов на воинскую службу с детства. Отсюда, сквозь окошко КПП, почетной гордостью военная стезя не называлась. Изнанка жизни всегда видна со стороны нейтрального форпоста. Собаку мучил ультразвук задавленного плача.

Афган был где-то далеко за синими горами, так далёко, что шепоток молвы народной не походил на ропот. Но тот надсадный материнский вой по желторотым правнукам героев благополучного, союзного и атомодержавного правленья на самой плотной материковой тверди на планете, с запасом золота и жерлом кимберлитовой трубы в алмазах, с морями с севера до юга и прочной танковой бронёй, вой неуёмным стоном кликал в предчувствии какую-то неведомую жажду искупленья. Протиснувшись из дверцы «Запорожца»,  на волю вырвалась толстенная шинель в папахе и, опрокинувшись с бураном в КПП, миролюбиво прорычала:

— Женщины всегда плачут — в любви плачут, без любви — плачут!

— Да, тащгенерал, бабы, они — воют! Я уйду на войну, а они — выть! Дежурный пошутил поспешно, но явно не успешно — тащгенерал успел меня заметить. Джулька немедленно легла на мои войлочные ножки и привалила позвоночником к стене. Я до сих пор не понимаю, как это считывать в собачьем языке — защитой или задержаньем. На взгляд из-под папахи я выглядела Чебурашкой в телефонной будке. Отменная осведомленность генерала о посетителях немедленно сказалась на положительном решеньи моего вопроса:

— Суворовец-Царевич, немедленно на КПП — десять минут — свидание с сестрой! — И удалился, напевая казачью «и сестрицу мою, девку дюже вредную, от которой не раз убегал в кусты!»

Соседний с КПП отсек слыл красным уголоком свиданий (наверно он же изолятор и пропускник — отстойник) туда собака Джулька, из деликатности, не заглянула. Кирюха доводился мне кузеном назаретянской ветки рода, а прозвище «Царевич»   любилось доже генералом.

В ушанке, сапогах, но без мундира, Кирюхин вид меня насторожил:

— Ты почему в спортивной форме?

И кто ж мне, недалекой, скажет, что это знак про лазарет. Кирюха что-то буркнул про очистки, и про запачкавшийся взвод, повинность отбывающий в наряде, и глаз скосил на дипломат. Оттуда пахли апельсины.