Иван Арсентьев - Короткая ночь долгой войны

• Название: Короткая ночь долгой войны
• Автор: Иван Арсентьев
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1988

Введите сюда краткую аннотацию

---

- А тебе известно, что с нами случится впереди? А ведь это - продукт! - встряхивает он мешки.

- Бутерброды с мылом жрать будешь? Солью хвост посыпать?

- Право, старшой, ты рассуждаешь, как несмышленыш. Да за это мыло в любой станице бабы знаешь что дают?

- А ты знаешь, что дают за самовольную отлучку в боевой обстановке? То есть дезертирство?

- Ну зачем так, старшой? Я ж хотел лучше... Нога сей минут будет на месте, и - в воздух!

- Где немцы?

- О-о!.. Немцы еще далеко, километров пять, не меньше.

У меня нет больше сил разговаривать с этим типом, даже злость на него иссякла.

...Спустя часа полтора после взлета приземляюсь на знакомом аэродроме возле Новочеркасска на левом берегу реки Тузлов. Места известные, излетанные, исхоженные.   Через реку - два моста: на одном поблескивают железнодорожные рельсы, другой - шоссейный. Этот о воздуха хорошо видно - забит людьми и транспортом отступающих частей. Аэродром брошен, лишь на той стороне летного поля стоит сиротливо звено штурмовиков. Очевидно, там командный пункт. Есть смысл сходить к ним, разузнать насчет группы Майданова. Коржу показываю, где склад ГСМ, может, удастся дозаправить бак.

Летчики-штурмовики, измотанные, с потеками грязного пота на лицах, разместились под крылом самолета, дремлют. На мой вопрос пожимают плечами. «Майданов? Понятия не имеем, не слышали, не видели. Самих приземлили сюда недавно по радио, наш аэродром блокирован фашистскими истребителями. Получим разрешение на взлет и - привет!»

Решаю топать в город к военному коменданту, у него-то Майданов должен ос­тавить какой-нибудь след. Возвращаюсь к самолету. Корж уже стряпает что-то в котелке. Возле костра - канистра, банки, бутылки. Улыбается навстречу, довольный.

- Ты знаешь, старшой, совершенно случайно обнаружил почти полбочки. Ценнейшая смесь! Керосин со спиртом. Сейчас небольшая перегоночка и... - сделал он красноречивый жест, а я продолжал язвительно:

- ...тили-бом-бом!

- Угадал... - разводит Корж руками и вдруг спохватывается, объясняет; - Солдат, проворонивший выпивку, - не солдат.

- Боюсь, мудрости эти вылезут тебе однажды боком... Я пошел к коменданту города, когда вернусь, не знаю. Смотри здесь, чтоб самолет не украли...

- А перекусить? Обедать вряд ли придется. Я сей минут!

Минутку спустя в распахнутом фюзеляже самолета можно было созерцать потро­ха. Из хитро принайтованных мешков появляется седая колбаса, коврига черствого хлеба, четыре помидорины. Я расстилаю на траве газету, сажусь, режу черную, сухую, как палка, салями. Она слезится ароматным жирком. За спиной на дороге гудят машины, стучат кованые колеса повозок, бранятся измотанные люди. Корж ставит рядом с собой котелок, наполненный добытой «ценнейшей смесью», с чувством вздыхает;

- Эх, и достается же матушке-пехтуре!

- Достается потому, что не в ту сторону курс держит. Небось на запад топали бы куда веселей. На войне всегда один наступает, другой - отступает. Прошлой осенью что было? Помнишь, как перли фашисты на Ростов? Хе! Мундиры нараспашку, рукава до локтей закатаны... А потом? От Ростова до Миуса в одних подштанниках драпали. То же и нынче будет. Уверен, пока мы с тобой здесь болтаемся, в высших сферах не прохлаждаются, готовят немцу кое-что... Чтобы им и без подштанников спасу не было... - говорю, а сам слежу за манипуляциями Коржа. Он берет пластмассовый стаканчик для бритья, наливает в него из котелка, выпивает залпом и... Ой, ой, ой! Что с ним? Никак концы отдает? Лицо стало как граб сморчок, как сморщенный трюфель. Он судорожно хватает помидор, хекает, хакает, сморкается, вытирает обильные слезы, наконец изрекает бодро:

- Ешь солоно, пей горько, умрешь - не сгниешь... Старшой, у тебя есть голубая мечта? Нет? Вот она, универсальная, попробуй, - встряхивает он котелок. На колбасные запахи налетают крупные зеленые мухи. Я отмахиваюсь. Они опускаются на венец котелка с адским зельем, издают громкое жужжанье и исчезают, словно от крепкого щелчка.

- Видишь, - говорю, - от твоей голубой мечты мухи дохнут.

Корж обиженно сопит. Разве могу я по достоинству оценить его приобретение? Пожевав колбасы, отправляюсь в город.

На дороге плотный жаркий поток подхватывает меня и несет через мост в гору, под Триумфальную арку, поставленную казаками Платова в честь победы над Наполеоном. В прошлом году я не раз проходил по этой дороге и всегда опасался самого неприятного: проморгать шагающего навстречу старшего по званию. Ух, и лихие служаки попадались! Попробуй, сержант, не поприветствовать за три шага строевым! Разве мало таких, которые видят смысл службы в том, чтобы показывать свою власть, изводить стоящего рангом ниже?

Но на войне, когда у каждого в руках оружие, самодурские издевочки могут кончиться худо. Сегодня я сам, без принуждения спешу к коменданту за помощью, вся надежда на него.

В комендатуре столпотворение, к коменданту не пробиться даже полковнику, а уж такому, как я... Поскольку знаков различия на моих петлицах нет, буду работать под офицера. Занимаю очередь, галдящую на все голоса. Люди военные, а в помещении форменный базар. Толпятся, лезут один вперед другого, трясут бумага­ми, пыжатся, как индюки надутые. Стою безнадежно, прислушиваюсь от нечего делать к разговорам. О позициях, оборонительных укреплениях, оружии - ни слова, зато всем нужны продовольствие, фураж, железнодорожные вагоны. Некоторые ищут собственные штабы, части, а это уж совсем скверно. Коль управление войсками нарушено, связи потеряны, тут недалеко и до повального бегства. Подобными примерами военная история ве-е-есьма богата...

Лишь часа через два прорываюсь к коменданту, и от одного взгляда на него чувствую разочарование и неуверенность. Изможденный, замотанный майор с бегающими на желтых скулах желваками, с красными от бессонницы глазами - что может сделать он для массы войск, вливающейся лавиной в город?

Мой доклад, почему я здесь, краток. Комендант досмотрел мои бумаги, положил на стол, крикнул через плечо в соседнюю комнату:

- Петлицкий, проверь прибытие группы Майданова!

В двери появляется старшина с жидким, прилизанным чубчиком, раскрывает перед начальником толстую книгу, указывает пальцем:

- Вот прибыл, вот убыл...

- Куда? - воскликнул я машинально, но ни комендант, ни подчиненный не шевельнулись. Пришлось повторить вопрос. Майор отдает писарю книгу, спрашивает строго:

- Почему вы позволяете себе шататься где попало в ответственное военное время? Вместо того чтоб быть на фронте, навострил лыжи в тыл?

- Я вам объяснил почему...

- Я слышал такие объяснения от лиц, которые бросают передовую!

У меня в глазах потемнело от обиды и злости. Застарелая неприязнь ко всем комендантам на свете вызвала бестолковый взрыв. Едва слыша себя, я с яростью выдавил:

- А ты почему не командуешь батальоном?..

Глаза коменданта стали белыми. Взвизгнул хрипло, тыча на меня дрожащим пальцем:

- Ар-р-рестовать!

В тот же миг из смежной комнаты появляются дюжие хлопцы и выводят меня за дверь. Я в отчаянье, Я уже сожалею, что вел себя так глупо, несдержанно, и все же на пороге останавливаюсь, машу кулаком коменданту:

- Это тебе так не пройдет! Ты ответишь за отказ сообщить местонахождение особой части! - Поворачиваюсь к моим охранникам, цежу с прозрением: - Ведите, фараоны, в мой любимый подвал на Алексеевскую...

- Хе! А ты, оказывается, уже отведал нашей губы? - восклицают комендантские молодцы с легким удивлением.

- Отведал... Прошлой зимой, после возвращения из фашистского тыла, находился на отдыхе некоторое время. Воевал здесь, поблизости, вот и завернул к коменданту в гости...

- На чем летал?

- На истребителе.

- Чего ж не сказал коменданту?

- А он меня спрашивал?

- Затуркали его, слышь, да тут еще...

- Ладно, ведите, защитнички...

- Вести-то некуда, вот какое дело. Нет больше гарнизонной гауптвахты, разбомбили ее, - поясняют солдаты. - Ты вот что, погуляй часок-другой, майор остынет малость, может, отдаст документы, отпустит. Он мужик неплохой, только... сам видишь, что творится последние дни...

Давно свернуло за полдень, через город по-прежнему тянется нескончаемая вереница машин, орудий, утомленных людей. Тягостно смотреть на такое шествие. Сворачиваю в боковую улицу, мощенную брусчаткой, поболтаюсь здесь, чтобы время убить. Бреду под низким зеленым шатром акаций, покрытые пылью листья дремотно опустились, и сам воздух вокруг, похоже, спит. 15 июля, середина второго лета войны. Впереди перекресток, справа - дом с пышно-цветным палисадником, из от­крытого окна заучит музыка. Не патефонная. Слышится скрипка и пианино. Я останавливаюсь, я словно воспрянул от сна. Куда меня занесло? Как неожиданно и необычно все это: музыка, запахи цветов, покой, они мне представляются символами мирной жизни без страданий, крови, разрушений, в них надежда на счастливую долю и что-то еще, удивительно радостное, подкрепляющее...