Иван Арсентьев - Короткая ночь долгой войны

• Название: Короткая ночь долгой войны
• Автор: Иван Арсентьев
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1988

Введите сюда краткую аннотацию

---

С судейского стола подают графин, плескают водой на потерявшего сознание. Он трясет головой, машет судье руками:

"Подождите! Я имею важное заявление".

Полковник-судья недовольно морщится, делает ему внушение:

"Нужно делать заявление в ходе судебного заседания".

"От моего заявления зависит... зависит..."

"Хорошо, делайте ваше заявление, только побыстрее".

"Что он может сказать? Просить за меня?" - подумал я безнадежно. Зал настороженно затих, и все услышали тихий голос Шалвы:

"Заявляю и официально свидетельствую: секретный документ, утеря которого инкриминируется подсудимому Гвахария, изъят из сейфа мною в его присутствии".

Я ухватился за спинку стула, чтоб не упасть. А Капаридзе продолжал:

"Этот самый Гвахария настолько потерял бдительность, проявил ротозейство и халатность, что я решил проучить его. Когда зазвонил междугородный телефон, Гвахария оставил сейф открытым и стал разговаривать. Мне ничего не стоило вынуть из папки бумагу и тем показать, что таким разгильдяям не место в наших рядах".

Зал ахнул, задвигался, загромыхал стульями. Судья раскрыл рот. Смотрит на прокурора, на заседателей, те - на судью. Наконец тот спрашивает:

"Вы намерены присовокупить названный документ, как вещественное доказательство к делу?"

"Да".

"А не кажется ли вам, что в служебном рвении своем вы, мягко говоря, переборщили?"

"Нет, нас учат быть бдительными старшие товарищи".

"Почему вы до сих пор молчали?" - спрашивал придирчиво майор-заседатель.

"Я и сейчас обязан молчать, но... услышал о суровой каре, ожидающей Гвахария, проявил слабость, сознался. Нет у меня необходимой твердости".

"Проявил слабость? Тут жизнь человеческая решается,а у него вишь, что на уме!"

Зал ревел в полном смысле. И я едва не ревел. Я испытывал величайшее счастье: упала завеса неизвестности, секретный документ не попал в руки врага, хотя не назвать врагом своего бывшего зама язык не поворачивается и поныне... В отношении его суд вынес частое определение, и, куда перевели его, не знаю, а мне статью переквалифицировали - и я был разжалован в рядовые и отправлен на передовую. Так я оказался в станице Ахтанизовской, и там мне повезло.

В ожидании, пока меня отправят на передовую, я от нечего делать побрел на посадочную площадку для связных самолетов за околицей станицы. На мне немыслимые ботинки, солдатское обмундирование не по росту.

День был очень ветреный, да вы знаете, какие бури бывают весной на   Кубани - на ногах не устоишь. И вот в такую погодку, гляжу, тарахтит какой-то лихач на У-2, Сносит его-жуть! Я думал, мимо летит, нет, идет на посадку. Не планирует, а прямо-таки пикирует против ветра да еще винтом подгребает.

Приземлился все же, а развернуться - шиш, кладет его на крыло. Разобьется, думаю, чудак. Бросаюсь к нему. Вцепился за консоль, проводил до стоянки. "Держи, - кричу, - на газу, пока привяжу трос к штопору!" Пришвартовал, сделал над головой руками крест - выключай! Пилот ударил по лапке магнето, выскочил на землю, затряс мне руку. Из задней кабины тоже вылез кто-то грузный в кожаной куртке, сбросил шлем, надевает фуражку. Генеральскую. Я козыряю и быстрей отворачиваюсь, готовый провалиться сквозь землю: генерал-то сто раз летал со мной! Знакомы еще до войны! Я скорее ходу, а он мне вдруг: "Стойте!" Останавливаюсь. Смотрит на меня и так, и этак, тужится вспомнить, наконец пожимает плечами и говорит:

"Или у меня зрительные галлюцинации, или вы майор Гвахария?"

Что делать, признаваться? Молчу, давлюсь комом, застрявшим поперек горла.

"Та-а-ак... Значит, все же Гвахария, - хмурится генерал и подходит ко мне:

- Говорите, майор, что с вами стряслось? Откровенно".

Уже по тому, как он спросил, я почувствовал: не ради праздного любопытства спрашивает. И не ошибся. Пока пришла за ним автомашина, я поведал ему, что успел.

"Изменить приговор,-сказал он,- не в моих силах, но помочь обещаю".

"Чем?" - спросил я, но он не ответил.

Пожал мне крепко руку и покрутил головой: "Этак пробросаемся..."

Минула неделя, другая, и я перестал ожидать чуда, изменений в моей судьбе не произойдет. Перестал и сразу успокоился, примирился, дескать, бог не выдаст, свинья не съест...

Вдруг вызывают к командиру роты. Вид у того, как у кота, который поймал мышь, а ее отнимают. Недовольный, говорит раздраженно:

"Тут пришло непонятное распоряжение отправить тебя в штаб воздушной армии. Неужто на самом деле летчиком был?"

"Пришло - отправляйте", - стараюсь говорить спокойно, а у самого сердце того гляди разорвется.

Командир оглядывает меня с ног до головы, презрительно кривит губы, затем вызывает старшину и приказывает выдать мне вместо обмоток новые сапоги. Вот эти самые, что на мне, - задирает Вахтанг ногу выше стола.- Счастливые кирзачи оказались, ничто их не берет. Если так пойдет и дальше, торжественно обещаю: прикачу в полк бочонок нашего грузинского киндзмараули, это повкуснее скидельского пойла, хе-хе! Но сегодня я согласен и на бибер.

- Слыхали его? Он согласен!

- Товарищ гвардии майор оказывает нам великую честь...

- Ладно, так тому и быть.

Мы поднимаем стаканы и вместо торжественного тоста, приличествующего случаю, горланим разухабистую "Рыбачку Соньку".