Иван Арсентьев - Короткая ночь долгой войны

• Название: Короткая ночь долгой войны
• Автор: Иван Арсентьев
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1988

Введите сюда краткую аннотацию

---

На крыльях пучится дюраль, с земли машут навстречу ослепляющие огненные метлы, сплошные перехлесты трасс, дымы вспышек. Я стискиваю зубы, жду цель. В такие секунды люди, видимо, и стареют на десятилетия. А что творится в задней кабине! Умнов свирепствует, помнит мое задание: не позволять фашистам отбить нам хвост. Он перебрасывает с борта на борт тяжелый крупнокалиберный, стреляет короткими очередями и гнет в адрес врага что-то вовсе не подходящее для радио...

«Даже интеллигента довели...» - мелькает мысль, и меня как прорывает, кашляю, аж выворачивает: пороховые газы пулемета Умнова засасываются в мою кабину, дерут горло.

Плоскости становятся подобны терке, самолет с каждым мигом тяжелеет, я слепну от разноцветья ярких вспышек. Моментами винт дико взвывает, - это я проскакиваю место, где только что взорвался снаряд, где воздух еще разрежен. То и дело жму на гашетки, поливаю землю металлом, уже не целясь, для острастки пускаю куда попало эрэсы, пру напролом к танкам. И вот они начинают вырисовываться грязными коробками на базарной площади у подножия Митридата. Стреляют. Самолет командира уже достиг цели, масса килограммовых бомб, брошенных залпом, взрывается разом, на земле вспухает огненный зонт. Следом бомбит и штурмует Щиробать, скоро моя очередь. Ложусь на боевой курс. Замри! Десять секунд ни малейшего шевеленья! Иначе все расчеты насмарку. «Эх, туды вас! - мелькает в голове. - Как же вы меня измордовали! Так надо же и мне вас!.. Не стану бомбить залпом, перекрою бомбовой серией всю вашу свору, угроблю как можно больше!» Мигом ставлю электросбрасыватель бомб на серию, прицеливаюсь и, как положено, застываю. И тут. же одно, другое, третье прямые попадания. Руль поворота заклинивает.

- 0-ох!..-раздается из кабины стрелка.

- Что с тобой, Валентин?

Молчок.

«Эх, проклятье! Убили, видать, парня...» -И тут подходит цель. Нажимаю кнопку сброса, стараюсь не спешить, заставляю себя нажимать медленней. Четвертая красная лампочка гаснет. Разворачиваюсь на море, а самолет не хочет, тянет меня к немцам, к бочковому заводу, в самый яростный пушечный ад. Чего-чего, а этого я меньше всего ожидал от своего верного «ила»... Сам не знаю зачем, убираю форсаж двигателя. Самолет начинает разворачиваться на море, но быстро теряет высоту, и вот уже крыши домов... Даю полный форсаж - самолет опять воротит нос к немцам. Убираю форсаж - ухожу на море и падаю к воде, добавляю... Этаким кандибобером, шуруя туда-сюда сектором газа, выбираюсь на пролив над самой волной. По мне еще стреляют, но уже не достают. Рыскаю вокруг ошалело глазами, позади чтото пузырится, словно багровая пена, впереди - никого. Где товарищи? В воздухе пусто. Неужели я один? Только я остался? Мороз проходит по телу. Что это? Счастье? Везенье? Фарт?

- Валентин! - зову по переговорному устройству. - Ты слышишь меня, Валентин? Отзовись!

Он по-прежнему не отвечает, а вместо него врывается знакомый басовитый голос радиста морской радиостанции «Граната»:

- Бр-р-р-ратва, штур-р-рмовики! Бр-р-раво! Вр-р-режьте фр-р-рицам еще р-р-разок!

«Ага! - думаю. - «Вр-р-режьте!» Мне самому врезали, не знаю, на чем лечу. Хотя бы на таманскую сторону перебраться». Внезапно в наушниках: «ду-ду-ду!» Стрелок вызыват, жив, оказывается!

- Валентин, как дела?

Тягучая пауза, затем натужно, со стоном!

- Плохи дела, ранило...

- Ах ты, беда... Ну, потерпи, миленький, сейчас перемахнем через пролив, все будет нормально.

- Нет, старшой, у нас в хвосте «месс»...

- Что-о-о?!

- «Месс» заходит в хвост...

«Фю-ю-ю! Этого только недоставало!.. Стрелок еле шевелится, самолет бревном еле ползет над водой, нас можно палкой добивать, а тут свежий «мессершмитт». Это, пожалуй, конец... Я совершенно отчетливо представляю, что произойдет через несколько секунд: раненый Умнов не сможет помешать немцу подойти к моему хвосту вплотную и аккуратно прицелиться. А дальше короткая очередь- и мы на дне. Знаю по собственному опыту: когда летал истребителем, срезал одного таким образом, знаю, как он расправится и со мной, совершенно беспомощным. Невольно сжимаюсь. Когда тебя убивают, хочется стать маленьким-маленьким, совсем невидимым за бронеспинкой. Внезапно: «Та-та-та!» - крупнокалиберный Умнова! Стреляет! 0-о! Тогда мы еще повоюем...» Я воспрянул. Надо тянуть к северному десанту, чтобы наши зенитчики отсекли настырного «месса», только так можно спастись.

Вдруг над головой мелькает тень. Глядь - метрах в пятнадцати надо мной разворачивается «худой», заляпанный пятнами камуфляжа. Он летит вниз кабиной, почти в перевернутом положении, мне хорошо видно летчика в меховой коричневой безрукавке, видно, губы его шевелятся - разговаривает по радио. Таращусь на него, он - на меня. «Познакомились... Теперь можно приниматься убивать друг друга. Вернее, ему - меня, летящая мишень - я...»

Камуфлированный исчезает. Время его виража известно, взглядываю на секун­домер, сейчас будет атака. И опять Умнов мешает ему очередью из своего пулемета. Молодчага, архитектор! Кричу по переговорному:

- Продержись еще чуток! Наши зенитки близко!

Продолжаю отчаянно тянуть к говорному десанту, а немец снова - вот он! Опять над моей головой, гримасничает угрожающе и упорно тычет куда-то пальцем.

«А-а!.. - доходит до меня наконец. - Вот чего тебе надо!..»

Известно всем: боевая авиация существовала, существует и будет существовать для уничтожения противника в воздухе, на земле, на воде, под водой, но вынудить вражеского летчика приземлиться не на его, а на чужом аэродроме всегда считалось, считается и будет считаться наивысшей доблестью. Это не просто уничтожить его, превратить физически и морально в ничто, это значит унизить его армию, его государство, поставить позорный крест.

«Ну, я тебе такого удовольствия не доставлю...» Он щерится, показывает пальцем в сторону своего аэродрома и кулаком грозит. А я совсем до ручки дошел. Я в отчаянье. Что делать? Выхватить пистолет и пу-пу в него? Глупость! Он свирепо машет кулаком, а я ему - на вот! Фигу тебе! Немец исчезает, и тут же самолет дергается, снаряд пробивает нижний бак. В кабине вихрь бензина, фонтан бьет из-под моих ног, я под взрывоопасным душем. Двигатель раскален: струйка в моторный отсек - и...

Инстинкт самосохранения срабатывает безотказно: «Спасайся, кто может!» А как? Подо мной в тридцати метрах студеное море, парашют не успеет раскрыться. Но и на такой случай у нас было кое-что про запас. Летая на малых высотах, мы выработали некий варварский, что ли, способ покидания кабины: надо быстро отстегнуть привязные ремни, откинуть фонарь, вскочить на сиденье, рвануть кольцо парашюта, выхватить из-под себя купол и швырнуть за борт. Скорость более четырехсот километров, встречный поток наполнит купол и выдернет тебя из кабины.

Это, конечно, теория... У кабины острые края, зацепишься - выдернет без ног, но кто об этом думает в такие мгновенья! Открываю фонарь, делаю остальное, как положено, хватаю кольцо, остается только дернуть, как вдруг -- вспышка. Знакомая, страшная, запечатленная навеки в моих глазах, она закрывает весь свет, как тогда под Гизелыо... И в мозгу моем вспыхивает догадка: «Поздно. Твой самолет взорвался, ты погиб, тебя нет, и только мозг еще живет по какой-то причине, по инерции и воспринимает окружающее». Но нет, самолет подо мной мелко дрожит и, неуправляемый, падает в море. Я это чувствую и содрогаюсь. Кровь ударяет в виски. «Что ты делаешь? Позор!» Ломающий душу, не испытанный дотоле стыд леденит мне грудь, руки бессильно падают. «Так вот, значит, какой ты жучок! Ты будешь спасать свою подлую шкуру, а раненый стрелок, твой верный щит, что отбивался до последнего от фашистского аса, пойдет на дно пролива кормить собой крабов?» Меня словно кулаком по голове хватили, и я опять оказался в пилотском кресле. Хватаю управление. Буду лететь, сколько посчастливится, а взорвемся, так вместе.

Дышать в кабине невозможно, напяливаю на лицо маску с очками, голову - за борт, там поток чистого воздуха. Оглядываюсь. За самолетом тянется шлейф бензиновой пыли, шлейф белой смерти. Куда садиться? На землю нельзя, черкну радиатором о камень, искра - и поминай, как звали... На воду? Раненый стрелок утонет.

Внезапно, как это зачастую бывает, когда кажется, что уже все, что волосок, на котором держится твоя жизнь, вот-вот оборвется, добрая намять внезапно подсказывает спасительный ход. За мысом возле старинной крепости Еникале волнами намыло косу. Я не раз пролетал над этой узкой полоской из темной гальки. Неужели при моем летном опыте я не сумею приткнуть туда самолет? Должен! Доворачиваю на мыс, вижу прибрежную темногалечную тесьму. Там копошатся люди. Ага, увидели, что приземляюсь на них, прыснули кто куда. Подо мной волны, вот-вот задену винтом. Одежда на мне пропитана бензином, он мигом испаряется, я жду взрыва и зверски зябну, костенею, руки немеют, не подчиняются. И я и самолет на последнем издыхании.