Густав Эмар - Маисовый колос

• Название: Маисовый колос
• Автор: Густав Эмар
• Издательство: РИЦ Культ-информ-пресс
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1992
• ISBN: 5-8392-0023-9

---

Через несколько минут глубокого раздумья он встрепенулся и воскликнув: «Нашел, этим средством я всем отведу глаза!»— он снова взял в руки перо и написал одно за другим следующие письма.

«5-го мая, 2 с половиной часа утра.

Милая Аврора!

Ты всегда уверяешь, что обязана мне своим умственным развитием. Если это правда, то ты, конечно, не откажешься доказать мне свои успехи, исполнив маленькое поручение, которое я дам тебе. Надеюсь, что ты увидишь в моей просьбе ясное доказательство моего полного доверия к тебе.

Узнай, пожалуйста, что говорят в кружке донны Августины Розас и донны Марии Жозефы Эскурра о происшествии, случившемся нынешней ночью около бухты Резиденции, как оно истолковывается, кого называют участниками в нем; вообще разузнай все, что касается этого дела.

Будь поосторожнее, в особенности с донной Марией Жозефой; старайся не показывать виду, что ты интересуешься этим делом, наведи на него разговор как бы мимоходом. Хорошо, если бы тебе удалось сделать так, чтобы она заговорила о нем сама.

Ты, разумеется, понимаешь, моя дорогая, что мне нужно знать это вовсе не из пустого любопытства, и не распространишь свои милые капризы, которыми иногда сводишь меня с ума, на серьезное дело, от которого зависит, быть может, вся моя будущность. Целую твои прелестные ручки бессчетное количество раз.

На веки твой Мигель».

— Бедняжка! — пробормотал молодой человек, перечитав это письмо. — Волей-неволей приходится втягивать и ее в политическую смуту... Впрочем, она так умна и ловка, что не навлечет на себя и тени подозрения. Легче проникнуть в тайны луны, чем в мысли Авроры, когда она захочет скрыть их; поэтому бояться за нее нечего... Ну, теперь примемся за второе письмо... В нем нужно будет прежде всего подвинуть часы вперед.

Быстро написав второе письмо, он перечитал его про себя. Оно было следующего содержания:

«5 мая 1840 г., 9 час. утра.

Сеньору дону Фелиппе Арано.

Высокоуважаемый сеньор и друг!

Пока вы неустанно бодрствуете и со свойственной вам энергией побеждаете все опасности, окружающее правительство, некоторые из подчиненных вам представителей власти, из духа, оппозиции и жажды интриг, пользуются своим положением только для того, чтобы подкапываться под правительство, совершенно игнорируя свои прямые обязанности.

Так, например, полиция больше старается выказывать свою независимость от вашего авторитета, чем делать то, для чего она специально назначена.

Вам известно, что на прошлой неделе свыше сорока человек эмигрировали из города под носом у полиции, не встретив ни малейшего сопротивления с ее стороны, хотя она обладает достаточными средствами для того, чтобы задержать и гораздо большее число людей, когда только захочет. Факт этот своевременно был мной сообщен вам, а вами доложен его превосходительству сеньору реставрадору; сеньор же Викторика нашел нужным делать вид, что ему ничего неизвестно. Вы знаете, что он очень не любит, когда его превосходительство узнает что-нибудь через вас.

Вот, например, сегодня ночью, в двенадцатом часу, я проходил мимо дома сэра Вальтера Спринга и заметил возле бухты большую толпу пеших людей, окруженную конными. Насколько я мог понятьв отдалении, пешие пытались эмигрировать на каком-то судне. Близко я не подходил, не желая быть узнанным кем-нибудь, поэтому и не знаю, чем окончилась вся эта история.

Я убежден, что если вы об этом происшествии наведете справки в полиции для доклада его превосходительству, то ничего важного не узнаете, поэтому я осмеливаюсь посоветовать вам произвести разведку частным путем. В целях охраны интересов правительства, важно в точности знать число и имена лиц, хотевших эмигрировать, а это может быть сделано только помимо полиции.

Я буду у вас сегодня после обеда; до тех же пор вы, вероятно, успеете собрать все нужные сведения, и мы тогда вместе обсудим доклад сеньору реставрадору.

С глубоким уважением имею честь быть

Вашим покорнейшим слугой.

Мигель дель Кампо».

— Захочет отличиться, непременно все разузнает сам, — пробормотал молодой человек, перечитав это письмо. — Ему ведь в голову не придет, что это мне на руку!., О, я их всех заставлю плясать под мою дудку...

Отложив это письмо в сторону, он написал третье:

«5 мая 1840 г.

Сеньору полковнику Саломону.

Высокоуважаемый сеньор!

Всем известно, что вы представляете собой краеугольный камень федерации и что наш великий реставрадор не имеет друга, более верного и самоотверженного, чем вы, поэтому мне больно слышать во всех посещаемых мной и хорошо известных вам домах, что народное собрание, достойный председатель которого вы, не оказывает полиции должного содействия в борьбе с унитариями, которые каждую ночь целыми толпами эмигрируют в армию Лаваля.

Если слух об этом дойдет до реставрадора помимо вас, то он, конечно, будет весьма огорчен этим; вот почему я в качестве вашего искреннего друга, горячо принимающего к сердцу ваши интересы, позволю себе посоветовать вам сегодня же собрать у себя надежнейших членов федерации, приказать дать вам подробный отчет обо всем, что им известно о последних беглецах, и обсудить вместе с ними, какие следует принять меры к пресечению дальнейшей эмиграции.

Я буду иметь честь присутствовать на этом собрании и, как делал уже много раз раньше, помогу вам возбудить патриотизм и энергию избранных защитников реставрадора. Хотя вы — я это прекрасно знаю — и одни могли бы воспламенить вашим поразительным красноречием целую армию, в особенности, когда дело идет о благе федерации и о драгоценной жизни нашего славного реставрадора, но ведь люди так любят слышать подтверждение от других того, что говорит один!

Соблаговолите сообщить мне час вашего собрания.

С глубочайшим уважением остаюсь вашим покорнейшим слугой.

Мигель дель Кампо».

— Ну, этот тоже в моих руках, — с улыбкой подумал молодой человек, складывая письмо. — Эх, если бы у меня было еще хотя бы два таких помощника, как я сам, то все эти доны Фелиппе и полковники Саломоны мигом разорвали бы в клочки Розаса!.. Впрочем, если мне хорошенько напрячь свои силы, то я, быть может, и один сумею спасти отечество... Однако остается написать еще одно письмо и при том самое важное.

Открыв потайной ящичек в своем письменном столе, он достал оттуда лист бумаги, покрытый условными знаками, и, поминутно справляясь с ним, набросал на зеленом листке бумаги следующие строки:

«Буэнос-Айрес, 5 мая 1840 г.

Сегодня ночью пятеро из наших друзей были захвачены в тот момент, когда они собирались бежать. Салазар, Пальмеро, Сандеваль и Маркес убиты; по крайней мере я имею твердое основание считать их убитыми. Только одному из них удалось спастись каким-то чудом. Если вам придется говорить с кем-нибудь об этом деле, то не называйте никого, кроме упомянутых мной лиц».

Свернув эту записку особенным способом, дон Мигель тщательно запечатал ее и надписал на ней следующий адрес:

«3. 53-го. Монтевидео».

Затем он вложил ее в конверт с другим адресом. Положив этот конверт под бронзовую чернильницу, он дернул шнурок звонка.

Вошел Тонилло.

— Знаешь, что, Тонилло, — начал дон Мигель с озабоченным видом,—ведь дело пошло вовсе не так, как я желал и рассчитывал. Рекрутский набор производится ныне с особенной строгостью; генерал Пинедо и слышать не хочет о том, чтобы дать тебе льготу. Если ты в самом деле не желаешь служить, то мне придется вторично похлопотать о тебе и пустить в ход особенные пружины, чтобы выручить тебя.

— Помогите, ради Бога, сеньор! Я вам за это весь век буду благодарен, — проговорил Тонилло со слезами на глазах. — Мне очень не хочется оставлять такого доброго господина, как вы, и идти в солдаты! Я вырос в деревне, и там не любят солдатчины...

— Да теперь и служба будет очень тяжелая. Мне самому так хотелось бы избавить тебя от опасности быть убитым через несколько дней после вступления в армию. Я слышал, что собираются воевать. Ведь ты родился в имении моего отца, вырос у нас в доме, и я привязался к тебе, как к человеку близкому... Кажется, я тебя никогда и словом не обидел... вообще тебе было хорошо у нас.

— О, сеньор! — воскликнул Тонилло дрожащим голосом, — да у вас все равно что в раю!

— Это приятно слышать, Тонилло. Да оно и действительно, чем тебе не житье: в знак полного доверия я сделал тебя своим камердинером, поставил над всеми остальными слугами, поручил тебе заведовать всем домом и позволяю распоряжаться деньгами, которые я выдаю на хозяйство, никогда не спрашивая у тебя отчета. Разве все это не правда, Тонилло?

— Истинная правда, сеньор!

— Когда я нуждаюсь в лошадях, то всегда прошу отца выслать, кстати, и для тебя одну. Вообще все слуги и Буэнос-Айресе завидуют тебе, и они правы. Поэтому не мудрено, что тебе не хочется в солдаты.