Патрик О'Брайан - Фрегат Его Величества Сюрприз

• Название: Фрегат Его Величества Сюрприз
• Автор: Патрик О'Брайан
• Жанр: Исторические приключения

Патрик О'Брайан — автор большого количества книг самых разнообразных жанров, но настоящую известность ему принесла серия книг о капитане Джеке Обри и судовом враче Стефене Мэтьюрине. Действие книг разворачивается в эпоху наполеоновских войн, развивая тему, начатую книгами С.С. Форестера. Критики единодушно отмечают как высокие художественные достоинства книг (по мастерству в построении диалогов и описании характеров О'Брайана сравнивают с Джейн Остен), так и великолепное знание исторических реалий. Автору удалось во всех деталях воссоздать облик эпохи — начиная от устройства корабля и заканчивая языком, описанием обычаев, верований, научных представлений. Его творчество вписывается в представление о том, что Наполеоновские войны — это английская Троянская эпопея, которая призвала на свет свои «Илиады» и «Одиссеи».

Высочайшую оценку литературоведов получил созданный автором дуэт главных героев: Джека Обри — истинного представителя офицерского корпуса королевского военно-морского флота, с его достоинствами и недостатками, и Стефена Мэтьюрина — интеллектуала и ученого, также истинного сына своего века.

"Фрегат Его Величества «Сюрприз»" — третья книга серии. Действия разворачиваются в далеких водах Индийского океана, где фрегату «Сюрприз» придется оборонять конвой судов Ост-Индской компании от превосходящих сил французской эскадры.

* * *

Перевод с английского: El Timonel (csforester.narod.ru)

---

— Можешь говорить все, что вздумается, но это действует: я могу понарассказать тебе историй, от которых волосы на голове встают дыбом.

— Все ваши морские приметы суть предзнаменование несчастий. И не удивительно: люди, силком согнанные в эту тесноту, отправленные на край света, и тратящие весь свой досуг и таланты на вышибание мозгов из башки ближнего своего, готовы поверить в любую дурную примету. Но на самом деле вовсе не мертвецы, священники или огни св. Эльма являются причинами трагедий.

Джек покачал головой, не соглашаясь. Прожевав кусок твердого, как подошва, мяса, он сказал:

— Что до «прекрасного светского образования», то тут моя очередь говорить «ха-ха». Нас, моряков, вообще вряд ли можно называть образованными людьми. Единственный способ подготовить морского офицера заключается в том, что его отправляют в море, и отправляют как можно раньше. Я плаваю — с большими или меньшими промежутками — с двенадцати лет, и большинство моих приятелей не продвинулись в обучении дальше домашних уроков гувернантки. Все что мы знаем — это наша профессия, и то не уверен — ведь не пошел же я через Мозамбикский пролив. Нет, мы вовсе не из тех парней, ради которых образованные, умные, благовоспитанные девушки готовы отправиться хоть на край земли. На берегу мы им нравимся, они добры, и чествуют нас титулом Старина Смоленая Куртка в пору побед. Но они не идут за нас замуж, по крайней мере, если девицы эти рассудительны, и мы не берем их на абордаж, напустив пыли в глаза. Дайте им время поразмыслить — чего часто не происходит — и они выберут пастора или какого-нибудь пронырливого судейского.

— Ну, Джек, ты несправедлив к Софи: любовь к ней уже само по себе есть признак хорошего образования. Уж в этом-то смысле тебя смело можно отнести к образованным людям. Помимо прочего, адвокаты славятся как плохие мужья из-за своей привычки болтать без умолку, в то время как вы, моряки, приучены к беспрекословной исполнительности, — заявил Стивен.

Стремясь развеять гнетущее настроение Джека, он добавил:

— Гиральд Камбрейский утверждает, что обитатели Оссори[59] умеют по своему желанию превращаться в волков.

Стивен вернулся к своим криптограммам, но совесть его была неспокойна: он настолько погрузился в свои личные дела — надежды на Мадейру, уверенность насчет Лондона, — что совершенно не уделял внимания беспокойству Джека. А беспокойство это, как и его собственное, росло по мере того, как расплывчатое дотоле счастливое будущее обретало все более зримые очертания. Его тоже угнетало ощущение, что это великое счастье — путешествовать месяц за месяцем, приближаясь к заветной цели, скоро подойдет к концу. Это ощущение вряд ли можно было назвать предчувствием несчастья, скорее неким смутным беспокойством, природу которого ему не удавалось определить.

«Какая несчастливейшая догадка, — подумал Стивен, вспоминая слова Джека о пасторах. «Absit, o absit omen»[60], — ибо самым страшным из его собственных суеверий, благодаря поколением предков, было называть имя.

Он застал капеллана одного в кают-компании, занятого решением шахматной задачи.

— Скажите, мистер Уайт, — обратился он к нему, — среди лиц вашего сословия не приходилось ли вам знавать некоего мистера Хинксли?

— Чарльза Хинклси? — переспросил капеллан, вежливо склоняя голову.

— Именно, мистера Чарльза Хинксли.

— Да, я хорошо знаю Чарльза Хинсли. Мы с ним вместе учились в Магдалене; играли в карты, совершали долгие прогулки. Превосходный компаньон: ни зависти, ни тщеславия — его очень любили в университете. Я гордился своим знакомством с ним. Превосходный знаток древнегреческого к тому же, и с хорошими связями — настолько хорошими, что сейчас у него целых два прихода, оба в Кенте: первый является одним из лучших в графстве, да и второй быстро богатеет. И знаете, я не сомневаюсь, что никто из нас не завидует ему, даже те, кто не получил бенефициев. Он отличный проповедник на свой спокойный, немажорный лад. Посмею предположить, что в недалеком будущем он станет епископом, и тем лучше для нашей церкви.

— Нежели у этого джентльмена нет недостатков?

— Ну, наверное есть, — ответил мистер Уайт, — только я, честное слово, не могу ни одного припомнить. Да и будь он даже вторым Шартром, люди все равно любили бы его. Он из тех высоких, симпатичных парней, которые не блещут остроумием и не балагурят, зато им всегда рады в любой компании. Не понимаю, как только ему удается до сих пор избегать брачных уз: заброшенными в его адрес чепчиками можно обставить средних размеров магазин. При этом, насколько мне известно, он ничего не имеет против брака, просто ему нелегко угодить.

Теперь дни летели словно птицы: каждый сам по себе был долгим, но как быстро они складывались в недели и декады! Как бы стремясь компенсировать противные ветры и штили пути в ту сторону, пассат гнал фрегат за экватор и далее не север почти без передышки, и вот уже по правому борту открылся пик Тенерифе: сияющий треугольник, накрытый своим персональным облаком. До него было около ста миль.

Первоначальное нетерпеливое желание добраться до Мадейры ни в малейшей мере не ослабело: ни на мгновение не прекращал Джек гнать свой хрупкий корабль под всеми парусами и на пределе возможного. Но и Обри и Мэтьюрин оба ощущали нарастающее беспокойство — страх от предстоящих событий вперемежку с предвкушаемой радостью.

Остров виднелся на севере на фоне предгрозового неба; еще до заката он скрылся за пеленой дождя — настоящей стеной воды, обрушившейся из низких туч, и пробивающей себе канавки в свежей краске бортов фрегата. А по утру перед ними распростерся рейд Фуншала, полный кораблей, а за ним — прекрасный белый город, раскинувшийся под кристально-голубым небом. Фрегат «Амфион», военный шлюп «Бэджер», несколько «португальцев», «американец», бессчетное количество тендеров, рыболовных и прочих мелких судов, а в дальнем конце гавани — три «индийца» со спущенными на палубу реями. «Лашингтона» среди них не было.

— Приступайте, мистер Хейлз, — приказал Джек. Орудия салютовали замку, тот загрохотал в ответ; клубы дымы поплыли над бухтой.

— Эй, на баке, давай!

Якорь упал в воду, потянув за собой канат. Но прежде чем якорь успел взять грунт и развернуть корабль, снова послышались пушечные залпы. Джек посмотрел в сторону моря, думая увидеть входящее в порт другое судно, но тут понял, что это «индийцы» салютуют «Сюрпризу». Должно быть «Лашингтон» поведал им о стычке с Линуа, и компанейцы выражали свою радость.

— Семь выстрелов в ответ, мистер Хейлз, — бросил Джек. — Спустить катер.

Стивен оказался у трапа первым. Он помедлил у переходного мостика, и Бонден, принявший это колебание за физическую немощь, прошептал:

— Я помогу вам, сэр. Давайте ногу.

Джек последовал за ним по свист боцманских дудок, и они поплыли берегу, сидя бок о бок, вырядившись в лучшие мундиры. Они глядели на гребцов — выбритых, облаченных в белые тельняшки и широкополые белые шляпы с длинными лентами с надписью «Сюрприз».

За все время Джек повторял только одно слово: «Навались!»

Они отправились прямиком к тамошнему корреспонденту своего агента, англичанину, жившему на Мадейре.

— Добро пожаловать, сэр! — приветствовал их тот. — Как только я услышал пушки «индийцев», то понял, что это вы. Мистер Маффит был здесь на прошлой неделе, и рассказал нам о вашем славном подвиге. Позвольте мне поздравить вас, сэр, и пожать вам руку.

— Благодарю, мистер Хендерсон. Скажите, нет ли на острове ожидающей меня юной леди, прибывшей или на королевском корабле или на «индийце»?

— Юной леди, сэр? Нет, насколько мне известно. Уж по крайней мере, на королевском корабле она не прибыла. Один из «индийцев», жестоко потрепанный в Бискае, прибыл только в понедельник. Может она на нем? Вот списки пассажиров.

Глаза Джека побежали по списку имен и внезапно задержались на «миссис Вильерс». Двумя строчками ниже значилось: «мистер Джонстон».

— Но это же пассажиры «Лашингтона», — воскликнул он.

— Так и есть, — кивнул агент. — Остальные на обороте: «Морнингтон», «Бомбей-Касл» и «Клайв».

Джек пробежал списки дважды, потом перечитал еще раз, медленно. Мисс Уильямс в них не значилась.

— А почта для нас есть? — спросил он упавшим голосом.

— Ах, нет, сэр. Никто не ожидал увидеть здесь «Сюрприз» еще в течение нескольких месяцев. Мы даже не знали, что вы вышли в обратный путь. Смею предположить, что ваша почта находится на борту «Беллерофона», отплывшего вместе с последним конвоем. Впрочем, дайте подумать: письмо, оставленное в конторе для доктора Мэтьюрина, адресовано на «Сюрприз». Его оставила леди с «Лашингтона». Вот оно.

— Мэтьюрин — это я, — заявил Стивен. Он, разумеется, узнал почерк, а через конверт нащупал кольцо. — Мне нужно уйти, Джек. Желаю всего доброго, мистер Хендерсон.