Павел Мельников-Печерский - Очерки мордвы

• Название: Очерки мордвы
• Автор: Павел Мельников-Печерский
• Жанр: Публицистика

Мельников Павел Иванович (псевдоним — Андрей Печерский) [25.10(6.11).1818, Нижний Новгород, ныне г. Горький, — 1(13).2.1883, там же], русский писатель. Родился в дворянской семье. Окончил словесный факультет Казанского университета (1837). Был учителем. С 1847, служа чиновником особых поручений при нижегородском губернаторе, а затем (с 1850) в министерстве внутренних дел, участвовал в мероприятиях по «искоренению раскола». В 1866 вышел в отставку. Рассказы М. «Красильниковы» (1852), «Поярков», «Дедушка Поликарп», «Непременный» (все 1857) и др. привлекли внимание читателей и критиков откровенным разоблачением «тайн» бюрократической администрации и крепостнических нравов, а также художественным мастерством. Лучшие произведения М. - романы «В лесах» (1871-74) и «На горах» (1875-81). В романе «В лесах» изображение жизни Заволжья (ремёсел, семейных отношений, обычаев и обрядов) даётся на фоне поэтических картин природы. Любуясь самобытной цельностью характеров героев — носителей древних национальных традиций, М. показывает неизбежность разрушения этой старины под натиском цинично-деловых отношений, укрепляющихся в купеческой среде. Особенно сильны обличительные мотивы в романе «На горах», рисующем быт волжского правобережья. Если ряд героев романа «В лесах» наделён привлекательными чертами национального характера, то в романе «На горах» резко сатирически очерчены колоритные фигуры «тёмного царства». М. принадлежат также многочисленные труды по этнографии, статистике и истории раскола.

Большая Советская энциклопедия

---

Перед летним праздником Анге-Патяй, париндяиты и янбеды собирали хлеб, солод, мед и другие припасы по тому же обряду, какой описан выше, но на этот раз не женщины обнажали плечи и грудь и подавали припасы сборщикам, но девушки. Замужние женщины стояли одаль. Взявшись одною рукой за обе тесемки, другою девушка прикрывала грудь, в знак своей девственности. Накануне праздника девушки убирали избы и дворы зелеными ветвями, преимущественно березовыми, и ставили перед домами березки, как у нас ставятся в Троицын день. Из древесных ветвей и цветов плели венки и надевали их на голову, а также вешали их снаружи избы в таком количестве, сколько в доме было девушек. Девушки развешивали такие же веники над своими изголовьями, призывая при этом в молитве покровительницу свою, богиню Анге-Патяй, следующим образом: "Чам-Пас, помилуй нас, Анге-Патяй-Пас матушка, помогай девке твоей (имя) чисто жить и давай поскорей жениха хорошего". А повесив венки, говорили: "Свет-Нишки-Пас, шли жениха до нас".

Накануне праздника Анге-Патяй, то есть в самый день русского Семика, мордовские девушки изо всей деревни собирались вместе и с березовыми ветвями в руках, с венками на голове ходили от дома к дому с громким пением. В своей песне обращались они к деве Анге-Патяй, прося ее сохранить их и прибавляя молитву к Нишки-Пасу, чтобы он прислал к ним женихов. Мужчины не имели права присутствовать при этой церемонии. Если бы какой-нибудь смельчак осмелился проникнуть в это время в кружок девушек, они имели бы право схватить его, трепать и щекотать, пока он не откупится десятком свежих яиц. Только дудник мог ходить с девушками, если они приглашали его играть на нехитром мордовском инструменте. Девушки выбирали из среды себя «прявт-тевтярь» (начальница девиц, слово в слово "голова-девка"). Она шла впереди, а перед нею маленькие девочки несли березку ("кёлу"), украшенную полотенцами, платками и «каркс-чамаксом» предводительницы процессии прявт-тевтярь. Следом за нею шли избранные ею из любимейших подруг три «тевтярь-париндяиты» с кузовками, пещурами или бураками, украшенными березовыми ветвями. Вереница девушек, подходя к каждому дому, пела особую песню, называемую «кёлморо» (песня березы: от «кёль», "кёлу" — береза и «мурома» — петь). У Мордвы, забывшей свой язык, «кёлморо» поется так:

Здорова бела береза,
Здорова большой лист клён,
Здорова гожий дух липушка,
Здорова красны девушки,
Здорова наша хозяюшка,
К тебе, ко хозяюшке,
Пришли красны девицы,
За пирогами, за яичницей,
За желтою за драчоною.

Хозяйка в окно подавала яйца, а также пшеничной муки и масла на драчону. Яйца принимала «прявт-тевтярь», а муку и драчону дочери, внучки или племянницы хозяйки того дома, из которого подают. В кузовок одной из «париндяит-тевтярь» складывались набранные яйца, в кузовок второй — мука, в кузовок третьей — масло.

Когда хозяйка дома подавала в окно девушкам припасы, то говорила: "Анге-Патяй-Пас матушка… береги мою девку, чтобы не полюбил ее злой человек, чтобы не завял её зеленый венок".

Отойдя от окна, девушки становились вокруг перед окнами дома и с звуками дуды пели «величанье» своей подруге-девушке из того дома, где сейчас подали. Вот для примера три таких величанья, которые в Пензенской губернии (Саранского и Краснослободского уездов) поются еще по-мордовски, несмотря на то, что поющие и многие из слушающих песню плохо или даже вовсе не понимают её смысла.

I

Кати Катерька матерка,
Катерька якой щогольста.
Кати щогольста, чуванста,
Вай Саратовской чюлкаси,
Сэри кочкери башмакса,
Кота квалмаса паля са,
Кемь кафтова руця са
Вай, палы заря штоф ной са.

(Катя, Катерька (то есть Катенька) матерька, щегольски одевается, ходит щегольски и важно! Ай, в саратовских чулках, в высокопятых башмаках, в шестиполосной узорчатой рубахе, с двенадцатью платками за поясом,[16] как заря, горит она в штофном платье).

II

Тевтярьсь ионось Татьянась,
Мездя паро сон?
Палининза мазынить,
Ожанянза кувакать,
Сельми нанза раужат.

(Девка хорошая Татьяна. А почему она хороша? Потому что рубашечка на ней красивенькая, рукавчики у ней долгонькие, глазки у ней черненькие).

III

Рязанань Софась,
Шечк лазань пеша,
Софань ронганяц,
Илянас котф кринкс,
Пильгень карцифац,
Вай лемше левкень,
Пильгень шечафкесь.

(Софья Рязанова! Как облупленная липа, бело её тело; как скатанный льняной холст — на ногах её обувь,[17] а походка её как у детища лучшей лошади).

Величанья девушек поются и при других случаях, например, на свадьбах ими величают невесту, на посиделках поют то одной, то другой мордовской девушке также похвалы. Иногда эти величанья вставляются в песни. Таким образом первое из приведенных величаний поется в средине песни о том, как мордовская красавица, имевшая много женихов, не хотела идти за богатых, потому что в доме богатого работы много, и вышла за бедняка, у которого не было ни кола ни двора; а третье в начале песни о том, как одну красавицу выдали замуж за разбойника, и как она ночью нечаянно увидала, что он натачивает нож.

Набрав достаточное количество яиц, масла и муки, девушки, неся разукрашенную березку, под вечер идут из деревни на ближайшую речку, ручей, ключ иди колодец с песнями, сходными с русскими семиковыми. Как скоро выйдут за околицу, поют:

Благослови, Троица,
Богородица,
Нам в лес идти,
Венок сплести
Березовый.
Ой Дид Ладо![18]
Березка моя!
Мы в лес идем,
Цветков нарвем,
Венки совьем.
Ой Дид Ладо!
Березка моя!
Пойдем шажком,
Лужком, бережком,
Сломим с березы веточку,
Совьем венки,
Бросим на воду.
Ой Дид Ладо!
Березка моя!
Плыть ли венку,
Тонуть ли венку
Березовому?
Плыви, венок,
Не тони, венок.
Ой Дид Ладо!
Березка моя!

Придя на речку, становят разукрашенную березку на берегу и разводят огни для приготовления яичницы и драчоны. В иных местах с березки снимают все навешанное и привязывают к ветвям березки, стоящей на корню. Вокруг неё девушки становятся кругом, прявт-тевтярь, как начальница праздника, кричит: "сакмеде!" (молчите), и, когда все замолчат, читает: "Кёлу-Пас! вынимань монь (божество березы, помилуй нас); Анге-Патяй-Пас! давай нам добра здоровья". Затем кланяются березе в землю, и это повторяется трижды. После этого поклонения божеству березы, снимают с голов своих венки и бросают их в воду. При этом замечают: чей венок поплывет, та девушка скоро замуж выйдет, а чей потонет, та скоро умрет. Затем разуваются и моют в воде ноги. Наконец «раздевают» березку, то есть снимают с неё все на ней навешанное, разламывают ее и бросают в огонь, на котором приготовляют яичницу и драчону. Когда кушанье готово, прявт-тевтярь кричит: "сакмеде!", и читает молитву, обращаясь сначала к Чам-Пасу, потом к Анге-Патяй, прося ее о здоровье и о хороших женихах, а наконец в Кёль-oзаису, принося в жертву этим божествам, приготовленные кушанья, при чем сковороды трижды поднимают вверх. Съевши все изготовленное, девушки начинают «кумиться». Для этого делают большие венки из березовых ветвей и после песни целуются через венок одна с другою. Песня в Симбирской и Нижегородской губерниях при этом поется следующая. Она употребляется и русскими:

Покумимся, кума, покумимся,
Мы семицкою березкой покумимся.
Ой Дид Ладо честному Семику,
Ой Дид Ладо березке моей,
Ещё кумушке, да голубушке.
Покумимся,
Покумимся,
Не браняся, не сваряся!
Ой Дид Ладо, березка моя!

Покумившись, девушки возвращаются в деревню всею гурьбой c громкими песнями:

Матушка Троица,
Еще Богородица,
Да еще Семик честной,
Дайте нам шильцо да мыльцо,
Белое белильцо,
Да зеркальцо,
Копейку да денежку,
Ой Дид Ладо,
Семика честного яичницу.

Здесь обращение к Троице есть, по всей вероятности, остаток бывшего прежде обращения к трем главным божествам: Чам-Пасу, Нишки-Пасу и Вед-Пасу, обращение к Богородице есть несомненно обращение к богине Анге-Патяй, а под именем честного Семика разумеется Кёлу-oзаис, бог березы, в честь которого справлялся этот праздник мордовскими девушками.

На другой день, в кереметь, посвященный богине Анге-Патяй, на общественный молян собирались и старые и молодые, и мужчины и женщины. Три девушки приводили купленную на собранные париндяитами и янбедами деньги белую годовалую овцу. Перед тем мыли ее в речке и к рогам иногда привязывали березовые ветви. Если на молян собиралось много народу, приводилось две, три и более овец. Введя в восточные ворота керемети овец, девушки отдавали их позанбунаведам, которые привязывали их к овечьему юбу (столбу у восточных ворот), отводили на поварню (тер-жигать), кололи жертвенным ножом, шкуру вешали на юбах, а янбеды варили мясо. Девушки с березовыми ветвями, украшенными платками, и с полотенцами в руках, становились перед священною березой, которую также украшали, привязывая к ней полотенца, платки, каркс-чамаксы и пр. Позади девушек становились женщины, а за ними мужчины. Принесенные из домов яичницы, драчону и пшенную кашу в горшках развешивали на рычаги, а перед березой ставили бочку сыченого пива (пуре). Девушки, избрав из себя трех, давали им яйца из собранных накануне, и те на заслоне делали "мирскую яичницу". Затем возатя влезал на дерево и совершал обряд моления, как он описан в предыдущей главе. Вместо прысканья на народ пивом, он, обратясь с молитвой к Кёлу-oзаису, бросал зеленые березовые ветви с священного дерева, их подбирали девушки и, сделав из них венки, надевали на головы. Им первым на этом моляне давали и сыченого пива, и баранины, и щурьи, и яичницы с драчоной.