Сборник - Фантастика 2000

• Название: Фантастика 2000
• Автор: Сборник
• Жанр: Научная Фантастика

Кир Булычев и Эдуард Геворкян! Сергей Лукьяненко и Владимир Васильев!

И многие, многие другие - писатели уже известные и писатели-дебютанты - предлагают вашему вниманию повести и рассказы.

Космические приключения и альтернативная история, изысканные литературные игры и искрометный юмор - этот сборник так же многогранен, как и сама фантастика!

“Танцы на снегу” Сергея Лукьяненко, “Путешествие к Северному пределу” Эдуарда Геворкяна, “Проснуться на Селентине” Владимира Васильева - вы еще не читали эти произведения? Прочтите!

---

– Бумагу! Перо! Чернила! - скомандовал василиск, откинувшись на расшитые бисером китайские подушечки, и два его верных сиреневых тролля-прислужника - гномик Гомик и карлик Марксик, - пробуксовав ножками на месте две-три секунды, кинулись в глубь пещеры.

Голодная гюрза обвила шею повелителя и чистила ему клыки раздвоенным языком, выскребая из щелей меж ними кровавые волокна ужина.

– Полно, - молвил он, чтобы счастливая змейка, скользнув вниз по его гибкому алмазно-чешуйчатому торсу, обвилась сладострастно вкруг змееподобного же фаллоса, жадно припав к нему устами.

В шахтах глазниц Хозяина родились и тут же умерли две злые зарницы, и изумрудные стены, откликнувшись, послушно принялись источать неоновую зелень.

– Пиши, - кивнул василиск примчавшемуся уже сиреневому Марксику, пред коим гномик Гомик в тот же миг пал на четвереньки, имитируя с успехом письменный стол. Марксик поспешно-распластал по его ребрам белый лист бумаги, водрузил на поясницу оправленный в платину человеческий череп-чернильницу, обмакнул в нее перо фламинго и, согбенный подобострастно, замер в ожидании.

Так стоял он, боясь шелохнуться, пока василиск, как всегда перед очередным письмом, бесцельно блуждал в грязных лабиринтах памяти. Богиня, Гриб и предательство, белизна палаты и целительный скальпель врага, ласковый детеныш и боль, адская боль, когда трескается, словно кора, одеревеневшая кожа; скользкие стены колодца, бой с предшественником, вкус его плоти и коронование… И жажда, так и не утоленная жажда.

Наконец он вышел из оцепенения, вздохнул со стоном - низким и глухим - и вынул из глаз маленькие сталактиты слез.

Нужно было диктовать так, чтобы ТАМ не почувствовали, как далек он от внешнего мира. Что-то очень простое.

– Пиши, - повторил он. И карлик принялся поспешно, стараясь не упустить ни звука, фиксировать неясные ему сочетания слов.

“Здравствуй, Виталя, милый мой сынок. Прости, что пишу так редко, но это зависит не от меня: почту у нас забирают только один раз в месяц. Ничего, потом все сразу тебе расскажу, так будет даже интереснее. Ты пишешь, что учишься хорошо, без троек. Молодец. У меня тоже все в порядке. Ты пишешь, что мама читает мои письма, спрашиваешь, почему я пишу только тебе. Я ведь уже объяснял. Хотя, конечно, тебе трудно это понять. Мы поссорились с ней перед моим отъездом. Но когда я приеду, мы обязательно помиримся. Пока я не знаю, когда это будет. Очень много работы. Тут очень холодно, но очень интересно. Спрашиваешь, видел ли я белых медведей. Да, и вижу часто. И моржей, и пингвинов. Может быть, даже я привезу тебе маленького пингвиненка. Только не спрашивай у мамы, почему мы поссорились, не приставай, я сам тебе когда-нибудь все…”

Он диктовал, диктовал, а параллельно в голове его мелькали картины из далекого прошлого. Он то чувствовал себя собой, то словно бы видел себя со стороны.

– …Безнадежен. - Грибов отложил в сторону историю болезни. - Просто безнадежен.

Мне, стоящему в коридоре и заглядывающему в щелку, стало не по себе.

– А если оперировать? - спросил незнакомый мне врач.

– Один шанс из тысячи. Даже не знаю, взялся бы я или нет. Разве что в качестве эксперимента. А без этого - максимум полгода. Жаль.

Откуда ж он, Гриб, мог знать, что я, во-первых, как раз сейчас забрел к нему в кардиоцентр, а во-вторых, в курсе, что речь идет именно обо мне. Сестра (очень красивая, кстати) споткнулась возле двери кабинета, я помог собрать рассыпавшиеся листы и увидел, что это - моя история болезни.

Безнадежен. Что из этого следует? “Максимум полгода…” Жаль ему, видите ли. Это все, что он мог сказать по поводу моей близкой кончины. Экспериментатор!… “Жаль…” А мне-то как жаль!

“Что можно успеть за полгода? - продолжал я раздумывать, двигаясь в сторону своей постылой конторы. - Прежде всего наконец-то пошлю в жопу шефа. Шеф!… Смех да и только. Индюк моченый, а не шеф. Что еще? Еще уйду от Ирины. А стоит ли? Полгода не срок… Стоит. Хоть последние полгода поживу без лжи. Почему же не мог раньше? Раньше была ответственность. За нее и за Витальку. А ныне судьба распорядилась так, что всякая ответственность автоматически теряет смысл”.

И вдруг он представил себя мертвым. Он увидел свое не слишком симпатичное тело лежащим на столе морга. Совсем голое.

Глаза полуоткрыты. Рот подвязан веревочкой. Кожа - землистоматовая. Всюду - отечности и вздутия. Тело это и при жизни не блистало красотой, а теперь…

Елки! Ведь все мы знаем, что умрем. Обычно осознание реальности смерти случается только в самой ранней юности, как раз тогда, когда жизнь полна запахов и прелести. Наверное, так природа поддерживает баланс.

Закололо сердце. Он сел на подвернувшуюся скамеечку. И моментально покрылся холодной испариной.

“Нет, наоборот. Буду тихо ходить на работу, чтобы отвлечь себя от приближения, а когда слягу, Ирина будет ухаживать за мной. Кто-то ведь должен подать стакан воды… Какая пошлость! - “Стакан воды”. Ну и пусть - пошлость. Кто-то все равно должен его подать”.

Ему казалось, что решение он принял твердо. И все-таки, когда шеф, в который уже раз, принялся в тот день вправлять ему, как мальчику, мозги: “Учтите, если хотя бы еще один раз вы отлучитесь с работы без моего личного разрешения, будем беседовать с вами серьезно…” И все-таки, когда он услышал это, он наплевал на все свои твердые решения, встал, красный от злости, из-за стола и сказал заветное: “Пошел-ка ты в жопу, индюк!” - и удалился, хлопнув дверью.

И таким легким стал этот день, что и ночью он легко сказал жене: “Я узнал, что проживу не более полугода. Врач сказал. Не сердись, но я хочу пожить немного один. Обдумать, как встретить это. Андрей, когда уезжал, отдал мне ключи от своей комнаты. Он вернется еще только через год, когда все уже будет кончено.

Я поживу пока у него в общаге”.

И она поняла его. Она плакала, уткнувшись носом в подушку, но поняла.

II

Издавна известно людям, что аспид в хитрой голове своей хранит драгоценный карбункул. Знают они и сколь велика ценность сего самоцвета - как с ювелирной, так и с фармацевтической точки зрения. Знают они и то, что карбункул у аспида можно взять лишь добром, выклянчить; если же применишь силу, поймаешь, убьешь, карбункул вмиг рассосется. Такова природа аспида и его карбункула.

Только одного не знают люди: зачем нужен карбункул самому аспиду. А это-то как раз самое главное и есть. Карбункул - хранитель, кристаллический аккумулятор энергии и ВРЕМЕНИ. Когда аспида хотят убить, решетка магического кристалла рассыпается (“рассасывается”), высвобождая накопленное, и сознание владельца карбункула перемещается в любую точку пространства и времени, внедряясь в избранное тело, деля его отныне с родным этому телу сознанием. Таким образом камень спасает аспида от гибели; потому-то он и дорожит им столь рьяно.

Прервав диктовку письма, не закончив даже очередного предложения, утомленный василиск потянулся и, щелкнув перстами, удалил прочь своих внезапно опостылевших ему лиловых троллей-прислужников. (Кстати, отчего они лиловые? Точнее - сиреневые? Оттого, что карлик Марксик, само собой, красный, а гномик Гомик, естественно, голубой. Будучи преданными друзьями, ради единообразия они избрали серединный колор.)

– Раав, - опустил василиск щели зрачков своих к юркой гюрзе, - Раав, в мир желаю.

Змейка скользнула вниз по ребристому хвосту Хозяина и исчезла, словно просочившись сквозь трещины в малахитовом полу.

И призванные ею два древних аспида Тиранн и Захария уже через несколько секунд предстали пред Правителем. Он простер к ним когтистую десницу, и они послушно изрыгнули в нее два своих карбункула. Именно два камня дают возможность не только вселиться во всякое живое существо любой эпохи, но и вернуться затем назад - в собственное тело.

Тиранн и Захария молча поползли умирать в глубь лабиринта, ибо жизни их отныне не имели смысла, а василиск разверз пасть и поглотил сокровенные кристаллы.

Частые выходы в мир стали для него столь же привычными, как когда-то - ежевечерняя телепрограмма. Был он уже и Христофором Колумбом в час, когда тот впервые ступил на благословенную землю Америки, был и Владимиром Ульяновым (Лениным) в дни его торжества семнадцатого года, был и Вольфгангом Амадеем Моцартом на премьере “Волшебной флейты”, и графом Калиостро… и Авиценной, и Чан Кайши, и индейцем Гаманху, и Гагариным, и Адольфом Гитлером в дни Триумфа… Он никогда не задумывался, кому и во что обходится это его развлечение. Он просто пользуется тем, что принадлежит ему по праву.

Кровь, власть, плотские наслаждения наскучили ему. Все чаще тянуло его к тонким ранимым натурам. Удовольствие он находил уже не в торжестве, не в радости, а скорее в резких контрастных переходах от одного состояния души к другому.

Волевым толчком он вывел себя в астрал, в то время как тело его погрузилось в глубокую кому, вошел в своего избранника и заскользил по временной развертке его сознания, успевая лишь умом отмечать эмоциональные всплески (как реальные они воспринимаются только в “реальном времени”, то есть при совпадении скоростей движения по времени обоих сознаний).