Михаил Харитонов - Дивен Стринг. Атомные ангелы

• Название: Дивен Стринг. Атомные ангелы
• Автор: Михаил Харитонов
• Жанр: Научная Фантастика

Дивен Стринг — автор романов ужасов, но при этом он всем своим творчеством защищает и прославляет жизнь. Доверие и отственность у Стринга всегда побеждают козни тёмных сил. Его романы, несмотря на весь их зловещий и кровавый антураж — нескончаемый гимн, воспеваемый истинным ценностям человеческого бытия: доброте и любви.

---

Всё это он изложил в безумном "Палеоэкологическом Манифесте", который Лермонтов распространял вместе с Кораном и Некрономиконом. Он считал, что любая любая идея хороша, если только она оправдывает безграничное насилие и ведёт к торжеству безумия и хаоса. Кроме того, Словак снабжал его продуктами и водой.

На чердаке царила непроглядная тьма. В воздухе висел удушливый чад. Среди ядовитых миазмов особенно отвратительны были запахи горелого латекса, гниющих кумкватов и древесно-восточного парфюма "John Varvatos Vintage". Чех считал, что такая атмосфера ближе всего к мезозойской.

Загорелась единственная красная лампочка, и Лермонтов увидел Чеха. Тот сидел на высоком барном стуле, возвышающемся над горой игрушек, изображающих вымерших животных. Словак, скорчившись, неистово сосал хвост игрушечного бронтозавра.

— Do sviazy! — сказал Чех Словак по-русски. То было старое шпионское приветствие, принятое среди агентов восточного блока.

— Vperedt na zdorovje! — ответил Лермонтов на том же языке. Он любил русский за то, что на нём разговаривали великие адепты неограниченного насилия: Сталин, Геббельс, Чингисхан и Ростропович.

— Сегодня мне снились трилобиты, — сказал Чех и заплакал. — Они были прекрасны. Я обоссал наволочку от тоски по трилобитам! А сегодня по «Дискавери» передача про кистепёрых рыб. Я обожаю кистепёрых рыб. А ты? Любишь ли ты их, как люблю их я?

— Мне нужны продукты и вода, — перебил его Лермонтов, не желая дарить ни капли сочувствия даже себе подобному чудовищу. — Обычная порция.

— Когда ты уже взорвёшь эту свою бомбу? — недовольно пробурчал Чех, доставая из тёмного угла канистру с натуральной водой.

— Обещаю тебе: когда я её взорву, ты узнаешь об этом, — уверенно солгал Лермонтов. На самом деле он собирался взорвать бомбу тайно, чтобы никто не догадался и не смог подготовиться к наступлению Хаоса.

Они ещё немного побеседовали о своих делах. Лермонтов набрал огромную сумку продуктов и собирался уходить.

— Постой, — оживился Словак. — Я приготовил для тебя сюрприз. Тебе понравится.

— Ну-ну, — сказал Лермонтов.

— Вот, — Словак включил вторую красную лампочку, и Лермонтов увидел в самом дальнем углу чердака маленького мальчика, привязанного за лодыжку к железной трубе. Рот его был заткнут плюшевым ахредуптусом, в глазах стыли слёзы.

— Этот мальчишка шнырял возле моей лавки. Что-то вынюхивал. Он твой, — сказал Словак, после чего, исчерпав слова, схватил пластмассового археоптерикса и принялся облизывать его крылья.

— Отлично, — отрывисто произнёс Владимирильич, подходя к несчастному.

Маньяк погладил мальчика по волосам. Тот затрепетал, предощущая, что сейчас с ним будут делать что-то неизъяснимо жуткое.

Лермонтов достал из кармана одиннадцать томов романа Тургения Ростроповича "Братья Каренины" в переводе КГБ, настоящую энциклопедию ненависти и боли. Разложил их перед собой, выбирая, с чего начать. Наконец, выбрал самый отвратительный том — "Преступные наказания".

— Сейчас, — сказал он, гнусно осклабившись, — мы с тобой почитаем вслух одну интересную книжку.

ГЛАВА 8

Биси лежала на хирургическом столе, связанная по рукам и ногам.

Зелёный Человек не стал затыкать ей рот, но она не кричала, потому что понимала, что это бесполезно. Маньяк наверняка затащил её в такое логово, где её никто не услышит.

Она скосила глаза. Рядом был столик на колёсиках, покрытый простынкой. Что лежит под простынкой, девочка рассматривать не стала: вряд ли там было что-нибудь хорошее.

Сверху сияла и слепила глаза хирургическая лампа.

Она думала, до чего же ей не повезло. Ей мог попасться обычный насильник или умеренный садист. Ну пусть бы он ей что-нибудь разорвал или отрезал. Её спасли бы, положили в Центр Пиаже и окружили бы любовью и заботой, которых ей так не хватало. Но этот придурок сейчас её просто убьёт, причём довольно мучительным способом.

— Может быть, — на всякий случай спросила она, — вы не будете резать мне животик? Ведь если вы меня убьёте, то у вас не будет моих какашек, которые вам нужны.

Зелёный Человек недовольно обернулся. Он как раз мыл руки над фарфоровой раковиной.

— Миленькая девочка, — просюсюкал он, — мне как раз нужна твоя плохая какашуточка. Но она застряла у тебя в животике. Сейчас я её вырежу из твоего розового животика и тебе станет лучше.

Биси тяжело вздохнула. Маньяки всё-таки очень непонятливы.

— Если вы разрежете мне животик, — предприняла она ещё одну попытку, — я умру. И у вас больше не будет того, чего вам нужно. А если вы меня отпустите, я когда-нибудь прокакаюсь и всё будет в порядке.

Зелёный Человек со злости плюнул в раковину.

— У тебя аппендицит, дура! — сказал он по-нормальному. — Я могу вызвать врачей, и тебя всё равно привезут сюда. Они тебя прооперируют. И найдут у тебя в аппендиксе сама знаешь что. После чего сюда понаедет всяких профессоров и тебя отправят куда-нибудь в секретную лабораторию, типа той, в которой сделали твоего папу. И никогда в жизни не выпустят. Оно тебе надо?

Девочка задумалась. Она знала, — от мамы и телевизора, — что правительство похищает людей и делает над ними всякие страшные эксперименты. Правительство было даже хуже, чем маньяки.

— Скажи спасибо, что у меня есть кое-какой опыт, — сердито продолжал Зелёный Человек, натягивая на руки хирургические перчатки. Латекс опасно скрипел и потрескивал, растягиваясь.

Бисальбуминемия тем временем думала о другом.

— Простите, — наконец, спросила она, — а что вы сказали насчёт моего папы?

— Не любопытничай, маленькая девочка, — Зелёный Человек снова заговорил детским языком, — я ничегошеньки не говорил про твоего маленького папусичку. Лежи смирненько, моя сладенькая.

Он приблизился к ней, держа в одной руке шприц, а в другой — анестезиологическую маску.

Когда игла вонзилась в руку Биси, та как раз пришла к выводу, что Зелёный Человек всё-таки какой-то неправильный маньяк.

ГЛАВА 9

Доктор Кисса Кукис, дипломированный психоаналитик, лежала под кроватью — обнажённая, в луже собственной мочи — и перечитывала поваренную книгу, подсвечивая страницу лазерной указкой. Это был не самый удобный способ чтения. Зато он имел огромную терапевтическую ценность: по мысли Киссы, эта процедура должна была избавить её от чувства вины перед шампиньонами.

Кисса заимела этот комплекс во время занятий альтернативно-органическим вегетарианством, когда апельсиновый сок и шампиньоны составляли основу её диеты. От приобретённого тогда же отвращения к апельсиновому соку — после года употребления он казался ей похожим на бычье дерьмо — она, впрочем, уже освободилась, прыгнув со второго этажа своего особняка в специально подготовленную яму, заполненную апельсиновым соком, разведённым с бычьим дерьмом. Символизация сублимата репрезентации обошлась ей всего лишь в перелом лодыжки, к тому же закрытый, да ещё лёгкое сотрясение мозга. Зато комплекс сняло как рукой. Но неутомимая доктор Кукис на этом не успокоилась: чувство вины перед шампиньонами тоже нуждалось в радикальной терапии.

Кисса Кукис очень ответственно относилась к своей профессии и свято верила в принцип "врач, исцелись сам". Для того же, чтобы исцелиться, требовалось первоначально заболеть. И маленькая отважная женщина (полуиндианка-полукитаянка, уроженица Аляски) старательно прививала себе разнообразнейшие комплексы и фобии.

Она как раз изучала рецепты жульенов, когда зазвонил телефон. Трубка, предусмотрительно обёрнутая в пластик, лежала в той же луже, так что прерывать процедуру Киссе не пришлось.

Звонила её пациентка, детектив Люси Уисли.

— Кисса, дорогая, — выдохнула она в трубку, — мне нужно с тобой посоветоваться.

— Конечно-конечно, — радостно откликнулась доктор Кукис, — приезжай скорее.

— Я, собственно, стою у двери, — вздохнула трубка. — Может быть, ты откроешь?

— У тебя есть ключ, — напомнила Кисса. Она всегда давала своим пациентам ключи от дома — это устанавливало доверие между врачом и пациентом, а доктор Кукис считала доверие не менее важным фактором, чем любовь и ответственность.

— Ой, я забыла, — извинилась Люси. — В смысле, ключ где-то забыла.

— Невротическое вытеснение! — обрадовалась Кисса. — Ура! Кажется, у тебя серьёзные проблемы!

— Так и есть, — вздохнула Уисли.

Перспектива немедленно заняться любимой работой привела психоаналитика в восторг. Она гордо вскинула голову и треснулась стриженым затылком о днище кровати.

Люси открыла дверь голая мокрая узкоглазая женщина, слизывающая с плеча собственную кровь. Кроме того, от неё резко пахло мочой — зато на лице сияла солнечная улыбка.