Дитер Нолль - Приключения Вернера Хольта. Возвращение

• Название: Приключения Вернера Хольта. Возвращение
• Автор: Дитер Нолль
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 1965

От Издательства: Первая книга романа Дитера Нолля «Приключения Вернера Хольта», вышедшая не так давно в переводе на русский язык, была тепло встречена общественностью, нашла широкий и взволнованный отклик у молодежи. Сейчас издательство предлагает читателю вторую книгу, повествующую о дальнейшей судьбе Вернера Хольта.

Война, закончившаяся поражением гитлеровского «рейха», — позади, и Вернер Хольт пытается разобраться в политических событиях, происшедших в стране, найти свое место в мирной жизни, среди строителей социалистической Германии.

Перевод с немецкого — Валентина Курелла и Ревекка Гальперина.

---

Он отправился в Менкеберг на Грюнплац, где иногда поджидал Гундель. Наполовину скрытое каштанами, устлавшими своей пестрой листвой все газоны и дорожки, высилось целое и невредимое здание школы — трехэтажный дом с внушительным парадным, к которому вели широкие каменные ступени.

Хольт постоял в раздумье. Наконец нерешительно отворил дверь.

Кто-то схватил его за рукав.

— Вы куда?

Швейцар! Маленький лысый человек с злющим лицом, в синем комбинезоне слесаря.

— Справиться? О чем это? Я сейчас… Стой! — крикнул он.

Но за Хольтом уже захлопнулась тяжелая двустворчатая дверь. На первом этаже стоял гул голосов. Была большая перемена. Хольт врезался в гущу носившихся по коридору ребятишек и подростков, еще раз услышал за собой окрик швейцара «Стой!» и почувствовал себя в безопасности лишь на площадке второго этажа. Здесь было тихо. Шум перемены приглушенно доносился сюда с нижнего и верхнего этажей. Только несколько девочек чинно прогуливались парами по коридору. Хольт стал читать таблички на дверях: «Канцелярия», «Учительская», указатель «В актовый зал»… Все, от натертого до блеска линолеума до стандартных табличек на дверях, дышало здесь дисциплиной и порядком.

Решимость Хольта таяла. Он подошел к открытому окну и поглядел на красно-бурые кроны каштанов. Достал из кармана сигареты, закурил и долго обламывал в пальцах горелую спичку. Напрасно он разлетелся. Кто унес ноги из всего этого хаоса, тот уже непригоден для школьной дисциплины и порядка.

Шепот и сдавленный смех за спиной. «Здесь курить воспрещается!» — выкрикнул звонкий голос. Хольт обернулся. Стайка пунцовых от смущения девочек, взявшись под руки, обступила его; шесть или семь девчушек не старше пятнадцати лет, стриженые и с косами, блондинки и брюнетки, в юбках, в пуловерах, в платьях, в лыжных брюках, они, сдвинув головы, перешептывались и, глядя на Хольта, хихикали и подталкивали друг дружку локтями…

Хольт, опешив, поперхнулся дымом и, чувствуя, что краснеет, уставился на одну из девочек — хрупкого подростка с длинными ногами и копной русых волос: она чересчур долго не сводила с него голубых испуганных глаз, а когда наконец опомнилась, пренебрежительно вскинула голову.

— Как он глядит на тебя, Ангелика! — пискнула одна из девочек, и все опять захихикали…

Но тут из-за угла выскочил швейцар:

— Посторонним сюда нельзя! Что вам здесь надо?

Хольт швырнул окурок в окно, пересек коридор и открыл дверь в канцелярию. Стук пишущей машинки. За машинкой сгорбилась женщина в черном конторском халате. Звонок возвестил конец перемены. Секретарша продолжала печатать и, не поднимая головы, страдальческим голосом бросила: «Спешу, срочное!» Она заставила Хольта ждать, долго ждать. «Господин директор занят!» — кинула она, не отрываясь от машинки. Наконец она исчезла в соседней комнате. Вернулась и сказала: «Прошу!»

Большая комната. Письменный стол. На письменном столе, окутанный клубами табачного дыма, сидел, наклонившись, человек, старик лет шестидесяти с лоснящейся лысиной и торчащими на висках пучками седых волос. Он читал газету. Одет он был в кофейного цвета костюм, брюки на коленях пузырились, на локтях пиджака — кожаные заплатки в виде сердечек, на ногах — желтые фетровые боты. Длинное лицо вдоль и поперек изрытое и иссеченное морщинами, выражало необыкновенное довольство, и таким же довольством светились карие глаза, глядевшие из-под лишенных ресниц век. С толстой нижней губы свисала на грудь большая гнутая трубка.

Хольт в недоумении остановился на пороге и представился. Старик вынул изо рта трубку, отложил газету и с чисто саксонским акцентом произнес:

— Эберсбах. — Но прозвучало это, как Эвершбах. Поглядел на Хольта и, должно быть потешаясь над ним, добавил: — А ты, видать, комик!

— Господин обер-штудиендиректор… — начал было Хольт.

Однако Эберсбах, постучав мундштуком трубки себе по лбу, прервал его:

— Не пройдет. Титулами меня не проймешь. Знавал я одну тетеньку, жену покойного дворника, так она величала себя вдовой младшего помощника начальника коммунального отдела городской управы.

Хольт не знал, смеяться ему или сердиться.

— Я был на войне и хотел бы закончить школу.

Эберсбах повесил себе на губу трубку, соскользнул с письменного стола, подошел, шаркая желтыми фетровыми ботами, к градуснику, поглядел на ртутный столбик и сказал:

— Пятнадцать градусов по Цельсию. Вы тоже всегда зябнете?

— Я хотел бы закончить школу, — упрямо повторил Хольт.

Эберсбах оглядел его с головы до ног:

— Мало ли кто чего хочет.

— Меня направил к вам Мюллер, — сказал Хольт.

— Мюллер? — оживился Эберсбах. — Красный Мюллер? — Потом покачал головой. — Рассказывайте! Только ему этим и заниматься.

— Позвоните ему! — предложил Хольт.

Старик выпустил облако дыма и вынул трубку изо рта.

— Вот еще, звонить! — буркнул он. — Как-нибудь встретимся, но берегитесь, если соврали! Фрау Линке! — позвал он и появившейся в дверях секретарше: — В спецкласс на пробу. — Взгромоздился на письменный стол, потянулся за газетой и сказал: — А теперь проваливай, некогда мне!

Хольт постоял в тишине пустынного коридора и вдруг услышал, как позади растворилась дверь. Он обернулся. Из учительской вышел плотный, среднего роста человек лет сорока, в штатском костюме, сшитом из перекрашенного и тщательно перекроенного мундира вермахта, брюки были превосходно отутюжены. Увидев Хольта, он замер, не веря своим глазам, в каком-то даже испуге. Множество морщин и морщинок прорезали озабоченное лицо. Русые волосы стали у висков совсем седыми. Он бросился вперед.

— Хольт! — крикнул он. — Вернер, мой мальчик! Вы живы? Как я рад!

Хольт никак не мог опомниться: Готтескнехт!

— Господин вахмистр…

Готтескнехт схватил его за плечи.

— С этим, к счастью, покончено. Я — Готтескнехт и только, просто-напросто Клеменс Готтескнехт. — Он выпустил Хольта и сунул правую руку за борт пиджака. — А что с остальными, Хольт? Где Гомулка, Вольцов, Феттер? Вы мне все подробно расскажете. — И озабоченно спросил: — На здоровье вы не жалуетесь? — Он сиял. — В конце концов, это главное!

3

Странные школьники сошлись в классной комнате первого этажа: все двенадцать — участники войны, уже взрослые мужчины, постарше Хольта. Одного из них Хольт встретил здесь со смешанным чувством: безногого Гофмана на костылях. Нестриженые волосы свисали ему на лоб, он курил тонкую вонючую сигару.

— Хоть я был всего обер-ефрейтор, — громогласно заявил он, — ума не приложу, как засунуть копыта в эти детские парты.

Все держались выжидательно. Обращались друг к другу то на «ты», то на «вы». Гофман же всем «тыкал».

— Эй, ты, пижон, — крикнул он, указывая костылем на одного из «школьников», — как тебя звать?

Тот, кого он так бесцеремонно окликнул, был одет намного лучше других — в пиджачную пару и рубашку с галстуком. Красивая холеная голова и холеные руки; гладко выбритое лицо припудрено.

В ответ на слова Гофмана он хотя и скривил рот, но, повернувшись с легким поклоном к товарищам, назвался:

— Аренс, Эгон Аренс.

— Их сиятельство красавчик Эгон, — воскликнул Гофман, — небось слишком много о себе понимают, чтобы сходить со мной поискать настоящие столы!

— Отчего же, с удовольствием! — любезно отозвался Аренс. — Это и в моих интересах. — И отправился за Гофманом.

Рядом с Хольтом на низенькой парте сидел парень с изуродованным шрамами лицом и черной повязкой на глазу.

— Бук, — представился он Хольту. — Потерял глаз и контужен, псих, но спокойный, срываюсь только изредка.

Гофман быстро вернулся. Где-то в подвале он обнаружил столы и стулья. Все дружно принялись вытаскивать в коридор парты и носить из подвала столы и стулья. У дверей росла толпа ребят из разных классов, пока швейцар в синем комбинезоне их не разогнал.

— Стой! Кто разрешил?

Гофман грозно застучал костылями и обозвал швейцара «ищейкой».

— Заткнись, ищейка! Столы нам как раз по росту.

Неслышно подошел Эберсбах в своих фетровых ботах, с неизменной трубкой в зубах. Он положил конец спору.

— Ну и комик же ты! — сказал он швейцару. — Скажи спасибо, что они всё за тебя перетаскали! — Потянул носом воздух и повернулся к Гофману. Тот висел на своих костылях, дымил тонкой черной сигарой. — И дрянь же вы курите!

Гофман не остался в долгу:

— Не нравится моя сигара — ну и вались отсюда!

Эберсбах покрутил головой, а затем одобрительно кивнул.

— Только смотри не нарвись на Готтескнехта. Он этого не любит, для него мы всё еще недостаточно пруссаки.

Хольт опять сел рядом с одноглазым Буком. За ним сидел Аренс, к которому с легкой руки Гофмана так и пристало прозвище «Красавчик Эгон». Он завел с Хольтом разговор; глаза его глядели холодно и насмешливо, говорил он складно и тихо. Он — сын мебельного фабриканта и собирается пойти на медицинский. Дело перейдет к старшему брату.