Сергей Лукьяненко - Фантастика 2000

• Название: Фантастика 2000
• Автор: Сергей Лукьяненко
• Жанр: Научная Фантастика

Кир Булычев и Эдуард Геворкян! Сергей Лукьяненко и Владимир Васильев!

И многие, многие другие — писатели уже известные и писатели-дебютанты — предлагают вашему вниманию повести и рассказы.

Космические приключения и альтернативная история, изысканные литературные игры и искрометный юмор — этот сборник так же многогранен, как и сама фантастика!

«Танцы на снегу» Сергея Лукьяненко, «Путешествие к Северному пределу» Эдуарда Геворкяна, «Проснуться на Селентине» Владимира Васильева — вы еще не читали эти произведения? Прочтите!

---

Глобальный кризис образования лишь подчеркивает необходимость такого перехода. Другое дело, что разработка принципиально альтернативных педагогик находится на эмбриональном уровне. Даже в фантастике они занимают ничтожную часть от общего спектра проблем и ставились лишь в некоторых ранних произведениях А. Азимова, Р. Бредбери, Э. Геворкяна и др.

Эти и другие метаоператоры позволят ускорить развитие и интенсифицировать общественную жизнь если не всей России, то во всяком случае русской интеллигенции, которая, заметим, представляет собой довольно-таки «толстую» в сравнении с другими евроориентированными странами «прослойку». Подобная схема может быть реализована как совокупность конечного числа вполне конкретных программ, таких, как «Гуттенберг» (перевод в общедоступную электронную форму всей накопленной в стране информации, обеспечение повсеместного неограниченного доступа граждан к компьютерным сетям), «Модернизация образования» (программа резкого перемешивания возрастных страт в обществе через реализацию закона об обязательном подтверждении среднего образования — в самом деле, можно ли считать нормальным, что даже среди учителей лишь очень небольшой процент способен сдать экзамен за «десятилетку» по любому предмету, кроме собственного), «Электронная демократия» (прекрасно описана Д. Симмонсом в «Падении Гипериона») и пр. Эти проекты не являются ресурсоемкими — в обычном смысле этого слова. Они могут быть осуществлены и они будут осуществлены — раньше или позже, здесь или за Великой Стеной.

И что же тогда? Понадобилось на удивление много времени, чтобы обнаружить структурную эквивалентность миров утопий и антиутопий. «Если XIX столетие искало способ построить утопию, то XX век более всего опасался, что утопия будет построена». Утопические/антиутопические миры возбуждают сильные чувства — не суть важно, со знаком «плюс» или «минус». Само по себе это подразумевает полноту жизни личности в таком «хорошем»/«плохом» обществе. По сравнению с размеренной и зачастую скучной жизнью в современном демократическом мире можно говорить о некой «прогрессивности» «миров, которых нет (и не должно быть)». Жизнь в условиях информационного и структурного равновесия, слабых эмоций, высокой обеспеченности и низкой ответственности вряд ли может рассматриваться как «положительный вариант», ибо давно сказано: «Не ищите Истину в комфортном существовании».

Заметим, что симметричность пары «утопия — антиутопия» подразумевает выбор личности ответа на вопрос: в каком из миров — лучшем или же худшем — она, личность, существует? Здесь уместно вспомнить известный анекдот о супругах, посетивших Колизей. Оба были в одном и том же Риме в одних и тех же условиях. Тем не менее тоннель Реальности, в котором находилась жена («я была в полном восторге: я находилась на ступенях древнего Колизея и видела тени римских патрициев, заполняющих трибуны, Цезаря в пурпурной тоге и гладиаторов, я была счастлива от того, что довелось это пережить…»), отличается от тоннеля Реальности, в котором живет ее муж: («сижу на грязных ступенях кретинского Колизея и думаю о тех проститутках, ворах и бандитах, которые сидели здесь до меня…»).

Это различие не определяется объективными факторами. Оно всецело находится в руках Личности, которая вправе жить в любом из альтернативных Представлений Мира.

Понятно, что «дилемма Колизея» всеобща: она точно так же справедлива для «обыденного» буржуазно-демократического мира.

Но там «расстояние» между вариантами гораздо меньше, соответственно оно порождает меньшие противоречия. С этой точки зрения западный обыватель всегда живет нормальной жизнью — чуть более или чуть менее счастливой. Для жителя же утопии/антиутопии (например, советской) возможна либо очень радостная, либо очень несчастная жизнь.

Накопление информации (личной, равно как и общественной) в эмоционально проявленных утопических мирах должно идти намного быстрее, нежели в обыденной буржуазной реальности. Многие лучшие образцы современной фантастики — от Уэллса до Стругацких — являются прекрасной тому иллюстрацией вне зависимости от намерений авторов.

Мы приходим к выводу, что не следует бояться утопических миров. Не следует даже бояться своей психологической реакции на такие миры, превращающей их в антиутопические.

Жизнь в утопии счастливая и интересная. Жизнь в антиутопии также интересна, и уже потому пусть в другом смысле, но тоже счастливая.

Такой тезис, конечно, подразумевает отношение к смерти, как к естественному спутнику жизни. Жизнь в утопии/антиутопии требует мужества. Ввиду нестабильности этих миров они хуже обеспечивают безопасность личности, нежели буржуазно-демократическая реальность. Иными словами, механизм создания утопических миров предполагает некую «философию смерти»: в рамках христианского подхода, или с использованием буддистской схемы перевоплощения, или любую иную.

«Конструирование будущего» приведет к серьезным изменениям. В самом деле, если индустриальная революция ознаменовалась расцветом научного мышления, то в обществе постиндустриальном будет господствовать постнаучное мышление, не так ли? В этой связи интересно предание о вавилонском смешении языков. Вообще-то Бог Ветхого Завета мог найти более веские доводы в пользу прекращения строительства — пример Содома и Гоморры тому доказательство. С другой стороны, много ли слов нужно при строительстве? Возможно, что и ни одного («во всяком случае, цензурного») — жестов и интонаций вполне достаточно. При общности языков жителей Междуречья, при сравнительной бедности семантических спектров того времени проблема перевода не могла стоять остро. И, насколько можно судить по той же Библии, не стояла.

Тем не менее легенда о смешении языков существует, более того, она носит архетипический характер. Это означает, что перед нами намек на какое-то реальное событие, теряющееся в глубине веков. Можно предположить, что под «смешением языков» понимается расхождение общего родоплеменного «тоннеля Реальности» на множество других и трансформации в совокупность индивидуальных вселенных. По мере усложнения жизни, языка и картины мира, по мере совершенствования системы разделения труда такое событие неизбежно должно было произойти. Оно было прогрессивным, поскольку создало предпосылки к развитию личности и общества. Однако же оно раскололо единый Космос на множество непересекающихся или почти непересекающихся миров. Это резко уменьшило общественный КПД, привело к созданию государства как интегратора индивидуальных тоннелей в коллективный через механизм упрощения и временно прекратило создание общей для всего человечества Башни до Неба. И может быть, именно теперь мы приходим к необходимости реинтеграции индивидуальных Вселенных.

Вырисовывается любопытная картина: абсолютное большинство людей живет в пределах одного более или менее абсурдного и, во всяком случае, фрагментарного тоннеля Реальности. Это обеспечивает человеку безбедное, комфортное и простое существование, если только мир, с которым он взаимодействует, меняется не слишком быстро. Существование индивидуальных тоннелей Реальности — важная предпосылка фабричного производства и государственного контроля.

Есть люди — их не очень много, — которые пользуются совокупностью тоннелей Реальности, переходя из одного в другой — в зависимости от поставленной задачи. Владение техникой замены тоннелей Реальности дает личности значительные преимущества: не все люди этого типа принадлежат к элите, но вся элита рекрутируется только из них. Эмиграция как социальный институт полезна, поскольку обеспечивает создание механизма перехода по крайней мере между двумя «тоннелями». Теоретически можно расширить свою психику до состояния, позволяющего работать с альтернативными Реальностями не последовательно, а одновременно. Именно на этом пути лежит та Истина, которая находится за пределами магии: способность воспринимать Вселенную целиком, а не искать отдельные ее метафоры в религиозных, философских, научных, психологических и иных системах, каждая из которых подводит вас к грани истины… но ни одна не дает заглянуть за эту грань.

«Идеальным конечным результатом» является реинтеграция Вселенной — тоннели Реальности не только используются одновременно, но и воспринимаются совместно как единая картина мира…

Первым шагом должно стать расширение коллективной психики. Одной из ошибок создателей коммунистических утопий было именно отсутствие таковой интеграции. Например, большинство подобных утопий строилось на позитивистском научном мировоззрении и потому начисто отвергало все формы религии. Между тем, если верить мифу, Человечество не заблуждалось никогда. Каждый из тоннелей Реальности (не исключая фашистского, сталинского, буржуазного, католического, древневавилонского, пунийского… вплоть до людоедских культов Новой Зеландии или Центральной Африки) в той или иной форме с необходимостью входит в объемлющий реинтегрированный тоннель, позволяющий достроить, наконец, Вавилонскую башню. А это, в свою очередь, означает недопустимость культурного геноцида, чем бы он ни оправдывался. Так что, гонения церкви на науку и науки на церковь — звенья одного порядка, «негативные явления», порожденные невежеством. Приходится говорить о «красной книге культуры», об информационных конструктах, находящихся на грани исчезновения или за этой гранью — в Непостижимых Полях.