Владимир Максимов - После немоты

• Название: После немоты
• Автор: Владимир Максимов
• Жанр: Публицистика

Владимир Емельянович Максимов родился в 1932 г. Жизнь его сложилась нелегко: он воспитывался в детских колониях, а затем в поисках работы объездил всю Россию, вплоть до Крайнего Севера.

С 1952 г. обосновавшись на Кубани, Максимов решил посвятить себя литературному творчеству. Первый сборник его стихов „Поколение на часах" вышел в 1956 г., первая повесть - „Мы обживаем землю" - появилась в 1961 г. в „Тарусских страницах" под редакцией К. Паустовского. В 1964 г. опубликована его пьеса „Позывные твоих параллелей". Его повесть инсценирована Московским театром драмы в 1965 году и переведена на многие языки.

Максимов печатался в „Октябре", но в 1967 г. имя его (без всяких объяснений) исчезло из списка членов редколлегии, а его произведения со страниц этого журнала. В июне 1973 года В.Максимов был исключен из Союза писателей, а в марте 1974 г. ему было дано разрешение выехать во Францию (на один год). В январе 1975 г. он лишен советского гражданства.

В 1971 году в изд. „Посев" вышел роман Максимова „Семь дней творения", а в 1973 г. - роман „Карантин". Оба этих романа, посвященные острейшим моральным и духовным проблемам современного общества, сразу завоевали большую популярность у читателей.

В 1974 г. был опубликован роман Максимова „Прощание из ниоткуда" - произведение в большой степени автобиографическое. И наконец уже в эмиграции им был написан роман „Ковчег для незваных" - полный глубокого символизма. Произведения В. Максимова переведены на многие иностранные языки.

Предлагаемая здесь книжка под общим названием „Сага о носорогах" обнимает собой памфлет В. Максимова под тем же названием, реакцию на него, а также публицистические выступления В. Максимова на родине и за границей.

---

Кстати о торговле. Нас часто упрекают в том, что мы, де, призывая к бойкоту, готовы ради своих эгоистических интересов рисковать благосостоянием собственного народа. Самое отвратительное в этой лжи, что господа бизнесмены под свои сугубо меркантильные расчеты подводят гуманитарный базис. Хочу воспользоваться случаем, чтобы спросить у этих непрошенных альтруистов: а что - наручники с клеймом „Сделано в США", в которых вывозили на Запад Владимира Буковского - тоже повышают благосостояние нашего народа? То же самое относится и к подслушивающей аппаратуре, поставляемой Советскому Союзу западными фирмами, с помощью которой устанавливают миграцию Самиздата и распределение денег из Солженицынского фонда, и ко множеству других поставок, помогающих советскому режиму осуществлять свою деспотическую власть над народом.

- Говорят, что диссиденты разделены между собой внутренними конфликтами… Правда ли это?

-  Уверяю вас, что положение в среде русских интеллектуалов за рубежом нисколько не отличается от положения среди интеллектуалов французских. Сколько людей - столько позиций, иногда даже две в одном человеке, но в принципиальных вопросах мы, как правило, выступаем вместе. Взгляните хотя бы на фамилии под обращением в защиту А. Гинзбурга: люди, которые еще на днях полемизировали о проблеме бойкота, единодушно подписали этот принципиальный документ.

- Несмотря на разочарования, возникшие после того, как государства отказали вам в своей поддержке, и при нарастающих репрессиях в СССР имеете ли вы основания надеяться, что сможете что-то сделать в ближайшее время?

-  Мы, собственно, никогда и не рассчитывали на помощь каких-либо западных государств. Я, к примеру, убежден, что в любом самом жестоком ковбойском фильме морали больше, чем во всей политике Запада по отношению к порабощенным народам. Я и мои друзья рассчитываем, прежде всего, на отдельных людей, на их солидарность, понимание, здравый смысл. И таких людей мы с каждым днем встречаем все больше. В конечном счете, мы единственное в мире Сопротивление, которое не нуждается ни в оружии, ни в деньгах, а только в нравственной или общественной поддержке. Остальное мы сделаем сами.

- Вы были писателем, признанным советским режимом. Как вам удалось „спастись" учитывая то, что вы были видным членом Союза писателей?

-  „Видным" членом Союза писателей я никогда не был, а „спасся" только за счет того нравственного заряда, какой вложила в меня святая русская литература, изначально ставящая себе целью „милость к падшим призывать" и снисходить к „униженным и оскорбленным", помноженного на личный опыт. Эту же эволюцию пережили и люди, куда более видные в нашем обществе, чем я: создатель водородной бомбы Андрей Сахаров; фронтовой офицер, лауреат сталинской премии, популярнеший советский романист Виктор Некрасов; генерал, ученый, коммунист, кавалер множества правительственных наград Петр Григоренко, даже дочь Сталина - Светлана Аллилуева, наконец! В тоталитарном мире наступила эпоха духовного пробуждения и каждый день, каждый час, каждый миг новый Савл превращается в Павла!

- Вы верующий человек и, если не ошибаюсь близкий к некой мистике. Каков был ваш путь в этом плане и что означает для вас религия и духовность?

-  Трудно или почти невозможно в двух словах объяснить этот глубоко подсознательный процесс. Я попытался рассказать о своем религиозном опыте в романе „Прощание из ниоткуда". Но самый фактор духовного возрождения в современной России стал сейчас в нашем обществе определяющим.

- Галич говорил, что писателю очень трудно жить в изгнании, вне родной языковой стихии. „Улицы, кафе, метро, - писал он, - полны молчания. Мы живем в молчаливом мире". Данте говорил: „Какой трудный путь - подниматься и спускаться по чужим лестницам". Драма ли для вас, что вы находитесь вне родной стихии?

- Но тот же Александр Галич любил повторять слова русской эмигрантской поэтессы: „Мы не в изгнании, мы - в послании". Эмиграция, на мой взгляд, не социальное, а психологическое состояние. Эмиграция - удел побежденных, эмигрантом можно чувствовать себя, даже живя на родине. Мы еще не победители, но уже и не побежденные, а поэтому не считаем себя эмигрантами. К тому же, в отличие от предыдущих эмиграций, между нами и метрополией постоянно пульсирует живая связь: личная, деловая, духовная. Разумеется, отсутствие языковой среды дает себя знать: глохнет язык, иссякает звуковая информация, вне речевой стихии сокращается словарный запас.

- Вы пошли очень далеко в вашем автобиографическом романе „Прощание из ниоткуда". Думаете ли вы, как Руссо, что надо говорить все?

- Это зависит от чувства меры. В автобиографии полная откровенность легко переходит в кокетство откровенностью, чем, на мой взгляд, несколько грешит Руссо. Не знаю, удалось ли мне удержаться на грани этой меры, но многое в „Прощании из ниоткуда" кажется мне теперь лишним.

- Каковы ваши литературные или кинематографические проекты в настоящее время?

- Сейчас я закончил роман „Ковчег дня незваных", в котором еще раз, уже под новым углом зрения, хочу взглянуть на историю и судьбу России. В романе отображены все основные представители нашего общества от Сталина до мелкого крестьянина включительно. Завершил также сценарий по сюжету своей ранней повести „Баллада о Савве" для американской фирмы.

- В конце „Саги о Савве" вы пишете, что „для Саввы Гуляева не было более дорогой и желанной земли. Нигде". Очень ли важна для вас русская земля ?

- Если перефразировать название одного знаменитого фильма, могу сказать: Россия - любовь моя. И к этому мне нечего добавить.

О ДИССИДЕНТСТВЕ ВООБЩЕ

Я позволю себе подразделить сегодняшнюю тему на отдельные вопросы и в меру возможностей и взглядов ответить на них, как можно короче и определенней, ответить не только нашему слушателю, но, может быть, и самому себе.

1. В историческом смысле современное русское диссидентство или, как еще его у нас называют, демократическое движение коренится в давней традиции нашей отечественной интеллигенции - традиции нравственного сопротивления любым видам насилия и лжи. Этот фундаментальный „символ веры" заложен в основе лучшей русской литературы и общественной мысли от Пушкина, Гоголя, Толстого, Достоевского до Соловьева, отца Сергия Булгакова, Лосского и Бахтина.

К сожалению, известная часть интеллигенции старой России, а если точнее, то интеллектуальных люмпенов, сделала из традиционных посылок противопоказанные этим посылкам радикальные выводы, что в конечном счете привело не только к разрушению отжившей государственной структуры, но и к нигилистическому отказу от принципиальных человеческих ценностей: Права, Морали, Милосердия. Результат общеизвестен: ГУЛаг, десятки миллионов жертв, духовное и материальное обнищание общества в целом. Те, кто начинал этот трагический процесс, провозглашали, что сначала человеку нужно дать хлеб, а потом уже культуру, но, по иронии судьбы, после их прихода к власти народ не имеет ни того, ни другого: культура сведена до пропаганды, а хлеб ему поставляет „прогнивший капиталистический Запад".

2. Цель нашего диссидентства не в завоевании политической власти, а в изменении нравственной атмосферы внутри общества, которое, разумеется, в случае успеха, сможет само по себе привести к изменению его политической структуры. И в этом, на мой взгляд, коренное отличие нашего Сопротивления от левой и правой оппозиции на Западе. Недаром Владимир Буковский исчерпывающе определил кредо русского демократического движения: „Мы не из левого, мы не из правого лагеря, мы - из концлагеря!"

Трагическая ошибка крайне левой и крайне правой оппозиции на Западе состоит, на наш взгляд, в том, что та и другая считают, будто с помощью насилия можно изменить общество к лучшему. Но их собственный опыт самых последних лет показывает, что это самоубийственное заблуждение даже для них самих. Сейчас вокруг нас, вокруг нашей программы, вокруг группы „Континента" объединяются те, кто еще совсем недавно с оружием в руках содействовал установлению в своих странах так называемых прогрессивных диктатур: бывшие вьетнамские и камбоджийские „маки", кубинские революционеры, порвавшие с режимом Кастро, недавние маоисты из Китая. Все они теперь разделяют высказанное недавно Александром Солженицыным положение: „Чтобы отогнать собак, не зови на помощь волков. Волки съедят сначала собак, а потом возьмутся и за тебя".

Возьмите хотя бы самый последний пример. Все мы сочувствовали борьбе иранской демократии против режима шаха, но, согласитесь, чем же отличается „революционер" Хомейни от своего коронованного предшественника, если он начинает свою государственную деятельность с бессудных расстрелов. Если события в Иране будут развиваться в том же направлении, то я беру на себя смелость утверждать, что в течение года-двух и сам Хомейни будет казнен своими недавними приверженцами. Судьба его афганских соседей Дауда и Тараки может служить ему хорошим уроком.