Владимир Максимов - Сага о носорогах

• Название: Сага о носорогах
• Автор: Владимир Максимов
• Жанр: Публицистика

Владимир Емельянович Максимов родился в 1932 г. Жизнь его сложилась нелегко: он воспитывался в детских колониях, а затем в поисках работы объездил всю Россию, вплоть до Крайнего Севера.

С 1952 г. обосновавшись на Кубани, Максимов решил посвятить себя литературному творчеству. Первый сборник его стихов „Поколение на часах" вышел в 1956 г., первая повесть - „Мы обживаем землю" - появилась в 1961 г. в „Тарусских страницах" под редакцией К. Паустовского. В 1964 г. опубликована его пьеса „Позывные твоих параллелей". Его повесть инсценирована Московским театром драмы в 1965 году и переведена на многие языки.

Максимов печатался в „Октябре", но в 1967 г. имя его (без всяких объяснений) исчезло из списка членов редколлегии, а его произведения со страниц этого журнала. В июне 1973 года В.Максимов был исключен из Союза писателей, а в марте 1974 г. ему было дано разрешение выехать во Францию (на один год). В январе 1975 г. он лишен советского гражданства.

В 1971 году в изд. „Посев" вышел роман Максимова „Семь дней творения", а в 1973 г. - роман „Карантин". Оба этих романа, посвященные острейшим моральным и духовным проблемам современного общества, сразу завоевали большую популярность у читателей.

В 1974 г. был опубликован роман Максимова „Прощание из ниоткуда" - произведение в большой степени автобиографическое. И наконец уже в эмиграции им был написан роман „Ковчег для незваных" - полный глубокого символизма. Произведения В. Максимова переведены на многие иностранные языки.

Предлагаемая здесь книжка под общим названием „Сага о носорогах" обнимает собой памфлет В. Максимова под тем же названием, реакцию на него, а также публицистические выступления В. Максимова на родине и за границей.

---

Учитесь советские пропагандисты: вот как надо ставить проблему с ног на голову!

3

Дорогой друг! Странные вещи происходят в современном мире, очень странные, мягко говоря, странные. И события, связанные с предстоящими Олимпийскими играми в Москве, красноречивое тому свидетельство. Впервые в истории этих внушительных соревнований страна-устроительница диктует участникам свои условия, и, что самое удивительное, последние безропотно соглашаются с подобной практикой. Возникает вопрос: что, какая сила, какие интересы заставляют МОК и его бессменного главу господина Килланина соглашаться с сугубо политическими требованиями Москвы, попирая тем самым не только вековые традиции и правила Олимпийских игр, но и спорта, как такового вообще?

Судите сами, советская сторона единолично решает:

1. Кому из зарубежных гостей будет разрешено просмотреть всю программу игр целиком (практически никому, кроме лиц, имеющих непосредственное отношение к соревнованиям).

2. Какие органы средств массовой информации будут допущены к освещению соревнований (уже сейчас на этот счет имеется „черный список", в который внесены, например, радиостанции „Свобода" и „Свободная Европа").

3. Каким странам будет вообще запрещено участие в играх.

Дополнительно согласился и на целый ряд других, беспрецедентных в истории спорта ограничений. Чего стоит только его угроза лишать медалей спортсменов, совершивших политические проступки, причем, право квалифицировать такие поступки оставлено за тою же советской стороной.

Обращает на себя внимание и тот факт, что, в связи с бытовыми и продовольственными трудностями, сложившимися в СССР, многие западные команды приняли решение обосноваться в эти дни в Финляндии или ФРГ, что создает для них дополнительные физические и психологические нагрузки.

Если же говорить о фоне, на котором будут протекать соревнования, то он немногим отличается от фона Олимпийских игр в Берлине тысяча девятьсот тридцать шестого года: беззаконные судебные процессы, превентивные аресты, высылка из столицы нежелательных и лишних граждан, бешеная гонка вооружений на всех уровнях.

Ничего, кроме горькой иронии не могут вызвать громогласные, исполненные пафоса и принципиальности выступления западных общественных и политических деятелей, когда речь заходит об участии в мировом чемпионате по футболу в Аргентине или о допуске команды регбистов Южной Африки в какую-либо европейскую страну, ибо куда девается у них этот самый пафос и эта самая принципиальность перед лицом наглой агрессивности советского и восточноевропейского тоталитаризма?

Если у Свободы хватает мужества открыто заявлять себя только по отношению к слабому противнику, то эта Свобода находится в смертельной опасности, если вообще уже не обречена.

Что ж, пусть мертвые хоронят своих мертвецов, у нас с тобой один выход: сопротивляться.

ДВОЙНОЙ СЧЕТ

1

Сообщение немецкого телеграфного агентства: „Сегодня в Федеративную республику Германии прибыл представитель советских рабочих, председатель ВЦСПС Александр Шелепин".

Александр Шелепин! Кто не знает у нас его „этапы большого пути": вождь сталинюгенда, член политбюро партии, председатель Комитета государственной безопасности. В конце пятидесятых составлял проскрипционные списки на русскую интеллигенцию, вдохновлял в начале шестидесятых культурный погром в Манеже, не брезговал и мокрыми делами. (Министерству юстиции ФРГ пришлось временно снять с него преследование за прямое соучастие в убийстве Ребета и Бандеры для того, чтобы „высокий гость" мог въехать на территорию Германии.) Хорош представитель советского пролетариата, ничего не скажешь!

И я мысленно рисую перед собой ситуацию наоборот: в Германии царит фашизм, а в Советском Союзе процветает парламентская демократия. И вот в этих условиях Свободные советские профсоюзы принимают у себя в качестве представителя немецких рабочих Гиммлера или Кальтенбруннера, а? Как бы отнесся к этому германский пролетариат?

Но если серьезно, то почем нынче на политическом рынке солидарность трудящихся всех стран?

2

Передо мной тоненькая, непрезентабельная на вид книжечка. Это не „Иван Денисович", и, тем более, не „ГУЛаг", где речь идет о событиях отдаленных от Италии временем и расстоянием. В этой книжке, безо всяких комментариев опубликован список итальянцев (в основном коммунистов), перемолотых железными челюстями Лубянки.

Казалось бы, одного этого документа достаточно, чтобы отбить у слишком ретивых энтузиастов к социальным экспериментам одного класса над всеми другими и, прежде всего над самим собой, но не тут-то было: чуть не на каждой стене здесь красуются серп и молот или красная звезда.

Впрочем, что стоят доказательства во времена всеобщего помешательства!

3

Мы сидим с ним у телевизора и смотрим репортаж о беженцах из Камбоджи. Я познакомился с ним недавно и мы, к удивлению окружащих, быстро сошлись, приходя с разных политических концов к одним и тем же выводам. К удивлению, ибо он - герой майских событий шестьдесят восьмого года, недавний троцкист, маоист, экзистенциалист и еще Бог знает что, а я - исчадие консервативного ада, поклонник давно изжившей себя представительной демократии, да к тому же, что уже совсем непростительно на просвещенном Западе, верующий человек. Согласитесь, симбиоз довольно странный, если не противоестественный.

Я вижу, как искренне, как мучительно переживает он трагедию, которая разворачивается перед нами на экране: бредущие по дорогам толпы человеческих теней, вымершие деревни, агонии крохотных, со вздувшимися животами скелетов, едва обтянутых ссохшейся кожей.

- Какой ужас, - в глазах у него неподдельное страдание, - разве этого мы ждали от них!

- Вот что значит разный опыт, дорогой друг, - срываюсь я, - мы от них, например, ничего другого не ждали. Так было, так есть, так будет. И заметь, господин Пол Пот учился не в университете имени Лумумбы, а у вас в Сорбонне. И учителями его были вы - французские маоисты.

- Они просто не поняли нас, они извратили наши идеи.

- Значит, Сталин это не только восточная монополия?

- Собственно Сталин - да, такая личность могла сформироваться лишь в условиях азиатской ментальности, но мотивы сталинизма в той или иной степени свойственны любому обществу, в том числе и нашему.

- Значит, ты думаешь, что у вас этого не может быть?

- Во всяком случае, в том виде, в каком это происходило у вас.

- А если ты ошибаешься?

- Я уверен в этом…

А в цветном провале телевизора, прямо у нас на глазах, умирают ни в чем не повинные люди.

НЕМНОГО О СТАЛИНЕ И СТАЛИНЩИНЕ ВООБЩЕ

Помнится, это было в пятьдесят девятом году, в Краснодаре. Я приехал тогда в этот город для сбора материала к первой своей прозаической книге. По такому случаю местные журналисты и литераторы, мои бывшие газетные сослуживцы устроили в складчину небольшой сабантуй в городской чебуречной, что на улице Красной. В самый разгар застолья перед нами неожиданно выявился небольшого роста лысоватый человек в летней, китайского производства паре и в той же марки сандалиях на босу ногу. Цепкими глазами обегая присутствующих, человек заискивающе, даже с подобострастием улыбался:

- Здравствуйте товарищи, - его заметный акцент был явно западного происхождения, - разрешите?

Пишущая братия раздвинулась, освобождая новому гостю место, нестройно загудела:

- Просим, просим…

Подвыпившие журналисты, каждый по-своему, спешили обрадовать нового собутыльника:

- Ваша корреспонденция с камвольно-суконного комбината сегодня пошла в эфир…

- У нас тоже завтра в номере ваш материал о ленинских субботниках…

- Шеф уже дал „добро" на три ваших информации…

Ко мне доверительно наклонился тогда еще только начинавший, а теперь уже довольно известный в России прозаик:

- Ты знаешь, кто это?

Я пожал плечами.

- Матиас Ракоши…

Меня бросило в дрожь. Пожалуй, именно в тот день, за случайным столом провинциальной забегаловки я впервые всерьез задумался о подлинной природе и сущности диктаторской психологии. Глядя на этого лысоватого заискивающего человека с цепкими, холодной пустоты глазами, я впервые тогда задался вопросом: как, какая сила превращает таких вот, безобидных, на первый взгляд, обывателей, типичных „пикейных жилетов" из полугородских „образованцев" в палачей целых народов, безнаказанно попирающих все Божеские и человеческие законы?

Мне уже тогда доподлинно было известно, что сидящий сбоку от меня и доживающий дни в заштатном городе „страны победившего социализма" пенсионер, пробавляющийся на досуге рабкоровской деятельностью, не только отправил на тот свет десятки тысяч ни в чем не повинных людей, но и зачастую не брезговал лично участвовать в неподдающихся описанию „допросах с пристрастием". (Поговаривали даже, что этот монстр в китайской паре не постеснялся присутствовать при кастрации одного из ближайших своих соратников.)