Иван Стариков - Судьба офицера. Книга 2 - Милосердие

• Название: Судьба офицера. Книга 2 - Милосердие
• Автор: Иван Стариков
• Жанр: О войне
• Год: 1991
• ISBN: 5-203-001156-7

Роман Ивана Старикова «Судьба офицера» посвящен событиям Великой Отечественной войны и послевоенным годам. В центре романа — судьба капитана Андрея Оленича. После тяжелого ранения Оленич попадает в госпиталь, где проводит долгие, томительные годы, но находит в себе силы и возвращается к активной жизни.

Острый сюжет с включенной в него детективной линией, яркий язык, точно выписанные характеры героев — все это делает роман интересным и интригующим. В нем много страниц о чистоте фронтового братства и товарищества, о милосердии и любви.

Рецензент А. Н. Владимирский.

---

— У нас трусов нет, все герои, — спокойно ответил Гордей Михайлович и, повернувшись к вышедшим санитарам, приказал: — В приемный покой. Пусть дежурный врач осмотрит.

— Что вы его обследуете? — прохрипел уже со злостью, с нотками ненависти в голосе старшина. — Этот офицер отбил контратаку целого батальона противника! Слышите? А вы тут засели по тылам… мать вашу!

Криницкий подступил к старшине и строго промолвил:

— Не шумите! Вы не на базаре.

— Но капитану Оленичу нужна срочная операция! Я доложу генералу…

— Товарищ старшина! Доложите генералу, что я вам дал трое суток гауптвахты.

Случайно от резкого движения Криницкого халат на груди распахнулся, и старшина увидел на плече полковничьи знаки различия, он вытянулся, козырнул и извинительно проговорил:

— Извините, товарищ полковник медицинской службы! Мы всем полком просим вас обратить внимание на капитана Оленича. За это я готов отсидеть и двадцать суток.

— Где предпочитаете сидеть — здесь или на гауптвахте полка? Я могу вызвать патрулей комендатуры…

И совсем уже смиренно и взволнованно старшина объяснил:

— Мы ведь все приехали, чтобы дать кровь капитану. У нас одна группа крови. Нас направили из медсанбата, товарищ полковник. Поэтому просим срочно оперировать капитана: он много потерял крови. Вся спина в осколках…

Гордей Михайлович посмотрел на утомленное, небритое и запыленное лицо старшины, на уставших бойцов и отдал распоряжение дежурному врачу:

— На стол! Я сам буду оперировать. Подготовьте свет.

— Гордей Михайлович, считаю операцию бесполезной.

— На стол! — приказал Криницкий. — Люда, будешь помогать мне сегодня.

— Хорошо.

Так появился Оленич в госпитале и остался в нем на долгие годы. Вначале Гордей Михайлович и его помощники-хирурги, другие специалисты не сомневались, что через месяц-другой капитан будет выписан и демобилизован по чистой, но когда к лечению капитана стали подключаться невропатологи, эта уверенность начала постепенно таять, а после первого такого неожиданного и весьма необъяснимого приступа многие, даже очень опытные из медперсонала, лишь разводили руками, словно расписываясь в том, что они бессильны что-либо понять и объяснить. Это озадачило и Гордея Михайловича, а Людмила чуть ли не ежедневно стала к нему приставать:

— Неужели ничего нельзя сделать? Ты ведь все можешь!

Тогда Гордей впервые обратился к Колокольникову. Изучив историю болезни капитана, профессор потребовал привезти больного в клинику.

В душе Люда лелеяла мечту окончить институт и специализироваться по профилю нейрохирургии, заняться научной работой и в конце концов разгадать загадку Андрея, помочь ему обрести радость настоящей, полноценной жизни, без тревог за будущее, без боязни, что коварная болезнь снова подкосит его и бросит в пучину бредовой ночи. Но не всегда мечты воплощаются. Находясь рядом с Гордеем, наблюдая за течением болезни и ходом лечения Андрея, она взрослела разумом и набиралась драгоценнейшего опыта ухода за ранеными, обогащалась такими практическими знаниями, каких не даст ни одно учебное заведение. Все это сделало ее незаменимой в госпитале.

Были и у нее очень трудные времена, судьба нанесла ей жестокий удар, и выстоять под этим ударом ей помог не кто иной, как Оленич… Ей было уже двадцать пять лет, когда с военного аэродрома в госпиталь прибыла группа пилотов: они приехали проведать своего сослуживца. Это они носились на реактивных самолетах в высоком небе, взрывая городскую тишину. Молодые, красивые, мужественные — они покорили своей красотой Людмилу. Да и то сказать: на фоне искореженной массы обитателей госпиталя, в обстановке постоянных операций, крови и смертей эти веселые парни поражали своей юностью и жизнерадостностью, как молодые боги. Словно вдруг перед нею предстал иной, прямо противоположный мир! А один из них, Вадим, особенно пришелся ей по сердцу. Он налетел на нее, как весеннее половодье. Сверкающие серые глаза сразу нацелились на нее. Он чуть ли не с первых слов попросил своих товарищей выслушать его:

— Друзья! Вы знаете, почему я до сих пор не женат? Искал вот эту девушку. Извините, мои боевые товарищи, но я решил жениться.

Людмила, гордая и непреклонная, возмутилась такой смелостью красавчика-пилота, но он почти не обратил на это внимания. И добавил, чтобы все ждали приглашения на свадьбу. Его бурные ухаживания, ежедневные приезды в госпиталь, его бесконечные дорогие подарки, ежевечерние приглашения в кино, в театр, в ресторан, к кому-то в гости — то к художнику, то к поэту, походы в парк на танцы — все это было похоже на атаку, на штурм, на осаду. Она никуда не могла спрятаться от него. Она ничего не могла противопоставить ему. Она вся пылала, словно стог, подожженный со всех сторон. А он бегал вокруг нее, как в ритуальном танце. И после месяца такого напора состоялась свадьба. В ресторане собрались офицеры полка, был Гордей, было несколько медиков. А через неделю в первом же после отпуска полете Вадим погиб. Людмила надела черные одежды…

Пятьдесят седьмой был черным годом для них всех…

Она не заметила, что в те дни, когда она поддалась чарам Вадима и по сути капитулировала — не помогли ей ни гордость, ни непреклонность, развеялось ее возмущение бесцеремонной настойчивостью жениха, а даже наоборот, сама увлеклась им, да так, что забыла обо всем на свете. И в это время с Оленичем произошел второй рецидив странного заболевания, да такой, что даже Колокольников не решился взять в свою клинику, а добился направления в Кремлевскую больницу. К счастью, в этой больнице капитан был недолго — через три месяца он уже вернулся в свой родной госпиталь. Когда вошла Людмила в его палату, он сразу заметил черное платье под белым халатом и черную ленту в волосах.

— Уж не по мне ли носишь траур? Так я жив покуда, — попробовал он пошутить вместо приветствия, но на его лице не было и тени улыбки.

А Людмила села на стул возле кровати и, упав головой на простыни, заплакала. Она рыдала, а он молчал, не мешая ей выплакаться. Когда много теряешь, то надо хотя бы вволю наплакаться. Но он так и не понял, что все-таки она оплакивала и по кому носила траур. Что погиб Вадим, он узнал уже в Москве, в больнице. Искренне сочувствовал ей: жестоко, безжалостно обманула ее судьба! Обреченная жить в печальном мире военного госпиталя, однажды увидела просвет — солнечный луч щедро брызнул ей в лицо, ослепил глаза, разгорячил сердце, наполнил все ее существо сладкой мечтой, что за все свои и чужие муки и страдания, за ночи, проведенные с болью в душе, за нерастраченную нежность и за тягостное одиночество она увидит, наконец, новый блистательный мир, для которого родилась, — мир семейного очага и материнского счастья, и вместе с тем завидного положения независимой, самостоятельной женщины. Но все оказалось слишком кратким, как вспышка молнии. Несправедливость к ней была столь жестока, что жить дальше не имело смысла. И прав, тысячу раз прав доктор Колокольников: над нею слишком властвует чувство преданности делу. Дала себе клятву: жить для других, для всех этих людей, искалеченных войной. Как Гордей, который пожертвовал всем личным во имя профессионального долга.

Да, Гордея она любила беспредельно, преклонялась перед ним, но и Андрей умещался в ее сердце. И вот однажды она поняла, что не представляет своей дальнейшей жизни без Гордея и без Андрея. И когда возвратился Андрей из Москвы, она оплакивала не только себя, но и всех несчастных, ее рыдание было молением о прощении. Она считала, что совершила грех, и потом корила себя и долго мучилась.

Время текло, унося боль. Кажется, все устоялось — с потерями смирилась, раны зарубцевались. Жизнь взяла свое! И Людмила уже снова мечтала о своем личном очаге, о материнстве, и сердце ее жаждало разрядки. И ежеминутно охватывала потребность видеть Андрея, быть рядом с ним…

Хоть бы скорее поправлялся!

Вдруг омрачилась, вспомнив, что Данила Романович надумал выписать Андрея из госпиталя на волю, «на гражданку», в деревню. Убедил Гордея в необходимости этого шага, привлек какую-то лекарку из Киева, которая даже посоветовала место, куда следует направить капитана, рекомендовала вместо лекарств позитивные эмоции и всяческие радости — солнце, воздух, воду, женщин, любовь и созидательный труд. Это Андрею созидательный труд? И хоть бы вспомнили о ней, Людмиле! Как будто она не рядом и ее мнение никому не интересно! И что самое страшное: он поедет! Андрей послушает их и поедет туда, куда укажут Колокольников и Гордей.

«Неужели настал срок возвращения долгов? — испуганно подумала Людмила Михайловна. — А что? Теперь Андрей покинет меня, и покинет навсегда! Десять лет назад я отреклась от него, ухватившись обеими руками за краешек грезы! Нет! Это невозможно! Этого просто нельзя допустить! А как же мы с Гордеем? Неужели мы для него ничего не значим? Как они, Гордей и Андрей, могут расстаться? Такая дружба, такое братство!.. Ох, голова идет кругом, мысли путаются…»