Иван Стариков - Судьба офицера. Книга 3 - Освященный храм

• Название: Судьба офицера. Книга 3 - Освященный храм
• Автор: Иван Стариков
• Издательство: Военное издательство МО СССР, Киевский филиал.
• Жанр: О войне
• Год: 1991
• ISBN: 5-203-001156-7

Роман Ивана Старикова «Судьба офицера» посвящен событиям Великой Отечественной войны и послевоенным годам. В центре романа — судьба капитана Андрея Оленича. После тяжелого ранения Оленич попадает в госпиталь, где проводит долгие, томительные годы, но находит в себе силы и возвращается к активной жизни.

Острый сюжет с включенной в него детективной линией, яркий язык, точно выписанные характеры героев — все это делает роман интересным и интригующим. В нем много страниц о чистоте фронтового братства и товарищества, о милосердии и любви.

Рецензент А. Н. Владимирский.

---

Смущенный, Роман оглянулся и увидел, как мимо них, не глядя по сторонам, быстрым шагом прошла Ляля. Остановилась у кромки воды, разделась и бросилась в волны. Все смотрели с удивлением и недоумением: такого никто не ожидал от этой робкой, стеснительной девочки. Вот она вышла из воды, подняла чье-то полотенце, вытерлась, оделась и пошла прочь. И лишь удалившись шагов на десять, остановилась, как будто что-то вспомнила, обернулась:

— Роман, тетка Варвара хотела поговорить с тобой. Только нужно сейчас, а то нам на дойку…

— Подожди, оденусь.

Ляля медленно пошла вперед, не оглядываясь, — была уверена, что Роман пойдет следом и догонит ее. Шли рядом до самого дома Корпушных и не сказали друг другу ни единого слова. Она вообще девочка неразговорчивая, замкнутая и неулыбчивая, как все сироты. А ему не терпелось узнать, зачем он понадобился? Может быть, опять дядьку Грицка везти на лечение? Роман уже возил его два года назад. Ну и что? Год не пил, а потом снова принялся. Но тетка Варвара, встретив его на пороге, повела в комнату, которую занимала Ляля. Роман знал, что Татьяна Павловна Рощук, учившая его в первом классе, когда приехала в Булатовку, стала на квартиру к Корпушным. Но учительница вскорости умерла, оставив Лялю сиротой. Сельсовет хотел отдать девочку в детдом, а ей тогда было уже пять лет, но тетка Варвара взяла маленькую на воспитание. Так Ляля и живет до сей поры в своей комнате.

Комнатка маленькая, старая неуклюжая мебель, множество книг. Ляля, видно, занимается за маленьким столиком возле окна, рядом с коротким плюшевым диванчиком. Где только его и выискали! Тетка отправила Лялю на ферму — время обеденной дойки.

— Я тоже скоро прибегу, вот с твоим хлопцем поговорю…

Ляля кротко взглянула голубыми глазами на Романа, покраснела и выбежала из комнаты.

— Взрослая! — гордо проговорила хозяйка. — Я ведь знаю, Роман, что вы дружите… Да ты не стесняйся, парень! Тебе вон восемнадцать, скоро в армию. Да и она через два-три года соберется замуж… Ну да это потом. Я вот за каким делом позвала тебя. Знаешь, что я с Федосом Чибисом ездила к Петру Негороднему в госпиталь? Сам-то Петро не мог уже приехать, зато к нам прибудет его друг-приятель, фронтовик капитан Оленич. Надо бы его встретить.

— А когда он должен приехать?

Варвара вздохнула:

— Да нынче. Вот телеграмма. Из госпиталя. Сообщают, что он выехал вчера. Значит, будет сегодня. Ума не приложу, где и как его встретить. Ты мужчина, соображай.

— Тут и думать нечего! Поезд придет в Херсон в середине дня, пока до речного порта доберется, потом на катере до Лиманного, да еще автобусом… Возле поворота на Булатовку будет часов в пять вечера. Могу поехать мотоциклом, встретить автобус и привезти его… А куда?

Тетка Варвара снова вздохнула: Роман никогда не видел ее такой озабоченной. Женщина она волевая, шумная, с крутым характером — муж сбежал из дому.

— Думала я над этим. Но мне, женщине, неудобно ходить да искать для мужчины квартиру. Инвалид не инвалид — кто там будет разбираться, а скажут — мужчина… Приходила мне думка, не возьмет ли его на постой старая Прониха? У нее отдельная комнатка есть с выходом на улицу. Может, спросишь? Только вряд ли старая ведьма пустит: она людей не любит. Ты наведайся до дядьки Федоса, он-то присоветует. Да у него самого пустует и дом, и летняя кухня.

— Хорошо, сейчас же займусь. Мотоцикл у меня на ходу. Перво-наперво — к Пронихе, а потом уже в степь, к старому Чибису. А там и время на трассу выскочить.

— Роман уже было поднялся, но тетка Варвара попридержала его:

— Погоди… Есть еще просьба к тебе. Совсем необычная. — Женщина умолкла и задумалась. На ее обветренных и покрасневших щеках вдруг выступили багровые пятна, глаза часто заморгали. Варвара полной рукой неожиданно вытерла глаза и, всхлипывая, негромко сказала:

— Она же мне как дочка… Ну как буду без нее, вдруг она уедет? А уедет, уедет! Чует мое сердце!

— Ляля? Куда она денется? Что вы!

— Ты же ничего не знаешь! Ах, Роман, Роман! Помоги мне удержать ее здесь, это и в твоих интересах: ты дружишь с нею. Она о тебе всегда так хорошо говорит. При ней нельзя слова лихого про тебя сказать — не терпит! — Хозяйка притихла, задумалась. Потом, вновь скорбно вздохнув, начала объяснять опешившему Роману: — Ты не знаешь, что ее мама до приезда к нам жила и работала в том городе и полюбила начальника госпиталя. Видела я его, такой мужчина! Высокий, красивый, как артист. Да и она ему под стать была… Но вдруг Таня неожиданно от него уехала и никому ничего не объяснила. Появилась здесь, устроилась в школу, родила Лялю. Понимаешь? Начальник госпиталя — Лялин отец. Хоть и не законный, но ведь родитель. До сих пор он ничего не знал о Ляле. А все я сама виновата! Ляпнула там слово про нее…

— Ляля уже знает?

— Пока нет, но я должна рассказать все, как есть. Не люблю нечестности.

— Ну, почему она обязательно поедет? — забеспокоился и Роман, — Она ведь наша, булатовская!

— Слушай дальше. Этот капитан, который нынче приезжает, — самый близкий друг начальника госпиталя. Начнет уговаривать Лялю ехать к отцу. Конечно, начальник госпиталя, полковник — не чета нам, и жизнь у них — не ферма с навозом и мухами да непосильным трудом. Приучила я Лялю к ферме. Вот ей пятнадцать годков, а она работает у нас как взрослая. Даже лучше. Выкормила да вырастила такую корову, что хоть на выставку отправляй… Я горжусь ей как дочкой родной. Неужели ты упустишь такую красавицу?

Помолчала хозяйка, повздыхала сокрушенно да и поднялась, говоря:

— Ничего не сделаем. Ни я не смогу удержать ее, ни ты, как вижу. Не привяжешь ведь. О нашем разговоре Ляле — ни словечка! Расскажешь, меня навек обидишь. Помни! Узнает о моем желании — из жалости останется, из благодарности. А этого нельзя допустить. Грех. Я не враг ее счастью. Как само решится, так и будет. От судьбы никуда не уйдешь. Займись, прошу тебя, капитаном. Ладно?

Роман ушел домой, чтобы подготовить мотоцикл, сходить к бабе Проновой, а затем — в степь, в чабанскую бригаду Чибиса.

3

Высокая, высохшая Евдокия Сергеевна Пронова, прищуривая близорукие глаза, долго всматривалась в парня. Щурилась, но в щелочках бегали огоньки — то ли она вспоминала, где видела этого юношу, то ли знала, но выжидала: какое может быть у него к ней дело? Голос у нее низкий, дребезжащий, и она сама сгорблена от того, что всю жизнь старалась казаться ниже ростом, и вид у нее какой-то странный — вещунья или Яга из старинной сказки. В селе чуждались ее, обходили при встрече за нелюдимость и за непонятную угрюмость и даже озлобленность. Если она с кем и разговаривала, то резко, не мирно, а с раздражением, и это всегда было неприятно и отталкивало от нее. Но никто никогда не замечал за нею каких-либо неблаговидных поступков. Просто мрачный характер. Роман знал об этом и терпеливо стоял под ее прищуренным взглядом.

— Говоришь, Пригожий? Петра Пригожего сынок? Его вместе с Феногеном отправляли на войну.

Роман не знал, кто такой Феноген, и спросил:

— А кто такой Феноген?

— Не знаешь — и не надо! Погиб он, говорят.

— Но на обелиске нет фамилии Пронова.

— Это я Пронова, а он — Крыж. Феноген Крыж.

— Да, есть такая фамилия на памятнике.

— Э, лучше бы там была фамилия Пронова.

— Ваш муж — Пронов? Погиб?

— Да. И мое место — рядом с ним. Только с ним. А нас нет на памятнике.

— Но вы ведь живая…

— Нет, парень. Я вместе с Иваном погибла. Они и меня убили, проклятые изверги. И нам с Иваном надо бы в одной могилке быть. А я вот копчу небо… Будь оно все на свете трижды проклято, если нет правды!

Роману жутковато было слушать старую женщину, он впервые встретился с откровенным отчаянием, пугающим душу. И уже по-иному смотрел на старуху, какою стращали в сельских хатах малых ребятишек. Он подумал, а сколько еще таких Проних на земле, потерявших мужей и братьев, отцов и сыновей! И может, каждая вот так, как Евдокия Сергеевна, кричит от неизбывной боли и от кровоточащей памяти? Одно дело, когда говорится об этом на собраниях, в лекциях и докладах, и совсем иное, когда слышишь крик, исполненный тоски и обиды. Ему хотелось переменить тему разговора, но не находил никакого способа, пока не вспомнил, что кто-то из ребят говорил, будто бы у этой старухи есть ветхая рыбачья лодка, почти шаланда.

— Евдокия Сергеевна, мне сказали, что вы хотели бы избавиться от старой лодки?

Пронова подозрительно глянула на Романа и категорически ответила:

— Мне баркас не мешает. Ты лучше говори, зачем пришел. Нечего мне зубы заговаривать! Да, поплакала я перед тобою, так это потому, что ты прикоснулся к самому больному месту.

— Нужна комната для одного хорошего человека. Вот та, с выходом на улицу. Человек мирный, бывший солдат…

— Все знают, что отдыхающих не держу. Не хочу, чтобы говорили: старая ведьма живет за чужой счет.