Иван Шевцов - Бородинское поле

• Название: Бородинское поле
• Автор: Иван Шевцов
• Издательство: Воениздат
• Жанр: О войне
• Год: 1981

В романе воспроизводятся события битвы под Москвой осенью 1941 года. Автор прослеживает историческую связь героических подвигов советских людей на Бородинском поле с подвигами русского народа в Отечественной войне 1812 года. Во второй книге много внимания уделено разоблачению происков империалистических разведок, вопросам повышения бдительности. Битва идей, которая происходит в современном мире, - подчеркивает главный герой книги Глеб Макаров, - это своего рода Бородинское поле.

---

- А нам письмо. У кого ключи - доставайте.

Конверт был увесистый, со многими штемпелями, и сразу видно, чужестранный. И обратный адрес по-английски.

- Из Америки, - сдерживая волнение, негромко сообщил Глеб Трофимович, держа в руке конверт и не отдавая его сгоравшей от любопытства дочери.

В этот вечер телевизор не включали и Глеб Трофимович не смотрел программу "Время". Письмо было от дочери, Натальи Флеминг, его Наташи, с которой он расстался в то трагическое утро 22 нюня 1941 года и которую четверть века считал погибшей в страшной войне. Длинное, отпечатанное на машинке, несколько сумбурное, взволнованное и трогательное. К письму было приложено пять фотографий: Наташа с мужем и дочерью, Наташа одна, Наташа с Флорой и Ниной Сергеевной, Нина Сергеевна одна, Нина Сергеевна с Виктором и Бенджамином. Пока Александра Васильевна и Лена рассматривали фотографии, Глеб Трофимович удалился в свой кабинет, улегся на диван и стал внимательно перечитывать письмо Наташи. Ему хотелось в каждом слове найти что-то большее, чем было написано, что-то недосказанное, более глубокий смысл. Некоторые слова и фразы вызывали улыбку на его взволнованном лице. "Я и мама, и мы все счастливы, что ты генерал Красной Армии, и мы гордимся очень, -а внучка твоя Флора просит прислать твою фотографию, и чтобы ты был в мундире и со всеми орденами. Я так рада, что ты и Славик живые и что вам посчастливилось сделать карьеру".

"Сделать карьеру", - мысленно повторил генерал и задумался. - Эх, дочурка Наташка, миссис Флеминг! Твой отец никогда не стремился делать карьеру. Непривычно это слово для уха советского человека. Карьера, карьерист. Впрочем… бывает". Он вспомнил сегодняшний вечер у Олега, вспомнил Брусничкина и Орлова. Но это так, походя, - вспомнил и забыл, снова обратившись к письму. У него теперь две внучки: Галинка Макарова здесь, в Москве, и Флора Флеминг там, в далекой Америке. Мисс Флеминг - внучка генерал-лейтенанта Макарова. Странно звучит, непривычно для слуха. Ну что ж, когда-нибудь это не будет странным и непривычным. Это произойдет тогда, когда рухнет социально-политическая, идеологическая и экономическая стена между государствами и народами, исчезнут вражда, недоверие и подозрительность, когда всеобщее разоружение станет реальным фактом, а пропаганда насилия и войны во всех уголках мира будет считаться позорным преступлением против человечества и строго преследоваться законом. Но наступит ли это время, победит ли здравый смысл безумство или кучка оголтелых выродков, хищных и алчных, захлебываясь золотом и алмазами, ввергнет планету в термоядерный ад, в котором сгорит все живое, и некому будет владеть ни драгоценными камешками, ни желтым металлом? Такие мысли в последнее время все чаще и чаще тревожили его: он хорошо знал смертоносную и разрушительную силу и мощь оружия, изготовленного и хранящегося в мировых арсеналах, как знал и безрассудство заокеанских производителей и владельцев этого оружия, предпочитающих держать мир на грани войны. Он хорошо помнил слова бывшего министра обороны США Роберта Макнамары, сказанные им в палате представителей: "Жизненно важной задачей наших стратегических ядерных сил является их способность обеспечить гарантированное уничтожение… уничтожение, скажем, одной трети или одной четверти населения и примерно двух третей промышленных мощностей противника".

Чудовищные планы безумца, маньяка, сбежавшего из сумасшедшего дома? Нет, официальное заявление члена правительства, словно речь шла не о живых людях, а о борьбе с колорадским жуком. И дело тут, разумеется, не в личности того или иного министра или даже президента: одни уходят, другие приходят им на смену, но между ними нет и не может быть принципиальной разницы, потому что они - и министры и президенты - преданные исполнители воли подлинных хозяев Америки - воротил военно-промышленного комплекса, финансовых тузов и владельцев целых отраслевых корпораций, картелей и трестов.

В конце письма Наташа сообщала, что она, ее муж и дочь горят желанием побывать в Москве и уже хлопочут о туристских путевках, так что, даст бог, возможно, скоро свидятся. В письме было несколько сдержанных фраз о Нине Сергеевне: мол, мама жива и здорова, насколько возможно в ее возрасте, шлет горячий привет.

Вошла Лена, глазастая, восторженная, с фотографиями в руках, прощебетала:

- А внучка твоя симпатяга, на тебя похожа. Ты не находишь? - Отдала отцу фотографии взамен письма и тут же удалилась в свою комнату, бросив на ходу: - Ты письмо прочитал? Мы с мамой хотим почитать.

Глеб Трофимович вначале взял фотографию Нины Сергеевны - своей первой жены. Фотография была четкая, сделанная, видно, опытным профессионалом, мастером портрета, нашедшим удачную позу, выражение лица, верно распределившим светотень. Прямо на Глеба Трофимовича смотрела пожилая седовласая женщина мудрыми и печальными глазами, и в тихих глубинных глазах ее и на строгом лице, чуть-чуть тронутом мелкими морщинками, отражались одновременно спокойная скорбь, прошлые душевные муки и смирение. Женщина не позировала, не пыталась играть роль: она была естественна и откровенна, как сама правда, но в этой простоте крылось что-то большое, сложное и многозначительное. Что-то далекое, до боли милое сердцу, но навсегда потерянное напоминали и лицо, и скорбно-задумчивые глаза этой женщины. И в то же время она казалась какой-то странной, незнакомой и чужой. Он вспомнил, как мучительно и больно оплакивал ее потерю, как готов был отдать свою жизнь за то, чтоб они, то есть Нина Сергеевна и Наташа, остались живы. И вот они живы, они смотрят на него с фотографий, сделанных теперь специально для него, смотрят такие родные, близкие и вместе с тем непонятные и далекие, далекие не только в географическом смысле. Старая рана зажила, прошлая боль утраты казалась невозвратимой, перегорела и улеглась. И вместо этого возникло новое чувство, неожиданное, еще до конца не осмысленное и странное.

Отложив в сторону портрет Нины Сергеевны, он взял цветную фотографию Флемингов, групповой семейный снимок - все трое на борту то ли теплохода, то ли яхты на фоне лазурного моря и дымчато-синего неба. Веселые, улыбающиеся. На обороте дата: "1967". Три года тому назад. Почему-то подумалось: "Чем был знаменит тот год?" Ответ пришел сразу: наша страна отмечала свой полувековой юбилей. И еще вспомнилось одно потрясшее его событие - вероломное нападение Израиля на арабские страны. Мысленно представились две несовместимые картины: мирная идиллия и "миражи", льющие напалм на землю феллахов, - жизнь и смерть. Этот мир, раздираемый антагонизмом, противоборство добра и зла - бесхитростного и потому беззащитного добра и коварного, жестокого, насквозь лицемерного зла, рядящегося в тогу благодетелей. И ему виделись две Америки: одна - лазурно-беспечная, доверчивая - в образе семьи Флемингов, и другая - алчная, ненасытная и кровожадная - в образе израильской военщины. По убеждению генерала Макарова, США - это тот же Израиль. Они едины и неделимы. Но он также знал, что есть и другая, настоящая, трудовая Америка, добрая, благодушная, позволившая усыпить себя гипнозом массированной изысканной лжи многочисленных газет, радио, телевидения, кино, всей этой адской машины оболванивания, которой управляет всемирный центр чудовищных преступников.

И вот еще фотография: втроем - Нина Сергеевна, Наташа и Флора. Три женщины, три поколения, три судьбы. И как далеки и несхожи их судьбы! Деревце, силой оторванное от родной почвы, вывезенное в далекий и незнакомый край и там пустившее корни и давшее семена. Вот она, эта веточка с красивым именем Флора. В ней есть и его, Глеба Макарова, кровинка, маленькая, возможно совсем ничтожная, потому что Флора всем своим обликом похожа на своего отца, судя по фотографии, человека неглупого, смекалистого и доброго. Мистер Флеминг, его зять, родня. А в сущности, все люди, все человечество состоит в родстве друг с другом, одна великая родня - белые, черные, желтые, цветные. Конечно, это слишком громко, декларативно и потому идиллично. И к чему эти высокие материи, когда есть совсем реальное, определенное: там, в далекой Америке, у него есть родная дочь, внучка, зять. Возможно, есть и сваты. О родителях мужа Наташа ничего не написала. Любопытно, кто они и что? Что ни говори, все же родня. Новая страничка биографии.

Собираются приехать в Москву туристами. Что ж, он, Глеб Макаров, будет очень-очень рад повидать дочь, внучку, зятя. А Нина? Что она, как? Только одна сдержанная фраза в Наташином письме - должно быть, сама Нина продиктовала. Конечно же ему хотелось бы повидаться и с ней, поговорить, вспомнить, посетовать на судьбу, порадоваться за детей. И потом… она мать Святослава. Неужели ей не хочется повидать своего первенца? Такого Глеб Трофимович не допускал: он хорошо знал свою первую жену - она имела доброе материнское сердце.

Мысли его прервала Александра Васильевна - она вошла с толстой бандеролью в руках, сказала: