Иван Шевцов - Бородинское поле

• Название: Бородинское поле
• Автор: Иван Шевцов
• Издательство: Воениздат
• Жанр: О войне
• Год: 1981

В романе воспроизводятся события битвы под Москвой осенью 1941 года. Автор прослеживает историческую связь героических подвигов советских людей на Бородинском поле с подвигами русского народа в Отечественной войне 1812 года. Во второй книге много внимания уделено разоблачению происков империалистических разведок, вопросам повышения бдительности. Битва идей, которая происходит в современном мире, - подчеркивает главный герой книги Глеб Макаров, - это своего рода Бородинское поле.

---

За окном сгущались сумерки, шел мелкий дождь. Генерал включил торшер, стоящий у тахты, мельком подумал: взяла ли Саша зонт? Впрочем, она в плаще. Почему-то задерживается. Ах да, вспомнил: сегодня у них партсобрание. Она собиралась выступать. Но мысли эти были своеобразной мимолетной паузой. Их оттеснила книга Гальвица, его серьезные, трезвые суждения, и генерал снова погрузился в чтение.

Анализируя политическую и военную стратегию правящих кругов США, Гальвиц подробно и объективно рассматривает основные доктрины этой стратегии, которые базируются на концепции "с позиции силы". И он приходит к мотивированному выводу, что концепция эта давно устарела и что стратегии "гибкого реагирования" и "реалистического устрашения", включающие в себя такие компоненты, как "первый ядерный удар", "упреждающий внезапный удар", "встречный ответный удар", "ядерный щит" и тому подобные, в основе своей безумны и ведут к всемирной катастрофе. Но именно эта концепция лежит в основе политики Соединенных Штатов, она порождена страхом перед прогрессивными веяниями как в бывшем колониальном мире, так и в целом мировой общественности. Боязнь потерять свои капиталы, в первую очередь за пределами страны, породила концепцию "зоны безопасности США", которая, в сущности, охватывает весь мир. И ради сохранения своих капиталов правящие круги Америки готовы пойти на все, не думая о последствиях и, уж конечно, не считаясь ни с какими, даже самыми элементарными, нравственными нормами. Гальвиц привадит высказывания на этот счет президента США, военного министра и близких к правительству публицистов. Вот Линдон Джонсон, выступая по радио и телевидению, в 1965 году вещал: "Американские страны не могут допустить, не должны допустить и не допустят создания в Западном полушарии еще одного коммунистического правительства". "А на каком основании?" - спрашивает Гальвиц. Почему, какое имеют право США вмешиваться во внутренние дела других стран, решать за народы этих стран, какой им избрать общественно-политический строй? Все на основании ими же сочиненной "зоны безопасности". Но эта зона - обычное лицемерие янки. Куба угрожает США - так нужно понимать заявление Джонсона? Смешно, невероятно, но факт. Монополии боятся потерять свои неофициальные колонии в Латинской Америке - вот смысл этой "зоны безопасности для США". И во имя сохранения за собой права беззастенчивого грабежа соседних стран правящие круги США готовы пойти на все.

Гальвиц говорит, что примерно в одно время с Джонсоном, т. е. в 1965 году, военный министр США Роберт Макнамара заявлял: "Жизненно важной задачей наших стратегических ядерных сил является их способность обеспечить гарантированное уничтожение… уничтожение, скажем, одной трети или одной четверти населения и примерно двух третей промышленных мощностей противника".

Гальвиц привел откровенно циничное высказывание американского публициста Ф. Кука: "Любая тактика, даже первым прибегнуть к атомной войне, дозволена, если она может привести к истреблению миллионов во имя благородной цели сохранения и распространения нашей системы".

Глеб Трофимович был приятно поражен, прочитав далее полные убийственного сарказма строки Вилли Гальвица: "Итак, что это за система, во имя которой дозволено истребить миллионы ни в чем не повинных людей? Хозяева этой системы именуют ее "свободным миром". На самом же деле за ширмой свободы скрывается несколько необычное полицейское государство, необычное тем, что в нем слиты воедино капитализм янки и империализм сионистов (последний маскируется первым). А некоторые свободы, которыми так кичится официальная Америка, - просто блеф, видимость, обман общественного мнения через средства дезинформации. Любая система, - продолжал далее Гальвиц, - начинается с нравственного разложения общества, духовного опустошения, убожества и примитива. Возьмите Рим времен Цезаря. Саллюстий в своих "Письмах" к Цезарю считает главной причиной разложения римского общества нравственное несовершенство граждан. В наши дни США, да и вообще капиталистический мир, переживают период духовного упадка и разложения, подобно тому состоянию, в каком находилась Германия в начале сороковых годов. Милитаризм - это бодряческая маска, прикрывающая социальную и духовную гниль. Русские победили Гитлера потому, что были нравственно выше и чище. Они и сейчас превосходят кичливых американцев и вообще так называемый Запад в нравственном отношении. Это понимают некоторые политические боссы Америки, но, вместо того чтоб попытаться лечить свою систему, подняв ее в нравственном отношении, они бросились изо всех сил подтачивать силу русских. Идет великая идеологическая война, которая поглощает едва ли меньше сил и средств, чем поглощает их гонка вооружений и содержание армии".

Прочитав эти строки, Глеб Трофимович отложил книгу в сторону и задумался. Мысленно продолжил слова Гальвица: "Идет великая идеологическая война, стратегическая цель которой - подтачивать нравственную силу советских людей, не самим подняться до нас в моральном отношении, а опустить нас до уровня их, американской, вернее, буржуазной морали. Удивительно: немец понял стратегическую цель империалистических идеологов, а мы? Все ли мы ее понимаем? Например, Брусничкин? Непохоже, к сожалению". Что это - беспечность или что-то другое, чему он, генерал Макаров, еще не нашел названия? И тогда, словно подводя чему-то итог, он вслух произнес:

- В наше время идеологическая беспечность равносильна беспечности военной.

Пришедшая с работы Александра Васильевна, услыхав голос мужа, решила, что он не один дома. Глеб Трофимович вышел в прихожую и поцеловал жену. Губы ее были холодными, а розовые щеки хранили волнение.

- У нас кто-то есть? - спросила вполголоса Александра Васильевна.

- Никого, - удивленно ответил Глеб Трофимович. - Почему ты решила?

- Я слышала, ты с кем-то разговаривал.

- Ах да, просто мысли вслух, - смущенно заулыбался Глеб Трофимович, помогая жене снять плащ. - Как прошло собрание? Ты выступала?

- Потом расскажу все по порядку. Ты ужинал?

- Ждал тебя. Сейчас поставлю разогревать. - И Глеб Трофимович ушел на кухню, а Александра Васильевна - в ванную.

Затем, умывшись и переодевшись в домашнее, за ужином, все еще взволнованная, она рассказывала:

- Собрание прошло бурно, и я выступала. Может быть, слишком горячо и резко, но, ты понимаешь, Глеб, иначе я не могла. Кто-то должен был об этом сказать, потому что нельзя так дальше, преступно, ты понимаешь? - С каждой фразой она все больше возбуждалась, голос ее, обычно мягкий, певучий, грубел, в нем слышался звон металла, а глаза округлялись и холодно темнели, придавали ее лицу выражение непримиримой суровости.

- Пока не понимаю, - мягко ответил Глеб Трофимович, качая головой.

- Я говорила о заведующем хирургическим отделением, о нашем достопочтенном Михал Михалыче, или, как мы между собой его называем, Нахал Нахалыче. Хорошо: светило хирургии, золотые руки, членкор. Но все это в прошлом. Сейчас ему восемьдесят лет. Бывшие золотые руки не могут вставить ключ в замочную скважину, они дрожат. А он продолжает делать операции, рискуя человеческой жизнью. Он обязан их делать по должности - две операции в месяц. Такой порядок, а вернее, беспорядок. Оперирует плохо, об этом все знают - и врачи и больные. Идут разговоры, люди возмущаются. А он не может этого понять, он пользуется своим прошлым авторитетом, эксплуатирует его. Ему бы давно уйти на пенсию, с почетом…

- Брусничкин сказал, что сейчас на пенсию добровольно не уходят, на пенсию выгоняют, - вставил Глеб Трофимович.

- Его не выгонишь, потому что он Нахал Нахалыч. В конце концов он мог работать консультантом. Так нет же, держится обеими руками за кресло заведующего отделением, трясущимися руками, и продолжает делать операции. Не понимаю я таких людей. Какой-то жестокий эгоизм сидит в них.

- Должностной эгоизм, - сказал Глеб Трофимович. - Да, ну и что, тебя поддержали?

- Открыто поддержал только один человек - наш рентгенолог. Двое меня осудили за резкость и неуважительный тон. Но было молчаливое большинство. Это "молчаливое большинство" подходило ко мне в перерыве и тайком, украдкой благодарило: мол, правильно, молодец. А вот рентгенолог оказался действительно молодцом. Он не только поддержал меня в отношении Михал Михалыча. Он поставил вопрос о лихоимстве и вымогательстве. Ведь до чего дошло: некоторые хирурги уже открыто требуют с больных плату за операции!

Все это знают, и все делают вид, что так и должно быть, что ничего в этом плохого и порочного нет, что все это чинно. За хирургами пошли дантисты, фармацевты. Попробуй достать в аптеке дефицитное лекарство! Не всегда получишь даже по рецепту. А по знакомству да втридорога - пожалуйста. И об этом говорил на собрании рентгенолог. В этой части его поддержали другие коммунисты, приводили конкретные факты, называли имена. Словом, собрание было бурным и, думаю, полезным. По крайней мере, и администрация и партбюро сделают для себя выводы.