Иван Шевцов - Набат

• Название: Набат
• Автор: Иван Шевцов
• Издательство: Современник
• Жанр: О войне
• Год: 1975

Книги знаменитого писателя Ивана Шевцова популярны у читателей свыше сорока лет. О его романах шли яростные споры не только дома, на кухне, но и в печати. Книги Шевцова никого не оставляют равнодушными, потому что в них всегда присутствует острый сюжет, яркие сильные характеры, а самое главное - то, чем живут его герои, волнует всех именно сейчас, сегодня.

В новом остросюжетном романе "Набат" Иван Шевцов рассказывает о работе наших разведчиков за рубежом, о том, как иностранные разведки, используя высших руководителей КПСС, готовили почву для развала СССР, что им в конце концов и удалось сделать. Иван Шевцов сам бывший полковник КГБ и очень хорошо знает то, о чем пишет в романе.

---

- Знаем, - отозвался Кудрявцев. - Лучше повтори еще раз по-польски пароль.

Пока заучивали пароль, из кабины вышел штурман, сообщил, что самолет приближается к цели и видны сигнальные костры. Гурьяна пригласил в кабину. Тот вернулся не сразу и чем-то обеспокоенный. Объясняться не стал. Дело в том, что горели костры не в одном, а в двух местах, примерно километрах в семи, а может, и того меньше друг от друга. По договоренности с партизанами костер должен гореть в одном месте. Второй костер настораживал.

- А может, они для большей надежности - продублировали на всякий случай, - высказал предположение летчик, но больше для успокоения Гурьяна.

Алексей не ухватился за такую мысль: он знал случаи, когда гитлеровцы устраивали ловушки нашим разведчикам, зажигая сигнальные огни. Перспектива угодить в когти врага не радовала. Самолет сделал большой круг над кострами. На северо-востоке наклевывалась заря. Летчики спешили.

- Что решил, командир? - спросил пилот Гурьяна. - На какие костры будете выходить?

- Не на какие, - ответил Гурьян довольно спокойно. - Давай в промежутке, промеж костров. А там, на земле, попробуем разобраться, которые из них свои.

Глава третья

В отряде "Пуля" группа Гурьяна жила четыре дня. Можно было бы и больше, но Алексей торопился: ему побыстрей хотелось попасть в Беловир и установить связь с подпольщиками. При их содействии и активной помощи он рассчитывал проникнуть в тайны замка графа Кочубинского.

С подпольщиками Гурьяна связала Ядзя. Она отвела их в Беловир, где для них была приготовлена по распоряжению Секиры конспиративная квартира, и сама на первое время осталась в группе Гурьяна: Бойченков просил Слугарева прикомандировать к группе надежного человека. Ядзя сама изъявила желание, хотя Слугарев и возражал, - он не хотел отпускать ее из отряда, опасаясь, что ищейки Шлегеля могут опознать ее, поскольку и фотография Ядзи, и ее подпольная деятельность были известны СД по донесениям Захудского, Ханны и других агентов.

Когда Гурьян спросил Табаровича, как руководителя разведки и контрразведки партизанской бригады, кого бы он лично порекомендовал в их группу, Игнаций не задумываясь назвал имя Ядзи Борецкой и дал ей полную характеристику, заметив при этом, что, возможно, командир отряда будет возражать. Вернее, он знал определенно, что Слугарев будет возражать против кандидатуры Ядзи, так как предварительный разговор между ними состоялся еще до прибытия группы Гурьяна в отряд. Алексей пожелал лично познакомиться с Ядзей. Она произвела на него приятное впечатление, и он хотел, чтоб именно она провела их в Беловир и осталась в группе в роли связной с отрядом и с подпольным комитетом. Но Слугарев колебался. За два дня до ухода группы Гурьяна в Беловир между ним и Ядзей произошел довольно острый разговор по поводу того, кто все-таки поведет в город "москвичей".

- Не пойму я тебя, Янек, - горячилась Ядзя, - Москва просит тебя ввиду особой важности задания дать товарищам надежного человека, хорошо знающего Беловир и работу в подполье. Ты что, мне не доверяешь? Тогда так и скажи: я тебе не доверяю. Зачем искать или выдумывать какие-то другие причины. Игнаций не видит другой подходящей кандидатуры, Алексей тоже за меня, а ты один упрямишься.

- Это не упрямство, Ядзя, а здравый смысл, - урезонивал Слугарев. - Ты рискуешь не только собой, ты рискуешь всей группой. Что, у нас кроме тебя нет людей?

- У меня - опыт. Скажи прямо: ты просто не хочешь меня отпускать от себя. Боишься потерять.

- Да, боюсь. Боюсь, дорогая. Пока ты будешь там, в Беловире, я ни на одну минуту не буду спокоен, - признался Слугарев. В этом крылась главная причина его возражений.

В Беловире они только-только начали осматриваться, прощупывать всевозможные стежки-дорожки в замок графа Кочубинского. В городской полиции по заданию Секиры работали два польских коммуниста. Один из них теперь поступал в полное распоряжение Алексея Гурьяна.

Первую радиограмму в центр Алексей передал из Графского леса. Вторую решил передавать из Беловира, а конкретно, из развалин на улице Куницкого. Радиста Софонова к развалинам сопровождали Кудрявцев и Куницкий. На них лежала обязанность прикрыть Софонова на случай появления эсэсовцев. На связь с центром они должны были выходить либо в одиннадцать вечера, либо в одиннадцать дня. На этот раз они решили передавать радиограмму вечером.

Им не повезло: их запеленговали сразу же, как только они вышли в эфир, и уже через четверть часа в район улицы Куницкого на мотоциклах мчались эсэсовцы. Кудрявцев приказал Софонову уходить, а мы, мол, постараемся задержать немцев, отвлечь на себя.

Вечер был душный; после знойного дня нагретые кирпичи разрушенного дома дышали теплом. Притаясь у развалины стены, Кудрявцев увидел в вечерних сумерках, как двое эсэсовцев с собакой ринулись в ту сторону, куда ушел Софонов: должно быть, собака взяла след. До них было совсем недалеко, метров двадцать. Кудрявцев прицелился и нажал на спуск. Куницкий услыхал слабый щелчок и увидел, как овчарка закружилась на месте, взвизгнула и вытянулась на земле. Недоуменные эсэсовцы остановились в растерянности: не звучный выстрел, а слабый хлопок их удивил. Кудрявцев выстрелил снова - теперь уже по эсэсовцу, тот упал как подкошенный, и в это же самое время Аркадия оглушил выстрел рядом. Это стрелял Куницкий из пистолета по второму штурмовику. Похоже, что второй был ранен: он схватился за живот и, повалившись на землю, начал кататься. А потом вдруг разрядил длинную очередь из автомата. Кудрявцев поморщился от досады: не нужно было стрелять Куницкому и демаскировать себя. Но что теперь об этом - дело сделано. Он кивнул Куницкому головой и негромко приказал:

- Пошли…

Они быстро удалялись в сторону, противоположную той, где скрылся Софонов. Проходным двором выскочили в узкий глухой переулок, пробежали метров пятьдесят по мощенной цементными плитами панели, прижимаясь к двухэтажным домишкам, юркнули в первую же арку ворот. Осмотрелись на миг. Похоже, двор тоже проходной.

- Нужно выйти к разбомбленному костелу. Тут недалеко, - переводя дыхание, проговорил Куницкий. Появление эсэсовцев поразило его, как удар молнии. Он не ожидал, что это произойдет так сразу, в первый же выход в эфир.

- Давай - вперед. На оклик немцев не отзывайся и не останавливайся: в крайнем случае - стреляй, - сказал Кудрявцев, и они пошли.

Прошли через дыру забора и вышли на пустынную улицу. Она, как и многие другие улицы Беловира, не освещалась. Только вдали, на перекрестке, тускло мерцал фонарь. Слышалось, как тарахтят и кашляют с надрывом и визгом моторы мотоциклов. Тревожно прозвучал сигнал сирены. Выстрелов не было слышно - значит, след Софонова потерян ищейками.

Им надо было перейти на другую сторону и таким же манером сигануть во двор. Они осмотрелись, - поблизости - никого. Улица узкая, мощенная булыжником. Каких-нибудь пять шагов - и они на той стороне. Ткнулись в одни ворота - заперты. Пошли, прижимаясь к домам и стараясь ступать на носки. Обувь на резиновой подошве делала их шаги бесшумными. Вскоре на фоне меркнущего неба встала однорогая громада костела, - вторая пика ее была снесена взрывной волной разорвавшейся бомбы. Именно там, в развалинах храма, Куницкий надеялся найти убежище. До костела оставалось метров сто с небольшим. Они завернули за угол. Здесь улица была пошире и вся в густой зелени. Терпко пахло отцветающей липой, и этот запах как-то смягчал напряженность и тревогу. И вдруг из-за поворота ударил мощный луч от мотоцикла. Шедший впереди Куницкий шарахнулся в нишу парадного входа, а Кудрявцев спрятался за дерево. Но его метнувшуюся фигуру заметили, и сноп света от остановившегося мотоцикла осветил дерево, не очень толстый ствол которого не мог укрыть Кудрявцева. На мотоцикле было двое: один за рулем, другой, с выставленным вперед автоматом, в коляске.

- Хальт!.. - закричал патруль и дал очередь по человеку, стоящему за деревом. Кудрявцев ответил выстрелом и попал в фару. Свет погас. Мотоцикл стоял как раз напротив того парадного, в нише которого укрылся Куницкий. Их разделяли каких-нибудь пять шагов. Куницкий быстро оценил все преимущество своей позиции, и не воспользоваться этим преимуществом было бы глупо с его стороны. Он стрелял в мотоциклистов почти в упор, тремя выстрелами из пистолета уложил обоих. Потом бросился к товарищу.

Кудрявцев стоял на прежнем месте. Правой рукой, в которой был крепко стиснут карабин, он обнимал дерево, левой зажал грудь.

- Что с тобой?.. Ты ранен? - с дрожью в голосе спросил Куницкий.

- Да, - тихо ответил Кудрявцев.

- А я их обоих прикончил. В мотоцикле, - с волнением и тревогой сообщил Куницкий. - А теперь - бежим.

- Помоги мне, - слабеющим голосом ответил Кудрявцев.

С огромным усилием они добрались до развалил костела. Последние десятки метров Куницкому пришлось нести Кудрявцева. Спотыкаясь о груды кирпича, он спустился в подвал. Куницкий посадил Кудрявцева на холодный каменный пол, прислонив спиной к такой же холодной стенке. От нервного напряжения и усталости - видно, ноша была для него непосильной - он растерялся и не знал, что делать дальше. Только спрашивал совсем приглушенным шепотом: