Иван Шевцов - Свет не без добрых людей

• Название: Свет не без добрых людей
• Автор: Иван Шевцов
• Издательство: Московский рабочий
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1962

Ряд животрепещущих проблем и вопросов, которые писатель поднимал в своих книгах двадцать лет назад, и сегодня не утратили жгучей злободневности. В частности - алкоголизм, спаивание народа.

---

Тогда же с глазу на глаз Ольга Ефремовна очень осторожно заметила дочери:

- Ты не справедлива, Верочка, к Константину Львовичу. Зачем ты обижаешь его? Он добр к тебе.

- Мама, ты слишком быстро забыла папу, моего папу, - вспылила Вера и, не сказав больше ни слова, выбежала из дома. Ольга Ефремовна до глубины души была обижена дерзким и, главное, несправедливым упреком дочери. Возвратилась Вера только вечером, виноватая, тихая, и начала пересказывать матери содержание только что просмотренного фильма.

И вот теперь Ольга Ефремовна сидела дома заплаканная и в который раз перечитывала записку Веры.

"Дорогая мамочка!

Прости меня за все плохое, что я, может, сама того не желая, сделала. И особенно за мой последний поступок - бегство из дома. Я не хотела тебя обидеть, хотя и знаю, как ты будешь переживать. Но все так случилось. В институт меня не приняли. Мне было очень тяжело. Я не знала, что делать. К моему счастью, я встретила Надежду Павловну, умную и сильную женщину, в прошлом актрису и партизанку. Она твоего возраста. Надежда Павловна предложила мне работу. Я согласилась и уехала с ней. Это далеко от Москвы. Как устроюсь, обживусь немножко - обо всем напишу. А пока об одном прошу: ради бога, не волнуйся, родная, со мной все будет хорошо. Верь мне и прости меня. Прости и за то, что без твоего разрешения я взяла папин портрет. Целую тебя, дорогая мамочка.

Вера".

Ольга Ефремовна считала, что причиной бегства дочери был вовсе не провал в институте, а ее взаимоотношения с Константином Львовичем. Сам Балашов поступок Веры воспринял иронически:

- Начиталась ура-патриотических книжек - вот и весь фокус. Через месяц вернется - никуда не денется. И ничего с ней не случится. На целину сколько уехало таких романтиков.

- То целина, коллективами ехали, организованно. А тут кто ее знает, кто она такая, эта Надежда Павловна.

- Партизанка и актриса. Этого достаточно. Подпустила девчонке романтики. Не беспокойся. Романтика, она, как туман, быстро растает, и Вера вернется. Помянешь мое слово.

Балашов не хотел играть роль встревоженного и огорченного отца и не очень-то успокаивал жену. Чтобы избавить себя от излишних разговоров с Ольгой Ефремовной, Балашов отправился к себе в мастерскую, сославшись на то, что к нему должны прийти представители из Министерства культуры, чтобы заключить с ним договор на работы, которые он решил приготовить к предстоящей выставке.

Большая тридцатисемиметровая комната - мастерская скульптора на первый взгляд казалась слишком захламленной какими-то ящиками, лесенками, слепками из гипса, фигурками животных и зверей различных размеров, начиная от миниатюрного, вылепленного из пластилина котенка до большого, сделанного из корневища дерева орла с распростертыми крыльями. Было здесь и несколько человеческих голов и фигурок, примитивных, исполненных в грубоватой, нарочито небрежной манере. В центре комнаты на невысоком постаменте возвышалась закрытая целлофаном фигура, над которой скульптор работал все эти дни и которая, по его мнению, должна явиться "гвоздем" предстоящей выставки. По словам Балашова, над этим произведением он трудится уже три года.

Пришли они после обеда - скульптор Петр Васильевич Климов, академик и народный художник, поставивший несколько великолепных памятников, работник Министерства культуры Зернов и живописец Бульбин, тоже, как и Климов, представлявший Союз художников. Словом, комиссия получилась представительная и авторитетная, хотя Балашов был огорчен тем, что пришел именно Климов, а не кто другой из близких ему по духу и взглядам скульпторов. Но делать было нечего, и гостеприимный хозяин очень любезно встречал долгожданных гостей.

Климов, как всегда подвижный, веселый и очень общительный человек, быстрым профессиональным взглядом осмотрел мастерскую и, остановившись на огромной фигуре, закрытой целлофаном, сказал, обращаясь к Балашову:

- Что-то грандиозное затеял, Константин Львович?

- А вы считаете, что мы не способны на грандиозное? - поднял задиристо бровь Балашов.

- Да что ты, Константин Львович, - успокоил его Климов, - разве можно. Каждый из нас способен на все, что угодно. Лучше не томи, открывай, показывай.

- Терпение, друзья, терпение, - медленно, интригующе произнес Балашов, уводя гостей подальше от главной, скульптуры. - Прежде чем снять покрывало, я вот что хотел бы вам сказать, уважаемые коллеги. Партия призывает нас к современности, советует поднимать те вопросы, которыми живет наш трудовой героический народ. И правильно, совершенно верно призывает. Следуя призыву партии, я долго искал нужную, боевую тему. И как будто нашел. Товарищи одобряют. - Дотронувшись до целлофана, но все еще не решаясь открыть скульптуру, Балашов продолжал вести "подготовку зрителей": - Вы знаете наш лозунг: догнать и перегнать Америку. Большая и, если хотите, интересная, глубокая тема.

Климов насторожился и, сощурив круглые серые глаза, уставился в угол потолка. Ему нетерпелось: каким-то сотым чувством он ожидал от Балашова экстравагантного трюка. А между тем Константин Львович говорил:

- Так вот: сейчас все наше трудовое крестьянство и занято тем, чтобы дать стране больше мяса, молока. Молоко - это коровы. Мясо - это миллионы свиней. Это надо отразить. Это достойно искусства.

Балашов говорил очень серьезно и даже с пафосом, но Климов безошибочно видел в его словах лицемера и ханжу. Когда наконец автор удивительно ловко сбросил целлофан, все присутствующие в один голос крякнули. Перед ними на деревянном постаменте стояла огромнейшая глиняная свинья.

Климов сначала ошалело присвистнул, а потом звонко, как мальчишка, расхохотался, сквозь смех приговаривая:

- Черт-те что… Ну и отколол ты штуку, Константин Львович. Экую махинищу соорудил. И как только подмостки выдерживают. Глины-то небось тонн пять. Вот это свинья, всем свиньям свинья… - и продолжал откровенно смеяться.

- Считай на полтысячи рублей одной глины убухал, - пояснил Балашов. - А я за нее вот ни копейки не получил. - И протянул ладонями кверху свои узкие, в морщинах руки, точно говоря: вот, смотрите - пустые.

- Да ценить-то ее как, по весу, что ли? - не унимался Климов, сверкая искрами колючих глаз.

И тут Балашов все понял. Понял, что фокус не удался и что договора ему на эту работу не видеть, как своих ушей. Он хотел было разразиться резкой тирадой по адресу Петра Васильевича, но тот опередил его:

- Скажи, Константин Львович, ты это для какой-нибудь сельхозвыставки делал, как вещь декоративную?

Балашову показалось, что ему бросили спасательный круг, и он не преминул за него ухватиться:

- Да, конечно, это можно и в павильоне свиноводства поставить, - ответил Константин Львович.

- Но у вас что, заказ такой был, договор? - поинтересовался представитель Министерства культуры.

- Никакого заказа не было. Я работал на свой страх и риск, понимая, что это необходимо, актуально и просто нужно. Я считаю, что ее можно дать на выставку… Я успею в гипсе отформовать.

- Это невозможно, Константин Львович, - очень деликатно заметил Бульбин. - У вас, как вам сказать… декоративная скульптура.

- А декоративная скульптура - что, по-вашему, не искусство? - быстро, будто поймал на слове, спросил Балашов и прицелился в живописца прищуренным глазом.

- Вы шутите, Константин Львович, - примирительно заговорил представитель министерства. - Кто поверит, что вы всерьез предлагаете это на художественную выставку.

- А почему, почему бы и нет? - недоуменно сердился Балашов, весь подергиваясь. - Это что, не современно? Или вы и здесь нашли рецидивы формализма? В чем дело? Вы что - против обращения художника к современной теме?! Разве это не соцреализм?

- Мы против пошлости в искусстве, - очень четко и резко ответил Климов. Теперь глаза его сверкали гневом; Балашов смолчал. И Климов закончил, ни к кому не обращаясь: - Представляю критика-доброжелателя, который напишет об этом произведении: маститый скульптор Балашов создал эпохальный, глубокий образ современной свиньи.

Нервически расхаживая по мастерской и потирая свои волосатые руки, Балашов продолжал изрекать философически и глубокомысленно:

- Я никогда не подличал, ни под кого не подстраивался, как некоторые. Не продавал свою совесть, честь, принципы, как это делают некоторые преуспевающие. Не дарил никому дорогих подарков в виде взяток, не превозносил и не прославлял подлецов… Я живу тихо, скромно, без академической зарплаты. И никто за меня не работает: сам леплю, сам формую, сам и вырубаю. Сам! Вот этими руками!.. Никого не эксплуатирую. Не держу штата помощников, гранитчиков-мраморщиков. Вот!..

- Да нет, давайте спокойно поговорим. Предположим, мы купим у вас вашу, извините, свинью. Уплатим вам народные деньги. Ну а дальше, что дальше? Что мы с ней будем делать? В самом деле: куда ее? Где ее поставить? Ведь, говоря откровенно, вы просто хотите нам подсунуть свинью. Нет уж, давайте лучше посмотрим еще что-нибудь. Вот у вас здесь я вижу довольно любопытные статуэтки, - и Климов отвернулся от свиньи, направляясь к статуэткам. Но Балашов загородил ему дорогу: