Далия Трускиновская - Корзинка с бриллиантами

• Название: Корзинка с бриллиантами
• Автор: Далия Трускиновская
• Издательство: Фолио-Пресс
• Жанр: Детектив
• Год: 1995
• ISBN: 5-7627-0002-X

Цирк — это сила, грация, красота… А для героини повести, студентки-первокурсницы, он еще стал работой, центром запутанной детективной истории с кражей бриллиантов и жёсткой школой взросления.

---

— Это не мог быть Кремон! — воскликнула я. — Кремон сейчас в цирке!

— Не знаю, не знаю, где тебе померещился Кремон…

— Но ведь там же был человек! Он там заперся и искал камушки!

— Успокойся ты наконец. Тот, кого я там нашел, к этому воровству не имеет отношения.

— Вот это интересно!!!

— Я думаю, сегодня или завтра Кремовская признается, что камушки к ней вернулись, и вся суета вокруг Любы закончится, — сказал Гаврилов, стряхивая мои руки.

— Так там была Кремовская? Ничего не понимаю…

— Нет, просто я нажал одну кнопочку, и наше дело правое, мы победим! Я вовремя сказал кому надо, что все в порядке, что я лично это гарантирую, что именно я нашел в овсе коробку и потерял сережку, а потом я же отдал все Кремовской! — торжествующе объявил Гаврилов, и я почувствовала, что дело пахнет какой-то опасной глупостью. — Видишь, я ни тебя, ни Любу не стал подставлять. И очень вовремя нажал кнопочку!

Его зациклило на этой кнопочке! Он так радовался, будто не выбивал дверь в надежде поймать преступника, а получил звание народного артиста! Но при всем при том он не проболтался, кого обнаружил у Любани, и проконтролировал, действительно ли я ушла или села в засаду. Пришлось уйти. А он вернулся в гостиницу — чинить дверь Любане.

Всю дорогу я ломала голову — кто же там был. Если дверь так легко открывается, то запереться изнутри мог кто угодно. Надо было срочно мчаться в цирк и посмотреть, кого из шести подозреваемых нет на месте!

Но в цирке меня на входе поймал директор. И погнал работать. А когда я потребовала кофе, галантно предложил угостить меня и повел в цирковой буфет. Этого мне только недоставало! Я теряла драгоценное время. У меня и так форы было минут пять, а тут еще топай под конвоем в буфет!

В буфете обедали Костанди. Обедали мирно и обстоятельно. Судя по очереди, они тут торчали уже не меньше пятнадцати минут. Была там и Рубцова — но Кремона не было. Был дядя Вахтанг. Была Любаня с джигитскими конюхами. Теперь, на прощание, они накрепко помирились. Ворвался прибабахнутый Яшка.

Наши глаза встретились. Он? Не он? Вид у него был взъерошенный. Может ли быть такой вид у человека, только что шарившего в чужом чемодане?

Неторопливо вошел Салават, за ним — Анвар. Оба посмотрели на очередь, обменялись фразами на незнакомом языке и вышли. Откуда они пришли? Из-за кулис? С улицы? И если бы Гаврилов застукал у Любани джигита, стал бы джигит выслушивать его речи или просто шарахнул чем-нибудь тяжелым и выскочил?

Гаврилов был прав — как начнешь подозревать всех встречных и поперечных, обязательно полезет в голову какая-то чушь.

Мы с директором выпили кофе, я еще расколола его на булочку с изюмом, и пошли работать дальше, но работы не получилось. Пришел Кремовский жаловаться, что его контейнеры во дворе зажали какой-то машиной и он не может все утро до них добраться. Директор позвонил по внутреннему, дал соответствующее распоряжение, но Кремовский остался в кабинете и стал хвалить мебель.

— Мне тоже пора кабинетик себе присмотреть, — улыбаясь, сказал он. — Сколько же можно колесить?

— А тигров на кого бросишь? Или на мясо сдашь? — шутливо спросил директор.

— Тигры старенькие, им на пенсию пора, — опять улыбнулся Кремовский. — Теперь мне или тигрят брать, или в кабинет садиться.

— Рановато ты с круга сходишь, — поддел директор.

— Да разве я схожу? Жизнь сгоняет. Поездить я поездил, заграницу посмотрел, а теперь пусть молодежь старается. А я стар и беззуб, — при этом Кремовский показал в улыбке изумительно ровные зубы.

— Чем же тебе, больному, помочь? — спросил директор. — Разве добрым словом?

— Доброе слово и кошке приятно, — ответил Кремовский. Они посмотрели друг на друга, и я поняла, что весь этот разговор — не шутка.

— Погоди, Валера, это обдумать надо, — сказал директор. — Это все не так-то просто.

— Ты меня знаешь.

— Знаю. Ступай, вытаскивай контейнеры. Вечером зайди, что-нибудь придумаем… Ты ведь уже пенсионер?

— Пенсионер!

Цирковые уходят на пенсию лет в тридцать семь — тридцать восемь. Это кошмар какой-то — Вейнерт пенсионерка! А к ней, когда она в темных очках, мальчишки липнут! От этой пенсионерки все тащатся!

Кремовский опять улыбнулся директору, на всякий случай улыбнулся и мне. И ушел.

А я наконец закончила все навязанные директором дела и выскочила из цирка на свободу! И хотела до начала представления прогуляться по магазинам и купить Любане прощальный подарок. И еще тортик, чтобы сегодня вместе отпраздновать ее отъезд и начало новой жизни, ведь завтра не получится.

В фойе я увидела такую странную парочку, что вылупила глаза. В цирк входили Кремовский и Кремон. Один — одетый с иголочки, море обаяния, голливудская улыбка, а другой — сплошные потуги на приличный вид, море обаяния и голливудскую улыбку. Его бы в бане помыть как следует, подумала я. Причем Кремовский был уже одет совершенно по-летнему, а Кремон парился в кожаном пиджаке. Они оживленно обсуждали какие-то московские дела — то ли Кремон кого-то не застал в главке, то ли Кремовский, а может, и оба.

Причем благодушие было крупными буквами написано на их лицах.

Это совершенно не вязалось с гавриловскими домыслами. Но я уже поняла, что у Гаврилова с логикой туго. Вот прикрыть плечом, выбить дверь, работать уникальные трюки — это он может.

А на представление я собралась вот почему. Это, в сущности, было последнее приличное представление в сезоне. Завтра, правда, их три, но дневное и в четыре часа — детские, их работают по неполной программе. Клоуны делают «детские» репризы, артисты пропускают самые сложные трюки. И имеют на это полное право: при чуть не сорока представлениях в месяц надо экономить силенки. А вечернее будет и вовсе скомканное — Костанди должны до ночи снять свою вертушку из-под купола, а там одних растяжек восемь штук, кто-то еще не захочет опаздывать на поезд, и все номера понесутся в диком темпе.

И я действительно получила удовольствие.

И Костанди в голубых костюмах носились под куполом, как черти, и Яшка не завалил ни одной комбинации, и Буйковы, когда били шариками о шахматную доску, выстукивая мелодию ламбады, ни разу не сфальшивили. Это так забавно и трогательно — двое старичков, она в старинной широкополой шляпе и длинном платье, он в каком-то диковинном пиджаке с парчовой бабочкой, так старомодно играют в четыре руки на ксилофоне, танцуют вальс, стучат по хрустальным бутылочкам на веревочках, — и вдруг эта ламбада! Зрители чуть ли не вопят от восторга. Это Буйков хорошо придумал.

Я люблю Буйковых. И мне страшно жаль, что я никогда их больше не увижу. Артисты возвращаются лет через пять, а то и больше. А они через пять лет уже будут на пенсии…

Даже когда выехал на паре вороных Гаврилов, я не думала о том, что за кулисами он наверняка накричал на Любу и что у него затяжной конфликт с Хрюшкой. Сейчас, сидя в последнем ряду директорской ложи, я любила их всех прощальной любовью — и Яшку, и Костанди, и Буйковых, конечно, и Гаврилова, и Вейнерт, и джигитов, и клоунов Витьку и Сережку, хотя они мне одно время проходу не давали…

А потом я побежала на конюшню, но оказалось, что Любаня уже справилась без меня. Она задала сена всем, кроме Хрюшки, — Гаврилов запретил. Он решил наказать жеребца именно таким образом. Но я не могла допустить, чтобы при мне мучили Хрюшку. Как только Любаня занялась седлами, я стянула и кинула ему тоже охапку сена. Он, увидев, что ее тащу, с тихим всхрапыванием ткнулся мордой мне в руки. Хрюшку я тоже больше не увижу… Я опоздала к Любане, потому что смотрела второе отделение — тигриный аттракцион. Кремовские были эффектны. По-моему, они показывают не столько тигров, сколько себя. Легко представить, какой красавицей в молодости была Кремовская.

Я думала, что мы пойдем в гостиницу, но как-то так получилось, что склеилась компания — Валера, Эдик, мы с Любаней, Надя, электрик Генка Еськов, еще джигитские конюхи, и мы набились в шорную, и откуда-то взялась бутылка, и вскрыли мой тортик. Когда я опомнилась, то как раз успела бегом на последний троллейбус.

Дома продолжался бойкот.

Я умылась, постирала бельишко и легла спать.

* * *

Обычно в воскресенье утром мы с мамкой убираемся. Она после глухонемого завтрака взялась пылесосить. Я потащила во двор выбивать коврик и половики. Этот коврик никаким пылесосом не проймешь.

Когда я вернулась, она мыла пол в комнате. Я взялась мыть пол в ванной, на кухне и в туалете. Словом, прокопошились полдня. Причем молча! Без единого слова! Это уже становилось смешно. Я не понимала, кто из нас дитя неразумное — я или она.

Потом я постирала теплые свитера, чтобы упаковать их на лето, вытащила два платья с короткими рукавами и нагладила их. Она, как выяснилось, без меня припаяла курицу к сковородке — у нас есть такая глубокая сковородка с крышкой, в ней очень хорошо тушить курицу. И вот она на кухне молча отдраивала сковородку, да еще с такой яростью, как будто меня обрабатывала жестяной мочалкой.