Леонид Кроль - Между живой водой и мертвой. Практика интегративной гипнотерапии

• Название: Между живой водой и мертвой. Практика интегративной гипнотерапии
• Автор: Леонид Кроль
• Издательство: Независимая фирма «Класс»
• Жанр: Психология
• Год: 2001
• ISBN: 5-86375-100-2

Интегративная гипнотерапия – авторский метод. В его основе лежит эриксоновский гипноз, отличительной же особенностью является терапевтическая работа с взаимодействием частей личности клиента.

Книга по праву названа «учебным пособием»: в ней изложены терапевтические техники, проанализированы механизмы терапевтического воздействия, даны представления о целях и результатах работы. Но главное ее украшение и основная ценность заключается в подробном описании клинических случаев, сопровождающихся авторскими комментариями.

Психологи, психотерапевты, студенты получат возможность познакомиться с реальной работой в клиническом гипнозе, а непрофессиональные читатели – несомненное удовольствие от еще одной попытки соприкоснуться с тайнами человеческой психики.

---

Она независима, когда летит, сидит в гнезде, идет по тропинке – все это образы независимости, самодостаточности. Образы, которые имеют отношение к донашиванию, созреванию, ощущению полноты… Когда она сама себя будет чувствовать полноценно, то и остальные будут считать ее полноценной. И переводная картинка отражает образ окончания, выраженности, завершенности того или иного состояния. А когда у нее наступит ощущение, что она довыразилась, доласкалась, доносилась, то это и будет ощущением адекватности самой себя.

через которую так по-разному проходит ваша волшебная тропинка… И очень постепенно, только когда вы захотите… Очень постепенно, никуда не спеша… улыбаясь… очень постепенно, будто поднимаясь куда-то вверх… Когда вы захотите, вы откроете глаза… и улыбнетесь.

(Лена наклонила голову, улыбнулась, открыла глаза и долго молчит.)

Терапевт: Вы хотите что-нибудь рассказать? Свои впечатления?

Лена: Угу… (Трет рукой лоб.) В самом начале, когда шарфик появился, тоненький сначала был, маленький. А я болталась там на ниточке, забраться на него не могла. Я на него наступала, он был мягкий, я проваливалась. Я с него соскальзывала и хваталась. А потом поняла, что не я маленькая, а он большой… А вообще я мало что помню… (Закладывает правую руку за спину.) Ничего не слышала.

Терапевт: Очень хорошо. Можете рассказать общие ощущения, ведь что-то вы помните?

Лена: Когда зашла речь о торте, мне показалось, что сейчас меня съедят. (Улыбается и смотрит на терапевта) Так хотелось, чтобы торт – отдельно, а я – отдельно. А вообще ощущение защиты, как будто была завернута в плед. (Лена кивает и поглаживает рукой шарф.) Там, где вода была, родник… Тоже было очень приятно. Что-то новое – знание того, что из родника можно напиться. (Складывает руки на коленях, задумывается.) А потом в какой-то момент – я не помню, что вы говорили – я почувствовала, что пальцы и ладошки стали в колючих иголочках и как будто начали светиться… (Небольшая пауза, потом Лена улыбается, глядя «в себя».) Больше рассказывать не хочу, потому что все остальное – мое.

Вопрос участника семинара: Как бы вы в психоаналитических терминах сформулировали проблему Лены?

Терапевт: При единичном общении с ней возникает альтернатива – или узнать фактическую биографию, а как вы понимаете, у любого человека могут быть трудности в детстве, это вопрос оптики, которую ты ищешь, – или же можно как бы вскользь этого коснуться. Мне кажется, что в предгипнотической беседе человек сам начинает интенсивно думать о своем детстве. У клиентки явно нарушена коммуникация между родителями. В целом это семейная проблематика. Я думаю, что для нее достаточно актуальны неразрешенные проблемы своей семьи, причем не самого раннего возраста – относительно поздний конфликт.

Вопрос участника семинара: И эти нерешенные семейные проблемы проявляются и в невыраженной идентичности?

Терапевт: Конечно. Я задал ей вопрос, хорошая ли она мать для своих детей, потому что создается такое впечатление, что она, пребывая в своем аморфном состоянии, как бы видит детей в полусне. Ну, случилось и родила, как многие. Зачем она их родила? Кто ей эти дети? Кто она им? Она не очень понимает. Это, может быть, звучит жестко, но фактически речь об этом. Я хочу продвинуть ее по этой оси к большей определенности своей родительской идентичности. Три ряда – ее собственная семья сейчас, ее детская семья и семьи, с которыми она работает – как три стеклышка, наложить друг на друга, настроить и тем самым вызвать эффект большей ясности и большей допустимости переживаний в каждом из них. Это работа, скорее, по фокусировке. От аморфности к фокусированию.

Если говорить о фокусировании и расфокусировании, то она имеет возможность почувствовать себя успешной и уже однажды «сделавшей себя» в сфокусированном виде. Запомнить это состояние, а потом его забыть и допустить для себя иное – это, может быть, еще более расфокусированное состояние аморфности. Как движение водорослей.

Вопрос участника семинара: Как другие образы транса помогают решить эту задачу?

Терапевт: Я думаю, что сама суть образов такова, что одни из них более определенные, а другие – более мерцающие. Это общий транс, в котором есть волшебные детские предметы, потому что в волшебных предметах типа ковров-самолетов, колец, имеются ясные признаки материального мира, и существует возможность условного. Волшебство и сказка – это более отчетливые, на мой взгляд, более проявленные бормотания, которые ведут к реальности, потому что в сказке герои часто выходят в реальный мир. Здесь содержится намек на реальный мир, на ее донашивание и усиление бормотания. Поскольку клиентка не знает, кто она – героиня или статист, то я с помощью этих волшебных предметов, которые обычно достаются герою, косвенным образом подвигаю ее к тому, что все-таки она может быть и героиней тоже.

4. Возвращение домой

Не испугавшись ни циклопов, ни лестригонов, можно, наконец, вновь увидеть свой дом, оставшийся столь же родным. Он, окрашенный воспоминанием о путешествии, чуть-чуть изменился. Можно зайти в каждую комнату, заглянуть в чуланчик, в каждый закоулок и увидеть, что и фасады, меняющиеся благодаря солнцу и шумящему ливню, и комнаты, играющие со светом и тенью, кажутся едиными и гармоничными, подобно звучанию старинного инструмента. Ведь даже самые сильные радость и грусть связаны в одно нитью раскачивающегося маятника, подвешенного в неподвижной точке. Для того, чтобы по-настоящему ожить, нужна не только живая, но и мертвая вода.

Гибкость терапевта

Для эффективной работы в технике интегративной гипнотерапии важна гибкость терапевта, его способности «сделать то, не знаю что, пойти туда, не знаю, куда». Такой процесс требует некоторого бесстрашия. Бесстрашия терапевта и клиента. Когда мы оба готовы шагнуть в эту явь кипящего котла, которая есть сон или бытие, мечта или реальность…

Гибкость терапевта предполагает возможность каждый раз, входя в какое-нибудь чувство – будь это беспомощность или понимание, сочувствие или всемогущество – быть в этом чувстве и одновременно находиться где-то рядом с ним, плыть в нем, медитировать и быть способным выйти из него, рефлексировать, упаковать его, сложить, как волшебную лягушачью шкурку, убрать в карман и сохранить для себя. Эффективный терапевт входит в состояние вместе с клиентом, запоминает его, компактно складывает эту тряпочку в свой волшебный карман и выходит. Входит с клиентом в совершенно другое состояние, в резонанс с другой частью клиента, с совершенно иными чувствами, и опять вступает в состояние открытого пути. Когда оно заканчивается, он опять же складывает это состояние в карман, как волшебную цветную тряпочку. И в какой-то момент из этих цветных разных тряпочек он может сшить «интегрированное», целое волшебное одеяло. То есть терапевт, работая с другим, все время проводит терапию с самим собой, это тренинг и клиента, и терапевта. Его собственный тренинг – это запас живости, тренированности для жизни, для других клиентов.

Разогрев клиента в начале работы – это разогрев и для терапевта. Когда на клиентский стул садится человек с серьезной проблемой, я разогреваю его до тех пор, пока он не забудет про нее. Для этого я работаю с привычками и стереотипами, как с глиной, которую нужно размять. Так же разминается и проблема, чтобы из ее энергетики могли быть слеплены совершенно другие проявления. Неопытному терапевту, как правило, очень страшно отойти от проблемы, которую предъявляет клиент, и от некоторых правил ее решения, от нозологических категорий, от рецептуры. Я считаю верным взгляд Милтона Эриксона: нет никаких теорий, и для каждого конкретного человека следует создавать свою теорию. Так же не существует никаких нозологий и какой-нибудь готовой рецептуры. Не должно быть и базовой эмоции, к которой можно привязаться, и нельзя считать вопрос, с которым пришел человек, основным. Поэтому я часто иронизирую над главным вопросом, вышучиваю его, снижаю его значимость, уточняю или забываю. Я стараюсь избавляться от легко возникающих гипотез и обобщений, чтобы найти выход из правил. И наступает момент, когда исчезают все защиты и остается только ощущение мучительного холодка в животе. Я ничего не понимаю, не знаю, что делать с этим человеком. Удержавшись в этом состоянии, можно получить неожиданную гипотезу: какие-то детали начинают обрастать образами, кристаллизироваться, наполняться содержанием и оформляться в гипнотические формулы, советы. Поэтому очень важно случайное восприятие деталей, улавливание периферических знаков происходящего. В гипотезе часто меняется масштаб значений. Второстепенные признаки становятся ключевыми, направляют внимание терапевта и формируют инструменты воздействия.