Иван Фирсов - Морская сила(Гангутское сражение)

• Название: Морская сила(Гангутское сражение)
• Автор: Иван Фирсов
• Жанр: Историческая проза

Новый роман современного писателя-историка И. Фирсова посвящен становлению русского флота на Балтике и собы­тиям Северной войны 1700-1721 гг. Центральное место зани­мает описание знаменитого Гангутского сражения, результат которого вынудил Швецию признать свое поражение в войне и подписать мирный договор с Россией.

---

— Положение Европы изменилось, Франция по­теряла своих союзников в Германии. Швеция почти уничтожена и не может оказать вам никакой помо­щи… Я предлагаю Франции не только свой союз, но и мое могущество.

Да, теперь Петр мог на равных рассуждать и вести диалог с Францией, все еще могущественной на море державой.

Но надежды царя на союз с Францией между тем таяли с каждым днем. Потому Петр все больше при­слушивался к голосам, желавшим мира со Швецией.

Князь Келломари посетил царя не из-за простого любопытства:

— Ваше величество, я готов выступить посредни­ком в ваших усилиях по достижению мира с королем Карлом. К вам тяготеют в этом деле сторонники коро­ля Якова Стюарта. Герцог Лейд просит ваше величе­ство принять его.

Царь согласился, и Лейд вручил Петру послание Якова:

— В Париже, ваше величество, находится мать короля Якова.

Петр с почтением посетил престарелую наследни­цу свергнутых с престола Стюартов.

Не столько царь питал надежды на восстановление Стюартов в Англии, сколько преследовал свои цели — показать Лондону свою полную независимость и само­стоятельность во внешних делах.

Покидая гостеприимную Францию, царь не пре­минул высказаться Куракину:

— Сколь могу заметить, здесь простой народ на­ходится в большой бедности.

По пути в Амстердам, где его ожидала супруга, царь размышлял о закончившемся визите с некото­рой досадой. Несмотря на все усилия, не удалось от­влечь Францию от сближения ее с недавним против­ником, Англией. Правда, регент обещал на словах больше не оказывать помощи Швеции.

Об этом и дальнейших действиях, не теряя време­ни, Петр завел разговор с Куракиным:

— Покуда брат Карл начинает протягивать нам руку, не следует его напрочь отталкивать. Вишь, гишпанцы нам подсобляют. Якобитам интерес прямой к нашему миру с Карлом.

Английские секретные агенты в Амстердаме не спускали глаз с Куракина. Не ускользнули от них и частые встречи Куракина с испанским послом в Голландии Беретти Ланди. Об этом агенты доносили в Лондон, но проморгали беседы русского посла с пер­вым посланцем короля Карла. Больше того, вскоре Борис Куракин на прогулке в парке замка Лоо «слу­чайно» встретился с первым министром шведского короля Герцем.

Никто не знал о содержании их разговора, но в Пе­тербурге обрадовались донесению князя Куракина.

Король Карл согласился начать будущей весной переговоры на Аландских островах.

Для весомой поддержки дипломатов царь не забы­вал и о пушках. Апраксин получил указ «провет­рить» паруса, показать, кто хозяин на Балтике.

В начале июня генерал-адмирал поднял флаг на шестидесятивосьмипушечном линкоре «Москва». В кильватер ему, растянувшись на несколько миль, выстроились два десятка таких же красавцев. На вся­кий случай прихватили десант морской пехоты, де­вять тысяч человек. Эскадра крейсировала от Аланд далеко на юг, к острову Готланд. Неприятель не пока­зывался— видимо, недавний урок пошел впрок. Ап­раксину приглянулся Готланд, он впервые обошел его со всех сторон. Добрая сотня километров в длину, полсотни в поперечнике, высокие обрывистые берега, холмистые дали, поросшие сосняком. У приглубого берега, в устье реки, удобное место для десанта. К то­му же и пехотинцы засиделись.

— На берегу мирных жильцов не тревожить, — на­ставлял флагман бравого усатого полковника. — Еже­ли есть офицеры, солдаты — полоните. Попадется живность, скотина — гоните к берегу, наши матросы месяц сухарями кормятся.

Все прошло без заминки, высадка была бескров­ной, с берега доносились лишь редкие выстрелы. До­быча оказалась неплохой — десятки пленных, — а захваченный провиант целый день перевозили на ко­рабли, грузили талями на палубу живую скотину. В матросских кубриках запахло мясными щами….

Три месяца полновластным хозяином бороздила русская эскадра седую Балтику от Ревеля до Датских проливов. А шведские эскадры затаились, не показы­вали носа. Не остались русские моряки без трофеев. Однажды попалась и сдалась в плен без единого выст­рела двадцатичетырехпушечная шнява.

С окончанием кампании 1717 года на Балтике ус­тановилось затишье. На время смолкли пушки, заго­ворили дипломаты.

Барон Герц тайно приехал в Ревель. Отсюда он держал путь в Швецию. Так сподручнее было скрыть намерение сторон начать переговоры. Из Стокгольма он сообщил, что король готов начать переговоры, но надо условиться, кто на них будет председателем.

Отправляя на переговоры Андрея Остермана, царь повторил беспременные условия:

— Нам мир люб, но так, чтобы Ингрия, Ливония, Истляндия, Карелия с Выборгом навечно нам при­надлежали. На том стоять твердо. Прочее чти в гра­моте. Сноситься нарочным курьером, без мешкоты. Нынче и шведам по льду Ботники сноситься с нами сподручно…

Издавна, как пчелы на мед, слетались в Москву иноземцы, тянули за собой родных и близких. В свое время царь для воспитания дочерей скончавшегося своего брата, Ивана, определил немца Остермана, приехавшего из Вестфалии. Через лет семь в Москве объявился второй сын немецкого пастора, Генрих.

Привез его с собой Крюйс, соблазнил хорошим жа­лованьем, взял себе в секретари. Вдовая царица Прас­ковья нарекла его Андреем Ивановичем. Так бы и прозябал Генрих у Крюйса…

Спустя четыре года при смотре эскадры царем Крюйс представил тому своего любимца:

— Весьма прилежный чиновник, умеет писать важные письма.

Петр сразу спросил:

—    Акромя немецкого, каким владеешь?

—    Русским, ваше величество, голландским, ла­тинским, французским, италианским.

Петр удивленно покачал головой и тут же распоря­дился Крюйсу:

— Отошли его к Головкину в Посольский приказ, там он более пользы сослужит.

С той поры и пошел Генрих Остерман в гору. Смы­шленого переводчика царь брал с собой при наездах за границу, иногда прихватывал и на корабли…

Основной королевской фигурой на переговорах стал Герц. Потому и послал туда царь Остермана. Не­мец с немцем быстрей найдут общий язык.

На деле вышло, что шведы не торопятся начинать разговор о мире.

Знал Петр, что в Стокгольме немало противников мира с царем. Королевский Совет да принцесса Уль-рика не скрывали своего раздражения политикой Карла. Об этом не раз вспоминал в своих донесениях Долгоруков. Князь Куракин узнал, что и в Лондоне всполошились, узнав о желании Карла к замирению с Россией.

В Стокгольме появились английские эмиссары и предложили королю:

— Англия поможет вам кораблями и деньгами и готова заключить союз против России…

Король колебался, начало переговоров с русскими затягивалось. Четыре месяца Остерман томился ожи­данием на острове Сундшер, и наконец в середине мая конференция, как называли переговоры шведы, от­крылась.

Выслушав предложения царя, Герц отправился в Стокгольм, на доклад королю…

Еще не раз мчались гонцы в Петербург, Герц наве­дывался к своему королю, а Остерман ездил за сове­том к царю.

В Стокгольме в открытую говорили, что немец продает Швецию за русское золото. И действительно, со стороны казалось, что только первый министр и ко­роль заинтересованы в мирном исходе.

Петр торопил Остермана. В Петербурге Апраксин посоветовал Петру:

— Для устрашения шведов, дабы скорее склонить их к миру, надобно к Аландам галерный флот напра­вить.

Петр на мгновение задумался. Со дня на день ре­шится судьба его сына Алексея. После возвращения из Неаполя он поначалу раскаялся, но не во всем. Заго­вор против Петра открылся позднее. Теперь, собствен­но, участь его определена. Не жилец он на этом свете…

— Готовь, генерал-адмирал, эскадру и галерный флот. Двинемся в море. Слышно, англичане свою эс­кадру в Балтику снаряжают.

В дни, когда в Петербурге допрашивали царевича, на Котлинском рейде шаутбенахта Шелтинга хватил апоплексический удар. Петр приехал к нему на ко­рабль, покрутил головой — контр-адмирал лежал в беспамятстве, дни его были сочтены.

Возвратившись на «Ингерманланд», Петр медлен­но прошелся по шканцам, поднялся на ютовую надст­ройку, у среза кормы оперся о резные перила. В по­следние дни на берег его не тянуло.

От пылающего, удаляющегося к горизонту диска солнца по зеркальной поверхности воды тянулись ба­гряные полосы. Корму изредка приподнимала легкая зыбь, на руль то и дело чуть слышно наплескивались случайные, шальные волны.

О чем размышлял флагман русского флота, любу­ясь красотами вечерней панорамы? О бренности жиз­ни, личной трагедии, заботах о державе, которую на­конец-то разглядела Европа на просторах Балтики. Наверное, и о море, таинственно-грозном и непред­сказуемом в бурю и обворожительно-притягательном в часы умиротворения и покоя, как сейчас. Редко вы­падали в его жизни такие блаженные мгновения.

И думы — залетные журавли —