Мартин Эмис - Информация

• Название: Информация
• Автор: Мартин Эмис
• Издательство: «Издательство «Эксмо»
• Жанр: Современная проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-699-868-8

Знаменитый автор «Денег» и «Успеха», «Лондонских полей» и «Стрелы времени» снова вступает на набоковскую территорию: «Информация» — это комедия ошибок, скрещенная с трагедией мстителя; это, по мнению критиков, лучший роман о литературной зависти после «Бледного огня».

Писатель-неудачник Ричард Талл мучительно завидует своему давнему приятелю Гвину Барри, чей роман «Амелиор» вдруг протаранил списки бестселлеров и превратил имя Гвина в международный бренд. По мере того как «Амелиор» завоевывает все новые рынки, а Гвин — почет и славу, зависть Ричарда переплавляется в качественно иное чувство. Теперь он готов поставить на карту все, чтобы уничтожить автора «Амелиора» в том или ином смысле…

---

Слово «плагиатор» означает «похититель, соблазнитель», и, следовательно, Ричард мог приплести сюда и женщин. Гильду, Одру Кристенберри и, может быть, Белладонну. Жаль, что Одра не замужем и что Белладонне, скорее всего, уже исполнилось шестнадцать. Ричарду приходилось повторять себе снова и снова, что портрет должен пройти еще одно испытание (он видел, что основной вариант этого испытания почти наверняка не выдержит): очерк должны были утвердить к публикации. Никаких заказных убийств, покорно благодарю: он уже и так на это поистратился… Деми в портрете могла остаться, но общая форма статьи требовала, чтобы он обошелся с ней мягко. Ричарду, в общем-то, никогда не хотелось распространяться на тему о том, что Деми спала с неграми за бесплатную дозу кокаина, но он совершенно определенно собирался расширить отрывок, где она говорит, что писанина Гвина — или Тада — дерьмо.

Большим и указательным пальцами Ричард массировал правый локтевой сустав. Белладонна: во что она верила… Мелкие капли пота выступили на предательской верхней губе, изобразив нечто вроде головоломки «соедини по точкам». В плане Ричарда — он и сам это знал — были свои недостатки.

Ричард напевал знаменитые строки Уильяма Данбара, обращенные к ненавистному поэту-сопернику, которого автор называет попрошайкой, лжецом, предателем, вором и другими неприятными эпитетами.

Одна из птиц, поселившихся в прокуренной зелени за окном кабинета, похоже, научилась подражать автосигнализации — петляющему звуковому лассо. Разные автомобильные сигналы принадлежали к разным типам, к разным жанрам: ворчливые, истеричные, возмущенные. Существовал даже автомобильный сигнал в стиле постмодернизма, он выдавал сразу целый набор трелей — звуковой конспект по всем остальным автомобильным сигналам. Рано или поздно все лондонские птицы его разучат.

Ричарду нравился Стив Кузенc, потому что он был героем романов будущего. В литературе, как и в жизни, все будет становиться менее и менее невинным. Насильники восемнадцатого века служили романтическим примером веку девятнадцатому; люциферы-анархисты девятнадцатого превратились в ланселотов-экзистенциалистов двадцатого. И так оно и пойдет дальше, пока… не появится Дарко: изголодавшийся поэт. Белладонна: выпавший из гнезда птенец. Кузенc: свободный дух и бич высокомерия. Ричард Талл: славный малый и непонятый неудачник.

_____

Деми стояла рядом с телефоном. Она стояла спиной, но Гвин, проходя мимо, увидел ее отражение в зеркале: бесстрастно склоненную (над ежедневником) голову, съехавший набок воротник рубашки, выглядывающий цветной бюстгальтер. Теперь и Деми могла видеть Гвина: в новом черном тренировочном костюме он был похож на водолаза.

— Урока не будет, — произнесла Деми.

— Что? А, ты про вождение.

— С Бацем произошел несчастный случай.

— Дорожная авария?

— Он упал. Разбился. Он иногда попадает в аварии, потому что старается выделывать разные сложные штуки. Но, должно быть, все очень серьезно. Они предложили мне Джеффа. Но я хочу Баца.

Гвин смотрел на нее с подчеркнутой терпимостью. На самом деле ему страшно хотелось пойти на кухню и поболтать со своим любимым телохранителем Филом. Но Гвин задержался — он был так мил с женой. Он был на удивление мил с Деми. Он даже обнял ее. Почему? Потому что теперь все было по-другому. Но что она сделала, чтобы это заслужить?

Накануне вечером за ужином Гвин, причинив значительный ущерб своей чувствительной натуре, все-таки вынудил Деми сказать:

— Ты меня ненавидишь. За что?

— А как должен… Что должен чувствовать человек в таких случаях? Когда его жена, его собственная жена… смеется над самой его сутью. Над источником его жизненных сил. Над тем, что придает его жизни смысл. Когда она надсмехается над его душой?

— Честное слово, я не понимаю, о чем ты.

Минуту назад Гвин чуть не расплакался, чуть не погрузился в бездну жалости к самому себе. И это было приятное чувство: расслабляющее, чувственное, теплое. Он откинулся на спинку стула, задрал подбородок, прикрыл глаза и сказал:

— Ты сказала Ричарду, что я не могу писать ни за что.

— Ну, да.

— Вот видишь.

— Но это так!

— Вот видишь.

— Но это так.

— Полагаю, следующий шаг — развод.

— Но это ведь так очевидно.

— Я передаю дело своим адвокатам.

— Извини, если этого не следовало говорить при посторонних.

— Переезд займет у меня пару дней. Надеюсь, я могу рассчитывать на обычную любезность…

— Погоди. Честное слово, я не понимаю, почему ты так злишься. Дай вспомнить. — И снова все комментарии и пунктуация отразились на лице Деми: скобки, курсивы. — Мы говорили о том, сколько тебе платят. Не за романы, а за журнальные статьи. В смысле, сколько стоит слово.

И Ричард сказал, что это куча денег. А я сказала, что не можешь же ты писать ни за что. Что в этом плохого?

— …Иди сюда и поцелуй меня. Ах ты, моя деточка. Ты хотела сказать — за гроши, любимая. Не ни за что. А за гроши.

Через несколько секунд Гвин вдруг севшим голосом обещал Деми, что однажды, скоро, он сделает ей сыновей. И он провел ночь в хозяйской спальне, и даже, может быть, занялся бы с ней любовью — нежно, со слезами, отпуская ей все грехи, если бы не чувствовал себя таким усталым и не боялся, что она забеременеет. Деми рассказала ему еще кое-что о тех выходных в Байленд-Корте: кое-что доставившее Гвину неописуемое удовольствие. «Подобно всем писателям, Барри часто находился во власти своего…» «Видя, как просветлели глаза мужа, она поняла, что…» «Сверхчувствительный, но всегда готовый простить, он никогда не смог бы…»

Теперь Гвин был настроен шутливо.

— Бац не может водить ни за что, — сказал он. — Верно, любимая?

— Ну, ставка у него довольно высокая.

— А вот и он.

Минуту спустя Ричард стоял в холле, в шортах, плаще, с ракеткой, с кием в футляре; верхняя одежда была сложена в новую дешевую спортивную сумку, очевидно сделанную из пластика (а может, и того хуже). Деми поцеловала Ричарда. Вид у него был потерянный.

— Агнец, которого ведут на заклание, — сказал Гвин.

— Мы что, всерьез это затеяли?

_____

В «саабе» Гвина Ричард сел на заднее сиденье. Прямо перед ним на переднем сиденье сидел телохранитель Фил. Должно быть, приятно, подумал Ричард, чувствовать себя (и смаковать это чувство) ответственным за всю эту тревогу, издержки, неудобства и нелепую экзотику. Но автор «Амелиора» и «Возвращенного Амелиора», всегда несносный своей доверчивостью и адаптивностью, очевидно, погрузился в мир телохранителей: в лице Фила Гвин обрел нового управляющего реальностью — вроде того юного пиарщика, только накачанного. Выяснилось, что Гвин даже ходит в спортзал, чтобы потренироваться с коллегами Фила — Саймоном и Джейком. Гвин вел машину, по-мужски грубо ругаясь. Он даже опустил стекло, чтобы наорать на кого-то, кто посмел вторгнуться на его территорию. Еще одна категориальная ошибка. Тише, пожалуйста! На дороге мы можем думать, что ругаем других. Но что такое дорога? Монолог — вот единственно подобающая форма для этого места, потому что на самом деле мы ругаем самих себя. Ричард не жалел о том, что он не водит машину; он не жалел о том, что не подключен к городу. Но ему было жаль, что он лишен возможности ругаться. Он жалел, что не принадлежит к числу этих болванов в их вонючих грудах металла и что он не ругается — не клянет самого себя.

Когда они пристроились в хвост машин у Мраморной Арки, Гвин откинул голову назад и сообщил Ричарду, что Фила выгнали из спецназа за чрезмерную жестокость. Фил снисходительно хмыкнул. Кожа у Фила от искусственного загара выглядела словно резиновая, губастый рот с металлическими коронками на зубах и светлые глаза; на вид он был ровесником Гвина и Ричарда. Полное имя Фила было Фил Смоукер (то есть Курильщик). Ричард подумал, что, будь у него фамилия Курильщик, это могло бы избавить его от многих неприятностей, особенно в Америке. Или, скажем, Ричард Куряга. Фил курил — закурил и Ричард. Гвин посвящал Фила в историю их многолетнего соперничества — на теннисном корте, за бильярдным столом, за шахматной доской.

— Но сегодня я задам ему жару.

— Он ни разу меня не обыгрывал, — сказал Ричард.

— Спорт, — откликнулся Гвин, — дает человеку возможность разрядиться. Таких сфер уже не много осталось. Спорт. Секс. Искусство.

— Ты забываешь о несчастьях окружающих, — сказал Ричард. — О томном созерцании несчастий окружающих. Не забывай об этом.

На этот раз они ехали не в «Колдуна», а в «Ирлич».

— Я плачу за все это, — сказал Гвин. — Мне придется заплатить и за тебя как за гостя. Ну а ты можешь, по крайней мере, купить мячи.

Фил внимательно наблюдал за ними, пока они выходили со стоянки, потом он бросил еще несколько внимательных взглядов вокруг, а потом уселся и развернул газету. Что эти телохранители действительно умеют, подумал Ричард, так это пялиться. Он купил мячи: мячи были шведские и стоили безумных денег. Когда они спускались по прохладному зеленому переходу к своему корту, Гвин остановился и сказал: