Лев Линьков - Капитан "Старой черепахи"

• Название: Капитан "Старой черепахи"
• Автор: Лев Линьков
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1959

В книгу Льва Линькова вошли повесть "Капитан Старой черепахи" о борьбе с контрреволюционным подпольем на юге страны в первые годы Советской власти, и цикл "Пограничные рассказы" о борьбе пограничников с врагами советской власти.

М., Молодая гвардия, 1959

Художник К. Кащеев

---

Долго ли еще они будут жить здесь, в снежном плену? Впереди еще половина января, февраль, март, половина, а может быть, и весь апрель! Закир гово­рит, что раньше весны новый мост едва ли построят. Наверное, на заставе давно решили, что они погибли. Возможно, так и написали маме, а если и не написали, то что она думает, бедная, не получая от него писем?

Невеселые мысли теснились в голове. Что это за жизнь, если ты, человек, сознательное существо, царь природы, каждый час, каждую минуту только одного и хочешь: есть, есть, есть? А ведь кто-то где-то смеется сейчас; кто-то где-то читает стихи, слушает оперу; кто-то где-то целует любимую... На заставе, наверное, сей­час смотрят какую-нибудь кинокартину...

— В шахматы будешь играть? — спросил Закир.

— Не хочу, — буркнул Клим.

— А как думаешь, кто победил в матче — Смыс­лов или Ботвинник? — снова спросил Закир. Он был заядлый шахматист и довольно сносно вырезал фигу­ры из корня арчи.

— Надоел ты мне со своими шахматами! — с доса­дой поморщился Клим. — Не все ли тебе равно, кто победил, — важно, что чемпионом будет наш, совет­ский гражданин.

— Почему все равно? — удивился Закир. — Я за Смыслова болею, хочу, чтобы Смыслов был чемпио­ном.

Ничего, ровным счетом ничего не знали Клим, За­кир и Федор о том, что происходит в большом, огром­ном мире! Возможно, в Корее снова началась война: Ли Сын Ман, эта американская марионетка, грозился пойти в новый поход на север. Возможно, во время ве­ликого противостояния Марса ученые выяснили, есть ли на Марсе жизнь. Возможно, Михаил Шолохов за­кончил уже роман «Они сражались за Родину».

И, наверное, к Октябрьской годовщине пустили Горьковокую гидростанцию, и новое Волжское море разлилось чуть ли не до Ярославля; наверное...

Ничего не было известно здесь, в снежном плену у Большой зарубки... У зимовщиков на полярных стан­циях есть радио, а они трое живут, как снежные робинзоны, самые настоящие робинзоны...

Высокая скала загораживала чум от ветра, тяга была плохой, и дым от очага ел глаза, першило в горле.

Клим забылся, наконец, что-то несвязно бормоча и вскрикивая во сне, и не слышал, как Османов ушел сменить Потапова.

Федор разбудил Клима как обычно, в семь утра. Они вылезли из чума в одних гимнастерках, умылись

снегом.

— На зарядку становись! — скомандовал Потапов.

— Не могу я, — отказался Клим. — Какая там еще зарядка! Словно пудовые гири привязаны к рукам и ногам.

— А ты полегоньку, полегоньку, — настойчиво ска­зал Федор. — Иначе совсем раскиснешь...

Вернувшись в чум, они позавтракали остатками вчерашнего ужина, выпили по кружке горячего хвой­ного отвара из кедровых ветвей. Отвар был горек, как хина, но, как ни противились было поначалу Клим и Закир, Потапов заставлял их ежедневно поглощать по три кружки этого горького пойла.

— Или хотите подхватить цингу? — недобро усме­хался Федор. — Хотите, чтобы у вас распухли десны и вывалились зубы? В хвое, братцы мои, содержится ви­тамин С...

Потапов был неистощим, каждый день придумы­вая какое-нибудь новое дело. По восемь часов в сутки каждый из них стоял на часах на «Пятачке-ветродуе». Это было утомительно для них, истощенных, всегда почти голодных, но Федор не считался с усталостью.

— Что толку для организма в том, что мы стоим на одном месте? — говорил он. — Организму нужно движение, без движения мышцы станут хуже тряпок. Тебя устраивает, чтобы ты был мешком, набитым ко­стями? — ощупывал он жидкие бицепсы Клима.

И они работали. Заготовляли впрок топливо, лазая по скалам, сбрасывали с площадки «Здравствуй и про­щай» в пропасть снег, расчищали тропу к леднику, укрепляли камнями откос, вырубали из слежавшегося твёрдого как лед снега кирпичи и выкладывали из них барьер над ущельем.

Котелки и тарелки у них всегда сверкали, каждую неделю стиралось белье и до блеска начищались пуго­вицы и пряжки ремней.

Пуговицы... Надолго запомнились Климу солдатские пуговицы!

Как-то он колол дрова для очага и потерял пугови­цу от гимнастерки.

— Степы-растрепы мы, а не пограничники! — сер­дито, почти зло бросил Потапов. Он сразу, едва Клим успел забраться в чум, заметил, что у того не хватает третьей пуговицы сверху.

Долго копался Клим в снегу, на морозе, пока не нашел ту злосчастную пуговицу.

Хорошо еще, что у него не росли пока усы и боро­да, а только юношеский пушок чернел, над верхней гу­бой, а то и ему, как Закиру, пришлось бы через день бриться. Сам Потапов брился каждодневно.

В первые недели Клима раздражали, даже возму­щали «выдумки» сержанта. Казалось просто-напросто несправедливым, что Потапов не разрешает им вволю отдохнуть и выспаться. Кто дал ему такое право?

— Больше семи часов спят только старики и леже­боки, — непререкаемо изрекал сержант.

Однако постепенно Клим втянулся в заведенный Потаповым распорядок, привык к нему, и работа, бывшая вначале в тягость, представлявшаяся бессмыслен­ной, воспринимаемая как. проявление упрямства и едва ли не самодурства Потапова, стала привычной, даже необходимой — в работе быстрее бежало время. К тому же Клим чувствовал, что и в самом деле мыш­цы его стали куда крепче, и то, что вчера еще каза­лось непосильным, выматывающим, сегодня не пред­ставляло уже такой трудности.

Если бы не этот проклятый разреженный воздух, если бы не почти постоянное ощущение голода...

А сержант Потапов, мало того, что все они охраня­ли- Большую зарубку и занимались физическим тру­дом, ввел ежедневный учебный час. Еще в конце ок­тября он сказал:

— С первого ноября станем заниматься боевой подготовкой.

Поочередно, то с Закиром, то с Климом, он повто­рял на память устав пограничной службы, изучал ору­жие и добился того, что оба они с завязанными гла­зами разбирали и собирали автоматы и пистолет. Про­ложив в снегу контрольную лыжню, сержант сам «нарушал» ее различными способами и требовал, что­бы Клим и Закир точно и быстро определяли, когда именно прошел «нарушитель», как он шел, к каким уловкам прибегал, запутывая и маскируя свои следы. Нарушители... Какие нарушители границы могут быть сейчас здесь, в заваленных снегами горах? Кто сюда пойдет? Зачем?

Клим недоумевал, он просто-напросто не мог по­нять сержанта Потапова: дети они, что ли, чтобы иг­рать сейчас в нарушителей? Почему бы им не попы­таться самим пробраться к заставе? Однажды он так прямо и сказал Потапову.

— Прибудет смена, тогда и уйдем, — нахмурился Потапов.

— Не пройти им, нам сверху легче спуститься, — попытался настаивать Клим.

— Как это не пройти? Пройдут! Да ты знаешь, о нас не только старший лейтенант Ерохин тревожит­ся, — о нас и в отряде и в округе беспокоятся!

4

В один из вечеров, когда Потапов ушел в заслон к Большой зарубке, Клим и Закир сидели в чуме у очага. Климу было тоскливо, и он тихонько запел:

То не ветер ветку клонит,
Не дубравушка шумит, —
То мое сердечко стонет,
Как осенний лист, дрожит.

Закир вскочил:

— Перестань!

— Почему это?

— Перестань, говорю! — разгорячился Осма­нов. — Зачем сердцем плачешь? Совсем плохо!

— Круглые сутки петь буду! — вскипел Клим. — Понимаешь? Круглые сутки! — И тотчас подумал: «А ведь Закир прав, и без того тяжело на душе!»

— Ну ладно, ладно, остынь, — через силу улыб­нулся он.

Закир покачал головой.

— Ай-ай, ты барс, настоящий барс. Я думал, с Волги тихий человек приехал. Зачем кричишь? Не­хорошо!

Закир замолчал. Клим с любопытством посмотрел на товарища: «О чем он сейчас думает? О доме, о родных?»

Османов был неразговорчив, в его скупых сужде­ниях Клима всегда удивляла какая-то, как ему ка­залось, не по возрасту холодная рассудительность. Клим мечтал стать художником и не раз расска­зывал друзьям о своей мечте, а кем хочет стать Закир?

— О чем, Закир, думаешь? Османов помешал палкой в очаге.

— Большая дума есть. Совсем большая! — гла­за его заблестели. — Машину хочу сделать, замеча­тельную машину: идет нарушитель, подошел к гра­нице, а наш товарищ начальник старший лейтенант Ерохин все видит. Сидит на заставе и все видит. Ско­ро думает, куда Закира послать, куда тебя послать. Телевизор такой хочу придумать!

— Как же ты такую машину сейчас сделаешь? — усмехнулся Клим.

— Зачем сейчас? Учиться буду, для другого то­варища старшего лейтенанта Ерохина машина будет работать, другой Закир в горы пойдет.

Османов опять замолчал, и было слышно, как по­трескивают в огне кедровые ветки.

— А потом обязательно другую машину сде­лаю, — мечтательно произнес Закир, — чтобы арык копала машина.

— Велосипед изобретешь? — снова усмехнулся Клим. — Это же экскаватор!

— Зачем экскаватор? — пожал плечами Закир. — Совсем другую машину хочу сделать. Быстро идет, землю копает, дамбу делает — все сразу. У меня тут эта машина, — постучал он пальцем по голове. — Всю машину вижу. Вот о чем думаю. Народу хорошо будет.