Юрий Милославский - Укрепленные города

• Название: Укрепленные города
• Автор: Юрий Милославский
• Жанр: Современная проза

Автор замечательного романа «Укреплённые города» и сборника столь же прекрасных рассказов. Сильный поэт. Оригинальный и резкий мемуарист. Тонкий исследователь отечественной классики.

Как получилось, что мы его прозевали?

Да вот так и получилось. Журнал «Дружба народов» начал публиковать его роман ещё в 1992 году, да так и не закончил.

Вероятно, из-за протестов «прогрессивной общественности»; но ЖЖ тогда не было, протестовала общественность главным образом по телефону, интриговала тоже. Письменных следов этой чрезвычайно успешной спецоперации не сохранилось.

В романе «Укреплённые города», вообще-то любовном, Милославский весьма нелицеприятно отозвался о московских диссидентских (и еврейско-диссидентских) кругах — и сделал это одним из первых, если не самым первым.

Хотя в том же ряду следует упомянуть роман Фридриха Горенштейна «Место», роман Владимира Кормера «Наследство», несколько повестей Леонида Бородина и, разумеется, весь корпус творческого наследия Александра Зиновьева. Пару лет назад эту компанию пополнил «Учебник рисования» верного зиновьевского ученика Максима Кантора.

А прервали в публикации одного Юрия Милославского!

Причём прервали смешно: в первой (опубликованной в журнале) части дело происходит в Москве, во второй (неопубликованной) — на Земле обетованной, и выдержана она в духе здорового израильского патриотизма на фоне личных страданий.

И, казалось бы, не нашей прогрессивной общественности протестовать против израильского патриотизма, а вот поди ж ты!

И ещё один горький парадокс: в Сети роман доступен лишь на личном сайте пламенного израильского антипатриота и антисиониста Израиля Шамира.

В.Топоров

---

Географическая идиотка Верста умела уезжать только с Центральных Станций. А существуют и другие пути — вот хоть бы отсюда, с Лунцевой улицы.

Восьмиместный, — считая водителя, — «Мерседес» готов к отъезду. Привилегированное место на облучке, я — шибанув дверцею по предплечью законного претендента, — застолбил для Версты: чтобы никто ее с боков не зажимал, не обкуривал, чтобы ноги ей было — куда протянуть.

…

Сгустись, Анечка, над Верстовой постелью — и скажи…

Другой вариант: делегация. Представительная делегация тех, кто любил меня, кому я жизнь надрезал и себя привил. Делегация протягивает к Версте руки с разномастным маникюром; мужьишки с потрошней ждут за воротами; делегация всех времен и народов. Одеты — анахронически.

— Люби его, люби его. Пусть наши слезки ему не отливаются…

Салон интимного массажа «Суламифь» принимает посланниц из далекой-заснеженной-загадочной…

— Любите Витю — и зачтется вам!

…

Предавай меня, свет мой, близнец мой, сон мой детский.

Учил когда-то сумасшедший человек, как надо женщин привораживать: делается восьмигранник из чистой меди; на каждой грани имя твое начертать арамейскими буквами. Произнесть некоторые слова… Но — не помню, разучился. Да и человек тот — вены себе осколками собственных окуляров перерезал, когда волочили человека — в ментовку.

14

Уровень Арнон принимал сам. Всех остальных принимали то Бен-Хорин, то Шахар. Уровень — производство двух враждебных учреждений. Враждуем, но уважаем. Берет враждебное учреждение ведерко желтозеленой глины — и лепит уровень. Создает. Продержит сколько нужно, чтобы подсохло, — и отсылает к нам. А мы оживляем.

Московские сведения дополнены и скорректированы — дабы оживить, кого следует и как следует.

…один дурак предложил фиксировать количество подписей под открытыми письмами: сколько у кого. Разве важно — сколько?! А если письмо бессмысленно резкое, позволяющее начать репрессии за клевету на их Строй?! Люди, занятые основным — Борьбой-за-Выезд — такое письмо не подпишут. Мы не должны рваться в советскую тюрьму, мы должны рваться из советской тюрьмы — по-русски звучит не так, чтобы гладко, но эту фразу Арнон повторял на всех мыслимых совещаниях, на всех мыслимых языках…

Арнон и рад был бы никого не принимать. Он знал, что принятые им активисты сразу же попадают в новый ряд. Уровень создавал уровень. И с того уровня начинались обиды — также идущие рядами. Служба-По-Специальности? Можно. По Специальности Активного Борца? Можно, «…но еще томятся на чужой и враждебной территории мои братья: и пока они не воссоединятся со своими близкими, я ни на минуту…»? Можно. На — бери, не ной. Три первых года подряд — можно. Встретишь любого зачуханного конгрессника: здесь, там… Но не всю жизнь!

Тогда взрывались обиды первого ряда: лезли на прием к парламентским, к министерским, создавали консультативные советы.

Второй ряд: обращения к лидеру коалиции и к лидеру оппозиции. Оригинал — в коалицию, копия в оппозицию. Требовали создать консультативные советы с решающим голосом.

Третий ряд обид: «…даже если бы на посту г-на Литани находился советский агент, он не решился бы действовать столь преступно, опасаясь разоблачения. Вина за Провал-Интеграции-Новоприбывших лежит на…»

Ну, парень — видишь? Вот я — пятьдесят восемь лет, две войны, одна жена, трое детей. Согласен с тобой: я старая скотина, полубезумный неграмотный тайный советник, рухлядь. Договорились? Но доносы — некрасиво… В России ты ж на своих соперников по Борьбе доносы в ВДНХ не писал? Или писал? Не знаю… Хоть я и советский агент, а не знаю. Вот кто из вас слегка постукивал — правильно я выражаюсь? — знаю. На здоровье. Представь: все, как тебе хочется — поверили тебе, назначили тебя мною. Но неужели ты хотел бы загнать меня в наручники?! Не жалко? За шпионаж в пользу враждебной державы и у нас пожизненное дают… Не жалко? Знаешь молитву «Боже, полный милосердия»?..

Будь готов! Всегда готов!

…

Этот. Светло морковный с курчавинкой. Выдающийся инженер. Оборонное значение. Руки лапшой. А мои — полковничьего боевого литья с маленькими круглыми кулаками. Позвольте представиться: старая скотина, советский шпион, законсервированный еще Ежинским… виноват, Ежовским… виноват, Ежовым. По его приказу сотворил я это несусветное Государство и заманил в него — тебя. Попались мы — призвали нас с Запада и Востока, Югу сказали: «Отдай!» и Северу: «Не удерживай!»…Перепутал страны света, но ты не бойся, ибо я с тобой.

— Как дела, Михаил Борисович?

— Отлично.

— Что будем пить?

— Апельсиновый сок. Когда я пью его, то понимаю, что наконец-то дома.

— О, вы поэт. Пушкин, Лермонтов, Есенин, да?

— Бялик лучше… Кстати, в Союзе мало его сборников. Нельзя ли устроить засылку? Лучше с промежутками в месяц, небольшими партиями…

— Обсудим-обсудам. — И на солдатском: Гади, апельсиновый сок для господинчика, а для начальника-засранца… то же самое. — И на русском:

— Вы поняли, что я сказал?

— Общий смысл уловил совершенно ясно. Практически все понял. Мы работали по второй части «Тысяча слов»…

— Ты хочешь — поговорим на Святом Языке, Михаэль?

— Я говорю не очень хорошо теперь.

— Нет, вы прекрасно говорите! Всего пол года в Стране, да еще три месяца разъезжали… Устали? Не даем мы вам отдохнуть.

— Некогда отдыхать. Думаю присмотреться к Службе-по-Специальности, но надо ребят вызволять.

— Выз-во-лим. Вас вырвали — их тоже выдерем с зубами… Правильно я выражаюсь?

— Точнее будет: выдерем зубами, без «с».

— Немножко научусь. Пять лет назад я и не представлял, что когда-нибудь пригодится мой русский…

…Настолько я старый советский шпион, что и язык позабыл. Расскажет он мне сколько у него накопилось — и тотчас свершится переворот. Арнона Литани расстреляют, а Михаэля Липского… Ну нет, фамилию придется тебе обновить до полной неузнаваемости! Вот, скажем, из этой дряни — «Эксодуса»: читал, надо думать, в Москве… Передаст ему свою фамилию главный герой-суперменш, одержимый сосредоточенным идиотизмом — Бен-Ами. Сын-Моего-На-рода, если перевести…А Михаэля Бен-Ами назначает вместо Арнона Литани советским шпионом. И все будет превосходно…

— Михаил Борисович, я заранее прошу прощения — сегодня у нас полного разбора дел не получится. Предлагаю: сегодня обсудить что-то маленькое, но вам от нас нужное, а большую встречу мы назначим на конец месяца. Извините? Прошу.

— Я понимаю э-э-э-э степень вашей занятости, господин Литани. Но в таком случае я, собственно, не слишком уверен, что стоит теперь ограничиться…

— Не надо уже сердиться. Мы не такие сволочи, как может показаться, но и не такие святые, как казалось вам оттуда… Будет хорошо?

— Будет замечательно. Есть незначительная на первый взгляд деталь — мы готовим сборник открытых писем. Предварительное название «На Родину». Проблема такого порядка… Имеется несколько писем, где указаны подписи лиц…нехарактерных для Движения в целом. Фрагментарность их участия в Борьбе, чрезмерное увлечение демократическим аспектом, отгороженность от основной массы, то есть — от ядра…

— Я понял, я понял. Давайте нам список, посмотрим…

Список у него с собой. Не читая, подпишу — отправим всех упомянутых в крематорий. Я пойду впереди. Именем народа!!! — Я бы хотел, чтобы вы его проглядели вчерне э-э-э в моем присутствии. Вы уловите принципы нашего отбора…

— Уловим. Давайте сюда.

…,…,…,…,…,…,…, Розенкранц Анна Давидовна,…,…,…, Розенкранц…, Анна…, Давидовна…, Розенкранц Анна Давидовна. Розенкранц Анна Давидовна…

— Розенкранц Анна Давидовна.

— Да-да?

— Список мужской. Одна женщина…

— А… Это москвичка, землячка в какой-то степени. Случайный человек… Ее муж, я бы сказал, морганатический муж — Святослав Плотников, деятель диссидентского крыла русских национал-демократов, опасаясь ареста, вынужден был уехать. Вот и, собственно… Ее подписи… А у нас тогда каждый голос был на счету… Но в перспективе сборника, мы считаем, должно создаться четкое представление…

— Будет полный порядок в танковых частях. Ваше желание — понял. Это правильно, что вы хотите сделать. Телефон ваш у нас есть, а московский слава Богу, пора вычеркнуть… Так что…

— Вы представляете, я уже забыл свой номер в Москве.

— Только так, только так, Михаэль. Только так! — Левкин лозунг. Левка, ты всегда был дурак, но сегодня — замолви за меня… Благодарю Тебя, Боже, полный милосердия за… Я не знаю, что Ты задумал, что Ты сделаешь со мною. Дал мне дожить до сего дня. Розенкранц Анна Давидовна — Миркина дочка?! Я сейчас — Ты ж не пошутишь так надо мною, пощадишь? Слышу, как Ты отвечаешь: «Пощажу». Недели на две заберу ее к себе — Това обрадуется. Делать ей у нас нечего — скучно… У Гади есть какая-нибудь компания… Шелопайская. Для еврейской девочки из России? Она будет стесняться… Я сейчас, я сейчас.