Майкл Чабон - Тайны Питтсбурга

• Название: Тайны Питтсбурга
• Автор: Майкл Чабон
• Издательство: Амфора
• Жанр: Современная проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-94278-863-4, 0-06-097212-2

На пороге лета Арт Бехштейн ждет головокружительных событий. Он даже не догадывается, что скоро случайное знакомство перевернет всю его жизнь.

---

— Нет, — сказал я вслух. — Не сдавайся. — Но я все еще продолжал самозабвенно мечтать о тех местах, куда мог бы поехать, и о простой жизни, которую вел бы там, когда, подойдя к двери, услышал телефонный звонок.

— Как Латроуб? — спросил я.

— Ты гулял?

— Да, гулял… — Я уже собрался было солгать, но тут же с удручающей ясностью увидел последствия любой глупой лжи, которую мог сплести. Я только снова втянул бы себя во всю эту утомительную чепуху с вождением за нос Артура и Флокс. Я вздохнул, посмотрел на часы и сказал, что ему стоит прийти ко мне.

— Нет, — произнес он. — Давай лучше встретимся где-нибудь в городе.

Артур теперь присматривал за домом профессора-политолога, который жил на одном из холмов в северной части Окленда, и мы встретились на полдороге, у памятника Иоганну Себастьяну Баху, перед Институтом Карнеги, недалеко от Фабрики по Производству Облаков. Было довольно-таки прохладно для летней ночи; я дрожал, жалея, что не надел чего-нибудь потеплее трикотажной рубашки, жалея, что мы стоим так далеко друг от друга, на тротуаре под огромным зеленоватым Бахом. Еще мне было жаль, что между нами холод и что даже при самом хорошем раскладе он не может просто обнять меня и прижать к себе, потому что это Питтсбург и Иоганн Себастьян и нас могут увидеть. Так мы и стояли, засунув руки в карманы, два молодых человека, борющихся за свою любовь, на грани разрыва.

— Я спал с Флокс, — сказал я.

— О боже. Давай пройдемся. — Он явно одевался в спешке: обувь не подходила к одежде, рубашка была заправлена в брюки лишь наполовину. Он наверняка уже лежал в кровати, когда решил мне позвонить. Должен признаться, что именно в ту минуту, когда я выпалил эти слова и его небритое, поросшее редкой щетиной лицо скривилось, выразив что-то вроде жеманной досады, я впервые понял, что чувств, в которых собирался признаться, больше нет.

— Как это произошло?

— А ты как думаешь? — огрызнулся я, недовольный тем, какое направление принял разговор. — Нет, Артур, извини. На самом деле все было очень странно. И я сам не все понимаю.

Мы прошли мимо бронзового Шекспира с его высоким выпуклым лбом и Стивена Фостера, чей слух вечно услаждает бронзовый негритенок с банджо.[56] Я понял, что мы направляемся в наше обычное место над Потерянным Районом. Так и вышло. Мы молча добрели до него и облокотились о перила. Небо, накаляясь, полыхало оранжевым вдали, у металлургических заводов на юге, словно там сражались боги вулканов или, чудилось мне, наступил конец света — этот оранжевый был таким измученным и безысходным.

Он крепко сжал мой локоть и развернул меня лицом к себе. И снова, как прежде в этот день, я ожидал увидеть злобу, и снова обманулся в своих ожиданиях.

— Арт, не бросай меня, — проговорил он, и лицо его выглядело непривычно: ввалившиеся щеки, вращающиеся глаза. Я никогда раньше не видел, чтобы его лицо выдавало какие-то чувства. — Я так этого боялся! Я все понял, когда тебя ночью не оказалось дома. Я все понял.

— Я представления не имел, — стал объяснять я. — Все вышло совершенно случайно. В смысле она все спланировала, а я попался. Я не могу понять, что это значит на самом деле. Сегодня все было так странно, Артур. — У меня сжалось горло. Сексуальные баталии и нервные переживания целого дня, поражение в моей финальной схватке с Флокс, прелесть ее кружевной спальни и магическая сила ее лица нагромоздились друг на друга внутри меня и неожиданно изверглись наружу. Артур легко коснулся моей щеки.

— Что такое, Арт? Брось. Не плачь.

— Я больше не знаю, кто я такой, — сказал я. — Я делаю столько глупостей.

— Тише, тише.

— Не проси меня выбирать. Пожалуйста.

— Не буду, — коротко ответил он, будто эти слова дались ему нелегко. — Только не бросай меня.

Я перестал плакать. Здесь что-то было решительно не так. Артур, которого я знал, уже распекал бы меня на все корки, высмеивал Флокс и заставлял признать, что она меня засасывает. Он бы вынудил меня осознать, что если я не люблю его, Артура Ф. Леконта, который куда только не вхож, который умеет жить, с его блестящим саркастическим умом, с его жестокими забавами и, самое главное, мужской компанией, что он мне предлагал, то я дурак, неудачник и вообще покорный папенькин сынок, проклятый, обреченный потерять то, чего лишился мой отец: искусства, любви, целостности и тому подобного. Перемена, еще одна перемена свершилась… Почему-то решение теперь оставалось за мной, и я хотел знать почему.

— Что-то еще случилось с тобой сегодня? — спросил я. — Что-то с Рири?

Артур сел на ступени и стал смотреть на крохотные огоньки Потерянного Района.

— Я сдавал экзамен, — объявил он. — Я не говорил тебе об этом. Вступительный экзамен на факультете международных отношений. И провалился. Я знал об этом уже на выходе из аудитории, но письмо получил только сегодня.

Я сел рядом с ним и обнял за плечи.

— Ну и что? Ты же можешь попробовать в следующем году. — Я пытался сообразить, когда он успел его сдать.

— Мне двадцать пять. Я все еще учусь в колледже. Я педик. Мой любовник собирается бросить меня ради Дины Дурбин. — Он взял камень и бросил его. — Я уже очень давно гоняюсь за одним и тем же.

— Я люблю тебя, — сказал я.

— Да что ты в этом понимаешь, — отмахнулся он. — Ты же сексуальный дилетант.

Мы занимались любовью на ступенях. Меня вырвало. Он проводил меня домой, рассказывая по дороге пошлые анекдоты, и мы вместе забрались в мою узкую кровать. А через два часа в окне сияло солнце и небо, синее, как веджвудский фарфор.

22. Зверь, который сожрал Кливленда

Мне представляется, что дело шло к ужину, когда двадцать третьего августа Кливленд вернулся в мир своего детства с намерением его разгромить. Исключая короткий визит, нанесенный за несколько дней до того, я полагаю, нога его не ступала в Фокс-Чепел долгие годы с того далекого зимнего утра, когда Арнинги переезжали в пригород и он, в резиновых сапожках и шелковистом мягком комбинезончике, вертелся на заднем сиденье семейного автомобиля и наблюдал с отчаянием, как исчезает из виду голое окно его спальни. Теперь на ногах его были тяжелые ботинки из черной кожи, в воздухе пахло свежескошенной травой, и он, Воплощение Зла, в точности знал, куда направляется. Он ехал медленно, стараясь не запускать мотор на полную мощность, чтобы рык его немецкой машины не привлек лишнего внимания. И словно затемненный щиток его шлема и так не скрывал достаточно, Кливленд коротко подстригся, сменил очки на контактные линзы, а черную кожаную куртку — на пиджак из твила. Паркуясь возле торгового центра в псевдотюдоровском стиле, где незатейливые милые магазинчики торговали всякими бесполезными вещами: ароматическими смесями из сухих лепестков, расписными яйцами и прочими разными безделицами, он постарался выглядеть как беспутный отпрыск состоятельной семьи из Фокс-Чепел, один из тех юнцов, паршивых овец местного стада, что носились по извилистым дорогам на итальянских машинах, заблевывали по ночам площадки для гольфа и, нагрузившись, ныряли в одежде в реки и пруды. Таким он и был по сути. Только, сдается мне, что, глуша двигатель, он думал пойти дальше просто скверного поведения. У него имелась интеллектуальная и моральная программа. Им двигала тяга к гигантизму.

Он снял шлем, оставил мотоцикл у заднего входа в магазин, рядом с мусорными бачками, где заканчивались тюдоровские изыски и начинался угольно-черный блок. Затем он на мгновение остановился и стал хлопать по карманам куртки. Перчатки, фляга, фонарик, перочинный нож, По. Он отстегнул от сиденья крепившуюся ремнями небольшую фомку и аккуратно просовывал ее под ремешок часов, в рукав, пока она не уткнулась изнутри в мягкий локтевой сгиб.

За торговым центром начинался довольно густой перелесок, где среди горных дубов и зарослей ежевики мелькали ручейки, однако Кливленд знал, что в этой чаще попадаются прогалины, что она только с виду непроходимая и тянется километров пять, пока не упрется в бетонную стену, размеры и конструкция которой теперь были ему хорошо знакомы. Он обозрел с усмешкой колоннаду деревьев, помедлил еще минуту, упиваясь лихорадочным стуком сердца и теплом, что разливалось в животе. Он понимал, что задумал большую глупость, но оставался тем, кем был, а потому по дороге заглянул в бар, чтобы опрокинуть на счастье пару стаканчиков ирландского виски. И теперь, отпив добрый глоток из фляги и обозревая чудесный темный мир, куда собирался вступить, он исполнился хмельной отвагой. Привычно мотнув головой, он шагнул вперед, валежник хрустнул под ногами; но у него больше не было длинных волос, которые он привык смахивать с лица движением головы, так что он потер непривычно колючий затылок.

Путешествие через перелесок заняло у него чуть больше часа — предостаточно времени, чтобы поразмыслить над тем, что он затеял. Так или иначе, мне кажется, ему нравилось думать о себе как об охотнике за драгоценностями, мысленно говорить: «Я — вор!» Он осваивал ремесло, и, как это бывает с врачами, священниками или представителями других настоящих профессий (наученных оценивать риск), произнося слово «вор», он напоминал себе, какими навыками владеет и какую несет ответственность, и тем самым поднимал свой дух. Это приводило его в холодную, нетерпеливую готовность, как неуловимое движение запястья, которое высвобождает лезвие выкидного ножа.