Илья Гилилов - Игра об Уильяме Шекспире, или Тайна великого феникса

• Название: Игра об Уильяме Шекспире, или Тайна великого феникса
• Автор: Илья Гилилов
• Жанр: Публицистика

---

В последней трети поэмы аллегория принимает неожиданный оборот. Госпожа Природа и Феникс прибывают на остров Пафос, подобие рая, "святой уголок", куда не смеют показываться силы зла, "крокодилы и шипящие змеи". Однако вместо любимого, который должен вдохнуть новую жизнь в Феникс, помочь ей обрести потомство, перед прибывшими на остров дамами предстает несчастное больное существо, скорбящая душа, "совершенная картина загнанного оленя, изнемогающего от горя", - образ, знакомый по шекспировской комедии "Как вам это понравится". Это и есть Рыцарь Чести и Великодушия, он же Голубь, к которому Феникс прибыла по велению самого Юпитера. Из их слов, однако, не следует, что эта встреча является для них первой. Феникс замечает, что его состояние хуже, нежели было раньше, а Голубь просит у нее прощения за свои "нечистые подозрения" - неясно, когда они высказывались и в чем заключались. Не совсем ясно также, какое отношение имеет Голубь к той "фальшивой любви", "догорающей свече", которой Феникс посвятила себя. Похоже все-таки, что больной Голубь на "острове Пафос" и есть эта самая "догорающая свеча", хотя образы у Честера, как мы уже заметили, не отличаются четкими контурами.

Выполнив свою миссию, Госпожа Природа покидает остров Пафос, оставляя Голубя и Феникс вдвоем. Голубь преклоняет колена и просит Феникс поверить в его верность и преданность. Он говорит о своем печальном состоянии (действительно, у него, как замечает Феникс, такой вид, "будто его имя уже занесено в бледную Книгу Смерти"). Голубь в отчаянии:

"Хоть я и хожу еще по земле,

Но уже не живу, погребенный в могиле горя".

Феникс утешает его, она пытается стереть слезы с его лица, но он уклоняется: он "нечист", он недостоин прикосновения ее прекрасной руки. Однако она настаивает, что должна остаться с ним:

"Впредь не ты один, а мы вдвоем

Этот нелегкий труд будем свершать.

. . . . . . . . . . . .. . . . . .

Для тебя я оставила Аравию.

Те огни потеряли свою силу {*},

И я пришла к тебе сюда,

Чтобы на вершине горы мы возвели

Свой собственный пылающий алтарь..."

{* Буквально: "those fires have no working substance".}

Речь идет о совместном служении богу Аполлону - покровителю поэзии и других искусств. И они решают возвести горящий алтарь - жертвенник, посвященный их божественному покровителю.

Но сначала Феникс задает Голубю несколько непростых вопросов: в чем разница между подлинной и фальшивой любовью, где граница между добром и злом, что есть знание; где искусство Апеллеса {Знаменитый древнегреческий живописец.} и где благородная хитрость? К сожалению, Голубь успевает ответить лишь на первый вопрос: они отправляются собирать хворост для священного огня. Горение (burning) символизирует в поэме сначала служение Аполлону, но потом {Довольно неожиданно.} - смерть, желанную для обоих героев. Жертвенный огонь, посвященный Аполлону, поглотит их, чтобы "из их пепла восстало к жизни одно имя". Голубь говорит:

"У меня на душе теперь светло: мысль о неизбежном роке

Вытеснила печаль из моего сердца..."

Они обращаются к Аполлону с просьбой принять эту добровольную жертву, послать искру, от которой возгорится пламя, призванное поглотить их. Тут Феникс замечает, что кто-то подсматривает за ними, но Голубь успокаивает ее: это некто Пеликан, их друг.

"Пусть он будет свидетелем нашей трагедии

И потом поведает об увиденном".

Трагедии! Голубь собирается первым вступить в разгоревшееся пламя, когда Феникс задерживает его:

"Стой, Голубь, стой, уступи мне это право,

Ибо из моего праха новый Феникс восстанет.

Твоя же хрупкая жизнь - должна быть сохранена..."

Она убеждает его остаться жить, чтобы "продолжать учить и просвещать этот грубый и лживый мир", но Голубь настаивает на своем праве умереть, быть "ее партнером, участником этой светлой трагедии". И тогда они взывают к пламени, зажженному Аполлоном:

"Феникс

О святое, чистое, совершенное пламя,

Прими же в себя нас обоих,

И из нашего праха пусть восстанет одно имя. Голубь

О священный благоухающий Огонь, поглощающий

Ветви, под которыми все девять муз слагали свои песни.

Прими мое бренное тело как жертву,

И из твоего пламени поднимется одно имя".

Этот повторяющийся образ - некое загадочное имя, остающееся после обоих героев, возникающее, подобно Фениксу, из их пепла, явно несет важную смысловую нагрузку. Мы встречаем его и дальше, в стихотворениях других участников сборника; так, в поэме, с которой начался наш поиск и под которой стоит имя Шекспира, образ уточняется - "двойное имя"; у Марстона он обретает и другие, весьма многозначительные атрибуты, отсутствующие в легенде о чудесной птице.

Голубь все-таки первым вступает в пламя, сгорая в нем, и рассказом Феникс о том, как стоически, даже с улыбкой, принял ее друг свое последнее испытание, заканчивается поэма Честера:

"Посмотрите на насмешливое выражение его лица

Раскинув свои крылья повсюду, он продолжает смеяться!

Учись, испорченный мир, учись слушать и видеть

Дружбу незапятнанную и подлинную".

И вот она уже спешит за ним:

"Я лечу к тебе, милый Голубь, и своими крыльями

Я обниму твой драгоценный пепел.

И я надеюсь, что это восстающее Создание

Будет владеть всем, сотворенным нами обоими.

Но мне пора. О, приобщи меня к своей славе!"

Обратим внимание на "Создание" (Creature), которое будет владеть всем, что сотворено обоими героями, - это, несомненно, тот же загадочный образ "Имя, поднимающееся из их пепла", но есть и некоторое уточнение: речь идет о творческом наследии. Завеса тайны приоткрывается... Внимательному читателю могут показаться странными слова Феникс о том, что у ее мертвого (или умирающего) друга было насмешливое - или даже веселое (mirthfull) выражение лица. Однако это не опечатка и не небрежность автора, ибо рядом с этим прилагательным мы видим глагол joyes - веселится. Он смеялся и на пороге Вечности...

Под последней строкой монолога Феникс напечатано: "Конец. Р.Ч. (Роберт Честер. - И.Г.)"; несмотря на это, далее на трех страницах появляются еще два стихотворения, не разделенные на строфы - строки рифмуются попарно. Первое озаглавлено "Пеликан" и содержит его свидетельство как о смерти Голубя, так и самой Феникс:

"О, что за душераздирающий Спектакль,

Подлинное Чудо Мира я видел..."

Они снабжены отдельной подписью Честера и явно добавлены позже.

Пеликан говорит о мужестве, с которым Голубь встретил смерть, потом рассказывает, как Феникс ("удочеренное дитя Природы") храбро последовала за своим другом, и оба сгорели в пламени Аполлона.

"О, если редчайшие из земных существ

Сгорают вместе, что может подняться из огня

И предстать перед глазами изумленных смертных,

Как не еще более совершенное Создание?"

Это возникшее из пепла Голубя и Феникс "Создание" получило от них все дары благородных умов, устремленных к добру, любви, красоте. И вклад Феникс нельзя отделить от того, что дал "Созданию" Голубь, - эти двое благодаря Природе стали одним. Что касается Природы, то ясно: речь идет о Госпоже Природе, доставившей свою воспитанницу на этот остров, где служат Аполлону. Гораздо труднее постигнуть удивительнейшее и совершеннейшее "Создание", на которое Честер несколько раз намекал и раньше и к которому он обращает свой восторженный взор в последнем стихотворении, так и озаглавленном: "Заключение".

"Заключение" начинается с извинения в слабости авторского таланта для того, чтобы говорить о столь важных событиях, о столь редкостном предмете; но ведь случается, что "самую тяжелую и ценную ношу доверяют тащить скромному ослу...". После этого извинения Честер сообщает, что другой царственный Феникс поднялся из пламени, и это блестящее создание будет долго удивлять мир. Честер выражает надежду, что "благородные умы" одобрят его старания и опять подписывается: "Конец. Р. Ч.".

Песни Голубя и сонеты Шекспира

Дальше на 34 страницах читатель может ознакомиться с большим собранием стихотворений ("кантос"), представленных как "созданные Пафосским Голубем для прекрасной Феникс" {8}. Такой подзаголовок, сам характер этих поэтических произведений, а также то обстоятельство, что Честер специально пометил их как чужие, цитируемые им, не позволяют рассматривать их в качестве простого продолжения честеровской поэмы. "Песни Голубя" по своей яркой поэтической образности, виртуозной поэтической технике превосходят не только произведение неизвестного в истории литературы Честера, но и таких выдающихся поэтов, участников сборника, как Чапмен, Джонсон, Марстон. Это целый каскад мастерских акростихов, удивительно близких по своим темам и образности шекспировским сонетам.

Первая группа акростихов названа "алфавитными" - она состоит из 24 стихотворений (на семи страницах). Это семистишия с рифмой "ab abb cc", в которых первое слово каждой строки начинается с одной и той же буквы; стихотворения расположены в порядке английского алфавита - от "А" до "Z". Вторая - и значительно большая по объему - группа акростихов создавалась по другому принципу: начальные слова каждой строки, читаемые сверху вниз, образуют предложение, являющееся в свою очередь первой, ключевой строкой или даже несколькими строками стихотворения. Здесь, в зависимости от количества слов в ключевом предложении, мы встречаемся со всем разнообразием строфики - от шестистиший до четырнадцатистрочных стихотворений (сонет) - и рифмовки. Адекватный перевод этих акростихов на другой язык невозможен, поэтому для читателей, владеющих английским, мы приводим некоторые из них в первозданном виде.