Поэтическая антология - Манъёсю

• Название: Манъёсю
• Автор: Поэтическая антология
• Издательство: ГЛАВНАЯ РЕДАКЦИЯ ВОСТОЧНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
• Жанр: Древневосточная литература
• Год: 1971

Манъёсю (яп. Манъё: сю:) — старейшая и наиболее почитаемая антология японской поэзии, составленная в период Нара. Другое название — «Собрание мириад листьев». Составителем антологии или, по крайней мере, автором последней серии песен считается Отомо-но Якамоти, стихи которого датируются 759 годом. «Манъёсю» также содержит стихи анонимных поэтов более ранних эпох, но большая часть сборника представляет период от 600 до 759 годов.

Сборник поделён на 20 частей или книг, по примеру китайских поэтических сборников того времени. Однако в отличие от более поздних коллекций стихов, «Манъёсю» не разбита на темы, а стихи сборника не размещены в хронологическом порядке. Сборник содержит 265 тёка[1] («длинных песен-стихов») 4207 танка[2] («коротких песен-стихов»), одну танрэнга («короткую связующую песню-стих»), одну буссокусэкика (стихи на отпечатке ноги Будды в храме Якуси-дзи в Нара), 4 канси («китайские стихи») и 22 китайских прозаических пассажа. Также, в отличие от более поздних сборников, «Манъёсю» не содержит предисловия.

«Манъёсю» является первым сборником в японском стиле. Это не означает, что песни и стихи сборника сильно отличаются от китайских аналогов, которые в то время были стандартами для поэтов и литераторов. Множество песен «Манъёсю» написаны на темы конфуцианства, даосизма, а позже даже буддизма. Тем не менее, основная тематика сборника связана со страной Ямато и синтоистскими ценностями, такими как искренность (макото) и храбрость (масураобури). Написан сборник не на классическом китайском вэньяне, а на так называемой манъёгане, ранней японской письменности, в которой японские слова записывались схожими по звучанию китайскими иероглифами.

Стихи «Манъёсю» обычно подразделяют на четыре периода. Сочинения первого периода датируются отрезком исторического времени от правления императора Юряку (456–479) до переворота Тайка (645). Второй период представлен творчеством Какиномото-но Хитомаро, известного поэта VII столетия. Третий период датируется 700–730 годами и включает в себя стихи таких поэтов как Ямабэ-но Акахито, Отомо-но Табито и Яманоуэ-но Окура. Последний период — это стихи поэта Отомо-но Якамоти 730–760 годов, который не только сочинил последнюю серию стихов, но также отредактировал часть древних стихов сборника.

Кроме литературных заслуг сборника, «Манъёсю» повлияла своим стилем и языком написания на формирование современных систем записи, состоящих из упрощенных форм (хирагана) и фрагментов (катакана) манъёганы.

---

п. 1261 Некоторые комментаторы считают, что эта песня сложена брошенной возлюбленной, но убедительнее толкование, что она сочинена третьим лицом, наблюдавшим, как страж ходил к возлюбленной в село (МС).

п. 1262 Песня сложена крестьянкой при виде охотника, чья жизнь ощущается ею отличной от ее жизни, как и жизнь его жены (К.Маб. МС).

п. 1284 “Я на западный базар в столице”—в Нара в те времена было два базара: восточный и западный. Некоторые комментаторы считают, что песня сложена в аллегорическом плане.

“Не осмотревшись, шелк купил” — т. е. женился поспешно и неудачно (СН).

п. 1265 Говорится о крестьянах, которых в порядке государственной повинности мобилизовали в пограничные стражи на три года. В стражи брали обычно из северо-восточных провинций и отсылали в гарнизоны на северный берег острова Кюсю (МС).

п. 1267 Речь идет о развалинах столицы Оцу в провинции Оми, где был императорский дворец (Оцу-но мия).

п. 1268 “Руки дев любимых служат изголовьем на горе Макимукуяма”. По-видимому, Макимукуяма — одна из гор, где происходили обрядовые хороводы, заканчивавшиеся брачными играми.

п. 1269 Песня проникнута буддийскими настроениями о бренности человеческого существования. Сравнение человеческой жизни с пеной на воде встречается и в других песнях М.

п. 1270 Песня о бренности земного существования, навеянная буддийскими учениями, сходна с п. 442.

п. 1272 Волокна стеблей травы кудзу (Pueraria Thunbergiana) шли на пряжу, а корни употреблялись в пищу. В древней Японии одежду обычно ткали из волокон летних трав.

Возможно, что эту песню распевала во время сбора травы мужская часть хора.

п. 1273 В комментариях высказывается предположение (МС), что песня исполнялась при поднесении подарка. Обычай обмениваться одеждой носил как бы характер взаимной клятвы верности и любви, так как считалось, что в одежде остается часть души дарящего (см. п. 514, 636).

“Пригласив китайских швей” — китаянки считались наиболее искусными швеями.

п. 1274 Сложена юношей, который, спрятавшись в траве, наблюдал за деревенскими красавицами (СН). Интересно отметить, что женская одежда красного цвета встречается обычно в обрядовых и земледельческих представлениях в Японии. Девушки (саотомэ), одетые в белые и красные цвета (верхняя часть одежды — белая, юбка — красная), сажали на залитых водой полях рис. Возможно, в этой песне речь идет как раз об этих девушках. Представления часто принимали форму торжественных процессий, на которые приходили любоваться.

п. 1275 По-видимому, это цикл народных песен, записанный Хитомаро. Песня, состоящая из вопроса и ответа, вероятно, распевалась двумя половинами хора.

“…нету у тебя раба?”—в те времена рабов (яцуко) продавали и покупали за снопы риса (СН) и использовали для разных работ, в частности для обработки полей.

“Поле собственное я для милой жну” — “поле собственное” или точнее “частное поле” (ватакусида) в отличие от полей, которыми официально наделяли правительственные власти либо покупалось, либо это была пустошь или целина, которая становилась собственностью обработавшего ее (ТЮ).

п. 1277 Песня, по-видимому, связана с определенными хозяйственными запретами. Сопоставление этой песни с обрядовыми песнями кагура позволяет нам комментировать ее иначе, чем японские исследователи, и внести некоторые поправки в чтение текста. Первая строка “амэнару” (МС, СН) прочтена неверно, в обычном зачине для первой строки должно быть пять слогов. Такой зачин в песнях кагура читается амэ-ни масу, что значит “быть, пребывать на небесах”; чтение, предложенное НКБТ (изд. 1959 г.) — амэ-ни ару, стилистически неточно, так как, говоря о богах, принято употреблять глагол масу в значении ару. Далее следует слово химэ “принцесса”, которое японские комментаторы присоединяют к последующему слову сугавара “поле, покрытое травами суга”, и все это рассматривают как географическое название, местонахождение которого точно неизвестно. Между тем как в обрядовых песнях натура зачин амэ-ни масу служит определением к принцессе Тоёока (Тоёока-химэ), божеству, распоряжающемуся съестными припасами, хлебами и т. п. По-видимому, и здесь привычный зачин амэни масу (состоящий как раз из пяти слогов), присоединяющийся к слову химэ, как и в песнях кагура, имеет в виду принцессу Тоёока—хранительницу хлебных запасов и всякой пищи, т. е. трав и пр.

Сугавара — “поля, покрытые суга”, мы переводим, как “святые поля”, так как растение суга играет определенную роль в обрядах гадания, в частности и об урожае. Мы рассматриваем песню в плане определенного хозяйственного запрета. Речь идет, по-видимому, о святых полях, находившихся якобы под покровительством принцессы Тоёока, и каждый, кто осмеливался нарушить запрет и косить там травы, навлекал на себя небесную кару. При возделывании риса на особых священных или божественных полях (мита) происходили обряды посадки риса, и эти поля огораживались священной рисовой веревкой в знак запрета входить на них посторонним. Такие поля до сих пор сохранились в некоторых деревнях и фигурируют при исполнении старинных земледельческих обрядов. Возможно, и здесь речь идет о полях, подлежащих запрету.

“Черных раковин черней” — имеются в виду раковины, внутренняя поверхность которых абсолютно черная.

Скверна — в тексте акута — “грязь”, “сор”, “мусор”, но в данном тексте мы считаем возможным перевести его словом “скверна”, тем более что в состав слова входит аку “дурной”, “скверный”.

п. 1278 Песня рассматривается как обращение молодого мужа к своей жене (браки в старину были очень ранние).

п. 1279 Вариант п. 1930, сложенной в форме танка (СН, МС).

“Не говори-трава” (нанорисо) — один из видов морских водорослей, растущих глубоко на дне моря. Песня похожа на заговор. Травы с подобными названиями (“имя-назови”, “позабудь-трава” и т. п.) отражают древние японские народные поверья, веру в магию слов.

п. 1280 Песня девушки, не встретившей возлюбленного среди толпы, идущей в храм.

п. 1282 Обычное толкование этой песни дается в плане эстетическом, автор якобы сожалеет, что встают белые облака в то время, когда он хочет любоваться горой Курахасияма. Однако это скорее песня-заговор из цикла песен вызывания дождя. Кумо — не только облако, но и тучи, а выражение мимаку хори “хочу видеть”, “хочу любоваться” не соотносится с горой Курахасияма; комментаторы подставляют этот образ в переводе, считая его подразумевающимся. Между тем речь идет не о горе, а об облаках, вернее о тучах, предвестниках дождя. Кроме того, окаменевший зачин, говорящий об амбаре для риса, позволяет думать, что весь круг последующих образов связан с бытом земледельца, и подкрепляет наше толкование.

“Лестница ведет в амбар” — мк. В старину в Японии амбары были высокие и, чтобы войти в них, подставляли лестницу.

п. 1283 Возможно, что и эта песня связана со старинными земледельческими обрядами (здесь тот же зачин, что и в предыдущей песне).

п. 1284 Речной камыш — метафора девушки.

“А шляпу-то не сплел” — т. е. не сделал своей женой. Сидзусугэ (Carex dispalata) — полагают, что это одна из пород сугэ.

п. 1285 Возможно, что эта песня распевалась женской половиной хора во время обрядовых хороводов. Образ “жены нежной, как весенняя трава” (вакагуса-но цума), представляется нам позднейшим толкованием. Принимая во внимание, что в древней Японии весной происходили брачные игры на полях, возможно, что первоначально речь шла именно о жене этих брачных игр.

п. 1286 Храм Кусэ — находится в уезде Кусэ провинции Ямасиро. Все, что находится около храма, считается священным и принадлежащим богам, ко всему этому нельзя прикасаться руками. Неприкосновенное часто служит в песнях М. сравнением с чужой женой, поэтому полагают, что в данной песне говорится о чужой жене и трава у храма — метафора чужой жены.

п. 1287 Песня, сложенная Хитомаро по возвращении из провинции Оми домой, в Ёсами.

п. 1288 Песня состоит из вопроса и ответа, которые, по-видимому, распевались разными сторонами хора — мужской и женской.

п. 1289 Песня жены, обращенная к мужу, выехавшему летом на охоту за птицами тогари (СН). Некоторые комментаторы считают, что эта песня обращена к важному лицу, выехавшему на охоту (МС).

п. 1290 Не-говори-трава (см. п. 1279) — древняя вера в магию слов отражена в М. и в названиях растений, и в названиях раковин, местностей, гор и т. д.

п. 1292 Песня жены охотника.

п. 1293 В песне иносказательно говорится о любви, которая, несмотря на все преграды и препятствия, продолжает расти. Однако по форме она напоминает песни-заговоры. Нам представляется, что существующее понимание этой песни — уже позднейшее толкование.