Поэтическая антология - Манъёсю

• Название: Манъёсю
• Автор: Поэтическая антология
• Издательство: ГЛАВНАЯ РЕДАКЦИЯ ВОСТОЧНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
• Жанр: Древневосточная литература
• Год: 1971

Манъёсю (яп. Манъё: сю:) — старейшая и наиболее почитаемая антология японской поэзии, составленная в период Нара. Другое название — «Собрание мириад листьев». Составителем антологии или, по крайней мере, автором последней серии песен считается Отомо-но Якамоти, стихи которого датируются 759 годом. «Манъёсю» также содержит стихи анонимных поэтов более ранних эпох, но большая часть сборника представляет период от 600 до 759 годов.

Сборник поделён на 20 частей или книг, по примеру китайских поэтических сборников того времени. Однако в отличие от более поздних коллекций стихов, «Манъёсю» не разбита на темы, а стихи сборника не размещены в хронологическом порядке. Сборник содержит 265 тёка[1] («длинных песен-стихов») 4207 танка[2] («коротких песен-стихов»), одну танрэнга («короткую связующую песню-стих»), одну буссокусэкика (стихи на отпечатке ноги Будды в храме Якуси-дзи в Нара), 4 канси («китайские стихи») и 22 китайских прозаических пассажа. Также, в отличие от более поздних сборников, «Манъёсю» не содержит предисловия.

«Манъёсю» является первым сборником в японском стиле. Это не означает, что песни и стихи сборника сильно отличаются от китайских аналогов, которые в то время были стандартами для поэтов и литераторов. Множество песен «Манъёсю» написаны на темы конфуцианства, даосизма, а позже даже буддизма. Тем не менее, основная тематика сборника связана со страной Ямато и синтоистскими ценностями, такими как искренность (макото) и храбрость (масураобури). Написан сборник не на классическом китайском вэньяне, а на так называемой манъёгане, ранней японской письменности, в которой японские слова записывались схожими по звучанию китайскими иероглифами.

Стихи «Манъёсю» обычно подразделяют на четыре периода. Сочинения первого периода датируются отрезком исторического времени от правления императора Юряку (456–479) до переворота Тайка (645). Второй период представлен творчеством Какиномото-но Хитомаро, известного поэта VII столетия. Третий период датируется 700–730 годами и включает в себя стихи таких поэтов как Ямабэ-но Акахито, Отомо-но Табито и Яманоуэ-но Окура. Последний период — это стихи поэта Отомо-но Якамоти 730–760 годов, который не только сочинил последнюю серию стихов, но также отредактировал часть древних стихов сборника.

Кроме литературных заслуг сборника, «Манъёсю» повлияла своим стилем и языком написания на формирование современных систем записи, состоящих из упрощенных форм (хирагана) и фрагментов (катакана) манъёганы.

---

2241

Ночами осенью встает густой туман,
И так неясно все передо мной,
Вот так же и во сне
Мне грезится всегда,
Как сквозь туман, твой облик дорогой…

2242

Как нежные верхушки обана
В осеннем поле
Клонятся к земле,
Под тяжестью любви склоняюсь я
И подчиняюсь сердцем всем тебе!

2243

В горах осенних
Иней все покрыл,
С деревьев осыпается листва…
О, пусть проходят годы, все равно!
Могу ли позабыть я о тебе?

2244–2251

О рисовом поле

2244

Распахали берег в Суминоэ,
Семена бросали
И сажали рис,
Даже и теперь, когда настала жатва,
Не приходит милый встретиться со мной…

2245

Ножны перевиты жемчугами…
В поле, где посеян рис святой,
До каких же пор
Мне тосковать о доме,
Не встречаясь с милою моей?

2246

Как белая роса, что с вышины упала
На колос риса осенью в полях,
О, так же я
Могу навек исчезнуть,
Тоскою вечной по тебе томясь.

2247

Словно колос на полях осенних
Гнется только в сторону одну,
Так из нас двоих
Лишь я одна люблю,
Хоть ко мне ты холоден, любимый.

2248

Если бы могла увидеть я тебя,
Что в осеннем поле
Жнешь колосья риса,
И сторожку сделав для себя,
Постоянно в ней теперь ютишься.

2249

На рисовом поле, где слышны вдали
Печальные крики одних журавлей,
В сторожке живя,
Я о доме грущу,—
Передайте об этом любимой моей!

2250

Семена посеял я на поле,
Где туман весенний
Стлался по земле,
И до самой жатвы на полях осенних
Тосковать мне будет суждено.

2251

Охраняют померанцы сторожа…
“Сторожа” — зовут село, где я живу,
У ворот созрел на поле ранний рис,
Сроки жатвы миновали все давно,
Верно, ты решил ко мне не приходить…

2252–2259

О росе

2252

В росе вечерней, что легла в полях,
Где опадает и цветет осенний хаги,
Весь вымокший насквозь
Ты приходи ко мне,
Пусть даже ночь уже сошла на землю.

2253

Пусть осенний иней и роса,
Что окрашивают зелень в алый цвет,
Здесь не выпадают на траву:
Нынче ночью милая моя
В изголовье мне не стелет свой рукав…

2254

Чем жить и тосковать на этом свете,
Не лучше ль мне
Исчезнуть навсегда,
Как исчезает белая роса
На лепестках осенних хаги…

2255

Пусть белая роса, что на цветах лежит,
На лепестках осенних нежных хаги
У дома моего,
Для всех видна,
Но я любовь мою от взоров скрою.

2256

Чем жить и тосковать на этом свете,
Не лучше ль мне исчезнуть навсегда,
Как исчезает белая роса,
Сгибающая тяжестью своею
Колосья риса на полях…

2257

В росе и инее
Смочил я рукава,
Но даже и сейчас хочу идти скорее
Туда, где ждет любимая моя,—
Пусть даже ночь уже сошла на землю.

2258

Чем жить и тосковать на этом свете,
Не лучше ль мне исчезнуть навсегда,
Как исчезает белая роса,
Что тяжестью своей сгибает ветви
Осенних хаги до земли…

2259

Любуясь каждый раз, как белая роса
Блестит на лепестках осенних хаги,
С любовью нежной
Вспоминаю я тебя,
Твой милый облик, друг желанный!

2260–2261

О ветре

2260

О, если б милая моя
Могла бы в платье превратиться,
Я б вниз надел его, чтоб в эти дни,
Когда осенний ветер злится
И дышит холодом, — согреться в нем!

2261

Ночами темными, когда с такою силой
В Хацусэ ветер дует с дальних гор,
О, до какой поры,
Стеля в разлуке платье,
Ложиться спать я буду здесь один?

2262–2263

О дожде

2262

Все эти дни, когда льет долгий дождь,
Что заставляет облетать
Цветы у хаги,
Как много я ночей уже не сплю
И о тебе тоскую неустанно.

2263

Словно встал густой туман в горах,
Где осенний мелкий дождик моросит
В долгом и унылом сентябре,
Поднялась в душе моей тоска,
И без встреч с тобой ей не пройти…

Слушая сверчка

2264

Долгими осенними ночами,
Которых с радостью сверчок обычно ждет,
Нет знаков, что она ко мне придет,
Мы будем спать одни:
Я и моя подушка.

Слушая лягушек

2265

Утренний туман поднялся легкой дымкой
У сторожек, где костры горят,
Вдалеке несется крик лягушек…
О, когда бы твой я голос слышал,
Разве жил бы я в такой тоске?

Слушая крики, гусей

2266

Когда ушел бы я в далекий путь,
Наверно, плакала б моя жена,
Как гуси дикие, что по небу летят,
И говорила б: “Нынче, нынче он придет”,—
И день за днем прошел бы целый год.

2267–2268

При виде оленя

2267

В полях, где по утрам
Лежит олень,
Трава такая молодая,
Что скрыть не сможет нас она,
Не дай же людям знать, что я люблю тебя!

2268

Ясно видны глазу свежие следы
На траве в полях,
Там, где лежал олень,
И хотя я не ходил к тебе,
Люди знают все о нас теперь…

Слушая крики журавлей

2269

Нынче ночью,
На рассвете раннем,
Были слышны крики журавлей,
И меня тоска не покидает,
Лишь любовь становится сильней.

Глядя на траву

2270

Вдоль дороги
У корней цветущих обана,
Омоигуса — трава-тоска…
Почему же суждено
Снова мне о чем-то тосковать?

2271–2293

Глядя на цветы

2271

Густо выросла трава, и ныне часто
В ней поют сверчки
У дома моего,
О, когда же любоваться хаги
Ты придешь ко мне, любимый мой?

2272

Как нежные цветы на травах водяных,
Что осыпаются, лишь осень настает,
Так гибнут чувства в одиночестве мои,
Люблю тебя, но не узнаешь ты,—
Ведь не бываем мы наедине…

2273

Что сделать мне,
Чтоб разлюбить тебя?
Как первому цветку
Осенних хаги,
Я радуюсь тебе, любимая моя.

2274

Пусть слягу я,
Пускай умру любя,
Но не покажет людям
Скрытую окраску
Застенчивый цветок вьюнка.

2275

Сказать словами все
Мне страшно.
И оттого цветок вьюнка
Не будет так цвести, чтобы раскрыть себя,
Любовь моя от взоров будет скрыта.

2276

Услышав первый крик
Вернувшихся гусей,
Расцвел у дома моего
Осенний хаги.
Приди, мой друг, полюбоваться на него!

2277

В камышах, на полях Ирину,
Где бродят олени, расцвел
Первый цветок обана.
Когда же наступит мой срок
И усну я в объятьях твоих?

2278

Дни, когда в разлуке тосковал,
Слишком долго длились эти дни,
Оттого, подобно карааи,
Что раскрыли лепестки в саду,
Людям выдал я свою любовь.

2279

Ах, оминаэси цветок, который нынче
В селении моем расцвел,
Цветок прекрасный тот
Еще нежнее
Из сил последних сердца полюбил.

2280

Когда увидел я, что мой осенний хаги
Опять цветами нежными зацвел,
Я понял:
В самом деле долго
Мы не встречались, милый друг!

2281