Асия Уэно - Радужная Нить

• Название: Радужная Нить
• Автор: Асия Уэно
• Жанр: Фэнтези

Волшебные сказки… Только в них сохранилась память о существах, которые покинули мир Яви. Безвозвратно? Кто знает. Алая Нить истончается и рвётся, волокно за волокном, а почтение к божественной власти Сына Пламени уходит вслед за милосердием закона.

"Незавидная участь — жить в эпоху перемен", — думает Хитэёми-но Кайдомару по пути в Южную Столицу Кёо. У молодого придворного императорский мандат и странное, очень странное поручение…

Увлекательный  сюжет и запоминающиеся герои, авантюрные приключения и ориентальная мистика в  захватывающей трилогии Асии Уэно — настоящий подарок всем ценителям качественной фэнтези!!

---

Как редко выдаётся вечер, свободный от службы в Зимней Резиденции! Я задёргиваю полог и присаживаюсь на алую подушку.

— Мы увидимся завтра? — та, что склонилась передо мной, не поднимает глаз, и тень лежит на её лице. — Мой возлюбленный, мы увидимся завтра?

— Конечно, душа моя, — мягко отвечаю я, — и завтра, и днём позже, и так будет вечно!

— "Вечно"… не произноси этого слова, — она распрямляется и закрывает лицо рукавами, зелёными, словно хвойные ветви, и с тончайшим узором, — вечности нет для меня более!

— Мэй-Мэй? — я отряхиваюсь от сладкого опьянения чувствами, примерещившимися во сне, — Мэй, это ты? Как я попал в Кёо?

Она молчит и тихонько чему-то смеётся, я хватаю её за тонкие запястья, почти прозрачные в полутьме, создаваемой расшитыми золотой и алой нитью стенками паланкина. Отвожу послушные ладони и смотрю в лицо красивой молодой женщины, с живыми тёмными глазами, сейчас затуманенными.

— Кагура-доно? — Я отшатываюсь, отталкиваю её, узнавая. — Зачем вы здесь?

— А зачем здесь ты, милый? — голос так нежен, не похож на прежний, властный и презрительный. Может быть, оттого, что она выглядит моложе? — У каждого своя судьба и своя стезя.

Она протягивает руку и одним движением отдёргивает завесу у входа. Огромная луна взирает с неба. Кто бы мог подумать, что это её свет просачивается через шёлковые полотнища? Луна… луна и множество созвездий, неведомых мне, и лишь Млечный Путь слегка похож на тот, которым мы привыкли любоваться в это время года. Звёзды облепили небосвод, словно тысячи светлячков, слетевшихся к луне, которая не затмевает их своим сиянием. Но приветствует меня вовсе не то страшное светило, чьих мертвенных лучей я опасался во сне! И женщина — совсем не…

На краткое время отводил я взгляд от её лица, но оно изменилось, сделалось тоньше, мудрее… Какие знакомые черты! Неуловимо сходство, вот только с кем?

— Иди на берег, — мягко приказывает она, и величественность в её образе ничем не напоминает высокомерие тёмной мико. — Ступай. Тебя ожидают. И помни, что верность долгу — это, прежде всего, верность своему сердцу. Иных наставлений тебе и не требуется.

Я покидаю паланкин. Тело кажется невесомым и каким-то чужим. Тотчас же оглядываюсь, но исчезли уже и расшитые ткани, и подушки, и моя собеседница. А барка отныне — не прогулочное судёнышко, а рыбацкая лодочка из какого-то лёгкого дерева. Нет валунов на берегу, серебрится белый песок, и белоснежны одежды того, кто стоит у самой кромки воды, протягивая ко мне руки. Луна выглядывает из-за его плеча, обрисовывая дорогие черты…

— Дедушка! — кричу я и спрыгиваю в воду, достигающую щиколоток. — Дедушка!

— Кай! — его голос силён и не похож на старческий, да и сам он выглядит помолодевшим. Я чувствую дрожь, как только наши пальцы соприкасаются, но это не слабость, а радостный трепет. — Кай! Как же я скучал по тебе… сынок!

И я понимаю то, что знал всегда. Словно жемчужина, знание это скрывалось в глубине моей души, чьи створки, наконец, распахнулись. Нет ни потрясения, ни недоверия — всё становится на свои места, как будто щёлкнул очередной рычажок загадочной ханьской шкатулки. И, сколько бы нажатий ни оставалось до того, как она отворится; каким бы ни оказалось её содержимое, я твёрдо знаю одно: воспоминание о счастье, что пришло рука об руку с откровением, я буду лелеять как величайшую драгоценность!

А затем приходит новое открытие, и печаль искоркой обжигает меня изнутри, но она так легка и невесома, эта печаль, что не отягощает сердце, а, наоборот, делает его крылатым. Ведь говорят, надежда окрыляет? Я буду молить богов даровать мне возможность снова увидеть женщину из лодки! Негоже расстаться, не простившись, с собственной матерью! Как же я мог не узнать в её чертах собственные?

Мы с отцом — моим настоящим отцом — садимся на песок, и шелест волн, приглаживающих берег песчинка к песчинке в шаге от наших ног, подобен шороху разворачивающегося свитка с длинной историей…

Когда возлюбленная жена моя, Норико, покинула этот мир, я остался безутешен, и лишь одно удерживало меня в нём: Сацки. Ради дочери достиг я высочайшего положения при дворе, но человек, выбранный для неё в мужья, Хитэёми-но Хидэ, надежд не оправдал. Кроме ценнейшего из качеств, порядочности, не нашлось в нём других, которые я хотел бы видеть в своём наследнике, и которые принесли бы ему славу и признание заслуг. Со временем я разочаровался, перестал направлять его шаги и сосредоточил внимание на собственных достижениях, чтобы моим будущим внукам семейное имя было опорой, а не помехой.

Но восемь лет были подобны бесплодным зимам, и лишь на девятом году родился у них единственный ребёнок, Хономару. Я сразу же привязался к мальчику и, каюсь, избаловал его, но душою чувствовал, что пойдёт он собственным путём, а наши с ним дороги разойдутся скорее, чем бы мне хотелось.

Так оно впоследствии и оказалось. Хономару выдался в предков своего отца, как будто и капли моей крови не струилось в его жилах. Конечно, я мог жениться снова, но что-то отвращало меня от одной мысли о повторном браке, словно был это великий грех. Всё чаще я оставался на ночные бдения возле криптомерии, чья густая крона помнила последний вздох моей несчастной супруги, и казалось мне, что шёпот хвои над головой тихо вторит моим молитвам. Дерево это почитал я когда проклятым, а когда и священным. С того самого дня не зародилось на нём ни единой шишки!

И вот в ночь на Второй День Древа Месяца Светлого Древа приснился мне сон. Стоял четыреста семьдесят четвёртый год, весна была на диво тёплой, и я прикорнул в корнях дерева, выронив чашечку саке. Ласковый голос раздался за моей спиной, я обернулся и увидел любимую, которая с улыбкой подавала мне её, вновь наполненную. Во сне я забыл, что жена моя мертва. Чудилось, что живём мы в радости вместе со всеми домочадцами, и Белая Скверна никогда не ступала на улицы Овары. А ещё мне показалось, что она ждёт ребенка, и, возликовав, я спросил её об этом.

— Такой неугомонный шалун, никак ему на месте не сидится, — засмеявшись, ответила она. — А я-то хотела, чтобы побыл со мной ещё немного. Деревья — не люди, живут медленно, и мальчик этот — всё, что осталось во мне от прежней Норико. Не гневайтесь, дорогой мой супруг, что скрывала его. Хотела, чтобы родился здоровым да красивым, и был вас достоен. Возрадуйтесь, ибо так тому и быть! С другими деревьями беседовала, птиц расспрашивала, у солнечного ветра просила светлой ему доли. Всю силу свою отдавала, из земли добытую — и вот, настало время разлуки.

— Что ты говоришь, причём здесь деревья? — опешил я, прижимая её к себе. — Что значит, скрывала? Норико, постой, куда же ты?!

— Не печальтесь, господин мой — мы не увидимся более, но моя любовь пребудет с вами до конца времён. Я ведь обещала?

— Норико! — вскричал я, обхватывая её стан крепче. — Норико!

Но тело её словно туманом развеялось, и я проснулся от того, что на меня упала ветка, засохшая и каким-то чудом пережившая зиму. Хотел было я подняться, и тут ощутил, что на коленях у меня лежит увесистый свёрток, живой и тёплый. Посмотрел я на личико младенца в покрывале, сплетённом из тончайшей травы, нежной, как самый тонкий шёлк, и заплакал. Не только жену я потерял тогда, тридцать лет назад, а две жизни — и вернулась ко мне та, о существовании которой и не подозревал.

Осторожно взял я тебя на руки — так, что ты и не проснулся — и внёс в дом, а дочери с зятем сказал, что была у меня в городе женщина, из клана Древа, которая умерла родами. Не стоило говорить им всей правды. Решили бы, что Левый Министр умом тронулся.

Мы с Хидэ только вернулась из Кёо, а Сацки уже год как сильно болела и оставалась с сынишкой в Оваре, так что видели её лишь доверенные служанки. Я наделил их богатым приданым и выдал замуж подальше, а за дочерью стал присматривать сам, с помощью верного моего Дзиро, и Сацки быстро пошла на поправку! Зятю же пообещал, что не обездолю внука и не стану любить его меньше, если он, Хитэёми-но Хидэ, и сам будет вести себя как любящий отец по отношению к младенцу и хранить его истинное происхождение в тайне. Он поклялся и сдержал слово, в меру своих сил.

Так никто, кроме членов семьи и Дзиро, не подозревал, что младший сын Хитэёми-но Хидэ — на самом деле брат его жены и единственный наследник рода Кото, остальные побеги которого увяли во времена Белой Скверны. И только я знал всю правду. А правда состояла в том, что даже имущество Норико, последней из семьи Коя, по закону принадлежало тебе, буде у меня возникнет желание придать огласке обстоятельства рождения. Ты имел преимущественное перед сестрой и племянником право наследовать семейное достояние, потому что сам Хитэёми-но Хидэ, будучи младшим сыном своих родителей, пришёл к нам с пустыми руками и не преумножил ни полученных богатств, ни славы…