Акакий Гецадзе - Весёлые и грустные истории из жизни Карамана Кантеладзе

• Название: Весёлые и грустные истории из жизни Карамана Кантеладзе
• Автор: Акакий Гецадзе
• Издательство: Издательство «Мерани»
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1972

Роман А. Гецадзе повествует о жизни крестьян одного из горных районов Западной Грузии в дореволюционное время. Автор интересно и увлекательно рассказывает о быте и нравах грузинской деревни, передаёт сочный колорит её жизни, с художественной убедительностью рисует целую галерею образов. В центре романа судьба двух друзей — Карамана Кантеладзе и Кечо Чаладзе. Они с ранних лет дружат, вместе тянут суровую и безрадостную лямку жизни, вместе отправляются в город на поиски лучшей доли, но, потеряв надежду выбиться в люди, возвращаются обратно в родную деревню. Жизнь их полна лишений и превратностей, однако друзья не утрачивают душевного тепла и внутренней порядочности. И эти качества, а вместе с ними и присущий им необыкновенно тонкий юмор, помогают героям книги сохранить в себе всё самое лучшее, человечное.

---

— Перестань, не то разревусь.

— Замолчи! — Подперев рукой подбородок, я уставился в землю и вдруг почувствовал, что рука Кечошки легла мне на плечо.

— Чего тебе?

— Ничего… Просто… Возьми меня за руку, посидим так немного, надёжней как-то.

И правда, в этот миг почувствовал я, что нет для меня ничего на свете дороже тёплой Кечошкиной руки.

Неожиданно из-за угла появился высоченный человек, одетый в какие-то пёстрые лохмотья, в руках у него была разрисованная палка. Он приблизился к нам и остановился, снимая на ходу облезлую баранью шапку.

— Приветствую вас, господа!

— Здравствуйте! — ответили мы оба и отвернулись.

Незнакомец чем-то был похож на бродягу, который появился одно время у нас в Сакиваре, но был он страшней того, с выпученными глазами, уродливо морщил лицо и как-то дико озирался вокруг.

Ему, видимо, не понравилось, что мы отвернулись от него. Он присел и словно собака, готовящаяся прыгнуть на кусок мчади, оглядел нас со всех сторон.

— Отчего это вы меня сторонитесь, юноши? — подбросил он вдруг вверх свою облезлую шапку и поймав на лету, протянул её нам:

— Подайте грошики!

Мы с Кечо, прижавшись друг к другу, отвернулись, давая понять, чтобы он от нас отвязался.

— Вы что не слышите? Подайте грошик, хоть один, маленький, ну совсем малюсенький грошик!

Мы снова сделали вид, что не слышим.

Незнакомец захохотал и надел свою шапку на палку:

— Вы думаете, мне действительно нужны ваши деньги? Я нарочно попросил. Проверяю, что вы за люди. Тра-ля-ля, тра-ля-ля! — запел он.

— Чего тебе от нас нужно? Кто ты такой? — спросил я со страхом.

— Кто я такой? Я всё и ничего, — он сунул палку себе под мышку, нахлобучил шапку и присел, словно готовясь к прыжку. — Значит, вы не знаете, кто я такой, — сказал он, уродливо морща лицо. — Добро, давайте знакомиться. Когда-то и я назывался человеком, а теперь вот зовут меня — Никто. Был священником и духанщиком, обладателем большого состояния, потом стал нищим, был мудрецом и глупцом, сидел некогда в правительственном кресле и в тюрьме клопами был заеден, познал много всякого в жизни и остался невеждой, переменил тысячи разных ремёсел, но нигде ничего не выгадал. Мудрость моя вознесла меня до небес, а глупость к земле пригвоздила. И стал я теперь ничтожеством.

— Оставь нас, добрый человек, нам и своих бед хватает, возвращайся туда, где пил.

Незнакомец облизал языком сухие губы и соскочил с решётки, на которую он взгромоздился:

— Вы думаете, я пьян?! Ничуть, мне суета мирская голову вскружила. Жаждал я учёным стать, и вот, видите, что получилось! До чего докатился. Не пытайтесь быть умными, друзья мои!.. Одни зарабатывают хлеб мудростью, другие — глупостью. Горек хлеб, добытый мудростью, сладок — глупостью. Лишь безумец не ведает того, что к мудрости примешивается больше яда. Глупцы улыбаются друг другу, а мудрецы — убивают один другого. — Незнакомец снова изогнулся, как собака, и стал потирать руки, ёжась словно от холода. — Помните вы стишок «Козлик съел мой виноградник»? — спросил он нас вдруг.

— Конечно, — отмахнулись мы одновременно и, поднявшись, решили уходить.

— Постойте! — преградил нам путь незнакомец.

— Оставь, не до тебя нам.

— Ну-ка, если помните этот стишок? — не отставал он, подбрасывая в воздух свою палку.

— Ненавижу я, батоно, экзамены, поэтому-то и школу раньше времени бросил, — ответил я.

— А я тебе, сукин сын, отметок ставить не собираюсь, просто хочется мне знать, правда ты этот стишок знаешь? Ну, давай, начинай! — в голосе его зазвучала просьба.

— Нашёл время стихи вспоминать! Что мы, маленькие, что ли! — поддержал меня Кечошка.

— Не знаете, не помните. Хи-хи-хи-хи! — вертел перед носом у нас свою палку незнакомец.

— Честное слово, знаем.

— Я человеческим клятвам не верю, если знаете, говорите.

— Ой, мамочки! И чего это он к нам пристал! Давай-ка, Каро, начнём, не то, чувствую, он от нас не отвяжется.

— Как прикажете, батоно, нам в позу становиться, или просто можно начинать? — подмигнул я Кечошке; если, мол, этот негодник собирается над нами потешаться, мы тоже в долгу не останемся.

— Как угодно, друзья, только дайте мне услышать человеческий голос. Сколько времени я тоскую по настоящему человеческому голосу. Ты ведь сын человеческий, — тронул он меня палкой по плечу.

Тут вспомнилось мне детство.

— Ничего подобного, — запротестовал я. — И вовсе я не человеческий сын, отец купил меня на базаре, в Они, а на базар меня ангел с неба сбросил.

— Э, дорогой, все хотят быть детьми ангелов. Но ведь ангелы-то бесплотны. — Он вскинул палку на плечо и обратился к Кечошке. — И тебя на базаре купили?

— Нет, — замотал головой Кечошка. — Н… нет! Отец мой всегда бедняком был. Не было у него денег, чтобы ребёнка купить… и он меня сделал сам…

Незнакомец простёр к небу руки и раскатисто захохотал:

— Это уже интересней!

Кечо, между тем, продолжал: — Дед мой приволок из лесу колоду, из неё-то и вырубил меня отец топором. А это разве по мне не видно, что я…

— Конечно, конечно, благослови тебя господь, а вот если ещё и стишок мне скажешь, совсем молодцом будешь.

Кечошка беспомощно посмотрел на меня, что, мол, делать будем?

— Давай, Кечули, начинай, я помогу.

Дай взгляну на виноградник,
Кто-то съел мой виноградник,
Козлик съел мой виноградник. —

несмело начал он, словно разжёвывая слова:

Дай взгляну на козлика.
Кто-то съел и козлика
Кто успел съесть козлика?
Серый волк съел козлика.

Постепенно голос его окреп:

Волк козлёнка,
Козлик съел мой виноградник.

— Продолжай, Каро, — обратился он ко мне.

Дай взгляну на серого.
Кто-то съел и серого.
Ружьё съело волка.
Ружьё — волка.
Волк — козлёнка.
А козлёнок — виноградник.

— Дальше, Кечо!

Дай взгляну я на ружьё.
Ружьё съела ржавчина,
Ружьё — волка,
Волк — козлёнка,
А козлёнок — виноградник.
Дай взгляну на ржавчину.
Кто-то съел и ржавчину.
Кто успел съесть ржавчину?
Земля съела ржавчину.
Ржавчина — ружьё,
Ружьё — волка,
Волк — козлёнка,
А козлёнок — виноградник.

— Продолжай, Каро, — теперь вместо палки взмахнул рукой незнакомец.

Дай взгляну на землю я,
Кто-то съесть успел и землю.
Кто ж посмел и землю съесть?
Это мышка съела землю.
Мышка — землю,
Земля — ржавчину,
Ржавчина — ружьё,
Ружьё — волка,
Волк — козлёнка,
А козлёнок — виноградник.

— Вместе, — замахал он руками.

Дай взгляну на мышку я,
Кто-то съел малютку-мышь,
Это кошка съела мышку,
Кошка съела мышку,
Мышка съела землю,
Земля — ржавчину,
Ржавчина — ружьё,
Ружьё — волка,
Волк — козлёнка,
А козлёнок — виноградник.

— Опля! — Кувыркнулся в воздухе незнакомец. — Бедняжечки вы мои, это стихотворение должен знать каждый, ведь на нём мир и строится. Знаете ли вы, что все и вся враждуют в этом мире, и в остервенении всё в конце концов поедается землёй и кошкой. Главное в том, чтобы не дать себя съесть другому, а успеть это сделать самому. Поэтому, Кечо, ты должен успеть съесть Каро, пока он тебя не сожрал.

Услышав такое, мы с Кечошкой застыли в немом удивлении и ужасе, уставившись друг на друга.

— Почему это вас так удивило, милые вы мои?! Да, в конце концов, земля и кошка поглощают всё живое. Это вы должны твёрдо усвоить. Потому, пока вы живы и молоды, веселитесь, берите от жизни всё, ибо этот мир дешевле соломы.

— Батоно, ты нам лучше скажи, как в Тбилиси попасть?

— Вы что впервые в город идёте? — взглянул он на нас искоса.

Я кивнул.

Незнакомец на мгновение задумался, потом сказал:

— Что вы в этом Тбилиси потеряли? Пока ходил я по деревенской мягкой земле, чувствовал себя человеком. А тут в городе, ступая по каменной мостовой, за каждый свой шаг боюсь, как бы в преисподнюю не провалиться. Ушла у меня земля из-под ног, и сам я как потерянный брожу. Возвращайтесь-ка, ребятки, назад, не то станете такими, как я. Отравит вас город своим ядом, а потом вы других отравлять станете. Обездоленные, опустошённые, ничего вы любить не будете, ни землю, ни солнце, ни друг друга… Жизнь ваша превратится в сплошное страдание, — ведь в городе всё продаётся, скамейки и лестницы, ковры и люди. Вы тоже станете продаваться.

— Нет, батоно, нам непременно нужно в Тбилиси попасть.