Павел Северный - Андрей Рублев

• Название: Андрей Рублев
• Автор: Павел Северный
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-062795-0, 978-5-271-25646-2

П. А. Северный (1900–1981) – писатель-эмигрант, автор более двадцати книг художественной прозы. «Андрей Рублев» – один из лучших его романов. Главная тема книги – жизнь и судьба величайшего художника-иконописца Древней Руси, работы которого положили начало отечественой живописи.

---

Князь Лавру не ответил, хотя, взглянув на него, пожал плечами.

– Прямо до окаянности спесивая баба, а ведь годами мне в дочери годится, – не унимался раздосадованный Лавр.

В духоте палаты боярам жарко в одежде, но попросить князя растворить окошки не смеют – на воле после грозы ветреная сырость. Неожиданно для всех князь, подойдя к окну, распахнул створки, пожелав взглянуть на улицу – не видать ли знакомых вороных коней с возком боярыни. Но там – пустота, ни у кого нет охоты месить грязь, топя ноги в глубоких лужах.

– Худая вдовица по характеру, – произнес, зевая, боярин Стратон. Борода его густа черным волосом без седины.

– Истину молвишь, Стратон, – вступил в разговор лысый, с хилой бородой боярин Мертий, дремавший, облокотившись на стол. Ожидание боярыни ему было особенно тягостно, его одолевала сонливость. Зов князя застал его за застольем. Принимал гостя, брата жены, любителя баловаться крепким медом. Пришлось, потчуя гостя, и самому осушить чару. А тут такая оказия, понадобился князю горячую по норову бабу обучать уму-разуму. А она не из тех, кого словом наставишь на путь истины. Мертий не забыл, как она его на соборной паперти после обедни учила учтивости, а ведь невзначай спихнул ее с лестницы, заставив замочить ноги в луже. Такими словами его обнесла, что нищие со смеху покатывались, а он, растерявшись от ее поучений, в ответ слова не мог вымолвить. С такой бабой лучше не связываться, потому, узнав, зачем позван князем, боярин решил всю беседу молчать и разве только иной раз слегка кивать головой и то, чтобы боярыня не приметила его кивки. Но пока ее нет, решил высказать о ней свое мнение.

– Из-за вдовства в Лукияновне завелось такое лихое бабье упрямство. Бабе в молодые годы вдоветь опасно. Мужа ей пора сызнова завести, чтобы мял ее крепче. Бабы без мужа от застоя в них шалой крови достойное разумение теряют.

– Пустое мелешь, Мертий! Кукша какой мужик был по крутости характера. Сам своровал Арину, однако и над ним она свою волю учинила. Видать, не всякую бабу подомнешь под свой резон, – заговорил толстый боярин Турвон.

– Кукша, царство ему небесное, надобного бабам обхождения чурался. Бил мало. У меня бы она по одной половице ходила и на цыпочках.

– Ух ты! Ведь как храбро мыслицу кинул, – захохотав, сказал Турвон. – Любишь, Мертий, на людях хвастать мужниной храбростью. Но мы-то ведь ведаем, как по домашности мимо своей боярыни крестясь ходишь. Крута она у тебя по обхождению.

– Хворая она. Из уважения к ней во всем смиряю себя, – смутившись, ответил Мертий.

Князь прервал бояр, готовых затеять ссору:

– Будет! Пустяками занялись из-за тягостного ожидания. Но должны понять, что Арина баба, хотя и боярского звания, а что с бабы взять.

– Проучить надо! – выкрикнул в сердцах Мертий.

– Да ты чего молвил, боярин? По чему кулаком? – спросил, удивившись, князь и засмеялся. – Уж не по спинке ли боярыни?

– По столу, конешно, княже.

– Слава богу, что уточнил.

– А ежели боярыня вовсе не явится на твой зов, княже? – подал голос Турвон.

Князь опешил от такого вопроса, но, подумав, ответил без уверенности:

– Сотворить такое не посмеет!

– Но посмела же повелеть паромщику не перевозить татар на остров!

– Да она на сие не осмелится!

– Верь на слово. Ты знаешь меня, я за любое слово всегда в ответе. Сделай милость, княже, остепени бабу.

– Для того и позвал вас, чтобы сообща.

– Подтверди, что княжье слово для всех нерушимый закон. Возвысь голос. Отведи беду от удела. Не дай господь, ежели баскак подаст весть в Орду. Не должна она забывать твоей воли. Татары не смерды. Уж ежели тебе не охота на нее голос подымать, дай дозволение мне с ней сей же день побеседовать. Аль не знаешь, что она на твое боярство косо глядит? Гнушается с нами хлеб соль водить. Дозволь про сие ей помянуть.

– Говори, ежели есть охота, – согласился с просьбой князь.

С улицы донесся громкий женский голос:

– Экая леность у княжей челяди. Грязища перед красным крыльцом. Ногой негде по суху ступить. Чистый срам.

Князь довольно молвил:

– Приехала ненаглядная!

Бояре приободрились. Отрок, растворив дверь в палату, с поясным поклоном пропустил в нее боярыню. Опираясь на посох, украшенный резьбой, она размашисто перекрестилась, поклонилась, касаясь рукой пола, встретившись взглядом с князем, с подчеркнутой учтивостью поклонилась ему в пояс.

– Мир дому твоему, княже. Глянь, как возле твоего крыльца обутки замарала. – Приподняв подол, показала ногу и засмеялась: – Уж не обессудь, ежели наслежу малость!

– Садись! Заждались тебя, – сухо сказал князь.

– Чую, серчаешь? – сокрушенно спросила она и виновато оправдалась: – Припоздала-то из-за грозы. С малолетства опасаюсь небесного огня. Няньки меня им застращали.

Осмотрев бояр, из которых признала только двух: Мертия и Стратона, Ирина Лукияновна, подойдя к Лавру, улыбаясь, попросила:

– Сделай милость, досточтимый боярин, пересядь вон на тот столец.

От нежданной просьбы Лавр, растерявшись, спросил шепотом:

– Пошто?

– Аль не понятно? Пересядь! Мне тута сидеть охота.

Стерев со лба испарину, Лавр вопросительно оглядел князя и бояр. Не увидев в их глазах сочувствия, нехотя приподнявшись, пересел на столец возле окна, а боярыня села на его место. Снова улыбаясь, спросила:

– Здоров ли, княже?

– Господь милует.

– В эдакой духотище дышишь, а на воле благодать.

– Руке немощной теплынь надобна.

– Госпожа твоя как здравствует?

– Ждет тебя, чтобы свидеться.

– И я по ней стосковалась.

Не отводя глаз от насупленных бояр, попросила, а вернее, приказала:

– Досточтимые, кому не лень на ноги встать, растворите окошки. Не чуете, что в покое как в мыльне?

Никто из бояр не пошевелился, но, когда князь кивнул, Мертий выполнил пожелание боярыни.

По пути к князю Ирина Лукияновна не сомневалась, что он на встречу с ней позовет бояр, чтобы их голосами высказать ей порицание за расправу с татарином. Была уверена, что сам на ссору с ней не решится, помня, что в загонах стригунков на острове растет подаренный ему конь. Приехав в город, она поинтересовалась, что судачат бояре о происшествии. Из расспросов убедилась, что битый ею татарин держит язык за зубами. Но баскак на нее обозлен сверх меры.

Войдя в думную палату, она по лицам бояр поняла, что услышит от них мало лестного, сознавая, что у них на то есть основания. Злобила их тем, что в дружбу с ними не вошла и не всем отвешивала желанные им поклоны, порешив и после смерти мужа вести с ними линию новгородского обхождения. Потому и задумала разом сбить их с панталыку, огорошив самого спесивого обидной просьбой. Задуманное удалось – Лавр выполнил ее просьбу, растерялись и остальные бояре, да и сам князь. Недаром в палате затянулось молчание. Нарушив его, боярыня спросила князя:

– Дозволь молвить, княже?

– Ожидаю того, – ответил князь, улыбнувшись, будучи уверен, что услышит от нее раскаяние и извинение.

– Уповаю на твое милосердие. Прости ради Христа за припоздание.

Не услышав ожидаемого, князь убрал с лица улыбку.

– Бог простит. Страх перед Божьим огнем не у тебя одной. Княгиня со страху перед ним голову под подушку прячет.

Разговаривая, князь посматривал на бояр, примечая, что они не отводят глаз от боярыни, любуясь ее красотой. Князю и самому нравилось ее лицо, вернее, голубые глаза. Князь чувствовал, что запас боевитости у бояр почти исчез и нужного ему крутого разговора с гостьей ждать не приходится. Даже Лавр, грозившийся распечь по-доброму охальницу, притих. Остановившись возле гостьи, князь громко сказал, неласково глядя на нее:

– Звана мною…

– Знаю, знаю, что из-за битого татарина, – безразлично произнесла боярыня, не дав князю закончить начатую фразу. Вздохнув, удивленно спросила: – Неужли, княже, осуждаешь гневность мою на поганого ворюгу?

– Все осуждаем тебя! – выкрикнул Мертий. – Перед татарами гневность свою за пазуху прячем. От твоей бабьей гневности не ко времени на всю Русь беда может наведаться, нашествием кочевников обернуться.

– Помолчи, Мертий! С князем, а не с тобой беседую, – строго оборвала Ирина Лукияновна боярина. – Стало быть, кочевниками величаешь? По-правильному – татарами – звать опасаешься? Заяц ты! Все, кого зрю сейчас, боярскую спесь только перед черными людьми кажете, а перед степняками в любом их обличии порты на коленях до дыр протираете. В своем же уделе будто служки угодничаете перед баскаком. Дочерей под татар кладете. Князя своего обхождениями с погаными с толку сбиваете. Пошто же, спрошу, не подумаете ладом, что не больно гоже удельному князю перед насильниками Руси вместе с вами угодничать.

– Поучать вздумала? – крикнул Стратон.

– Тебя сколько ни учи – добру не научишь. Горб нажил от поклонов татарам. На свою хозяйку покрикивай, а со мной шепотом разговаривай, прикрывая рот ладонью.