Павел Северный - Андрей Рублев

• Название: Андрей Рублев
• Автор: Павел Северный
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-062795-0, 978-5-271-25646-2

П. А. Северный (1900–1981) – писатель-эмигрант, автор более двадцати книг художественной прозы. «Андрей Рублев» – один из лучших его романов. Главная тема книги – жизнь и судьба величайшего художника-иконописца Древней Руси, работы которого положили начало отечественой живописи.

---

Приезд Строганова на остров и для него самого был внезапным – не смог совладать с желанием повидать Аринушку во вдовьем обличии. Из Москвы появился после очередного торгового странствия по землям Перми Великой.

Хрисанф без ума любил ее, надеялся увести женой в родительские хоромы, что стоят на берегу суровой северной реки, да между ним и боярышней встала родительская воля. А боярин Кукша и вовсе лишил Хрисанфа надежды на счастье, своровав любимую. Помогли избавиться от любовной беды странствия по неведомым краям язычников с дотошными новгородскими торговыми землепроходцами.

Не отводит глаз от хозяйки Хрисанф Строганов. Говорит о странствиях, а думает о сокровенном, все мысли об Ирине, ради чувства к которой живет бобылем, не останавливая взгляда на встречаемых красавицах, коими так богата Великая Русь. Мешает память говорить Строганову о настоящем, поэтому и говорит не торопясь.

– Великая во мне неуемность повидать чужие земли уводила меня и в Сибирское царство. Татары там крепко сидят задами на земных богатствах, при мысли о которых ум за разум заходит. Соболями и бобрами, коими тебя одарил, там разжился, выменяв на бусы да на шелка. Велико Сибирское царство. Ох, велико! Но все же оно мои возмечтания о камской соли не смогло заставить позабыть.

Несметно соляное богатство Камы, но взять его нет силы. Хозяева Пермской земли, всякие инородцы, глаз не спускают с пришельцев с Руси. Скорбел я о своем купеческом бессилии. Всякие думы передумал, как овладеть сим богатством, и все же надумал, Аринушка. Порешил подать Руси свое разумение, что пора ей прибрать земли Перми Великой к своим рукам и начать в них по-справному хозяйничать. Навестил Москву, разумея, что в ней тепереча главная сила во всей удельной Руси. Повидал великого князя. Слушал он мой сказ про Каму, но мыслит князь Дмитрий, что нельзя Руси воевать в сию пору Великую Пермь. Нужна Руси воинская сила, чтобы вызволить себя от ордынских пут. И все ж, прощаясь, наказал помнить о всем, что повидал я на Каме, до поры до времени. Слова его успокоили меня, выходит, не зря я к сим краям приглядывался.

Строганов замолчал, залюбовавшись боярыней, а потом, заметив, что от порыва ветра, залетевшего в покой, в свечнике погасла одна свеча, привстал и притушил пальцами чадящий фитиль. Сев, гость продолжил:

– Навестил я и Троицкий монастырь. Святитель Сергий из Радонежа тоже внимал моим речам, дал обещание послать в земли пермяков и чуди проповедника веры христовой, инока Стефана. Надеется святитель, что христианство проложит Руси торный путь в Великую, но языческую Пермь.

– Понимаю, жизнью рискуешь в чужом краю. Соли на Руси и без камской хватает.

– Что ты, Аринушка. Не забывай, что Русь наша растет. Всякий рот без соли не живет. Скотина и та без нее не обходится. Нужна Руси камская соль, да к тому ж в ней соленость, с нашей солью не схожая. Кинь камскую соль в любое хлебово – так разом язык проглотишь.

– По моему разумению, московский князь правильно рассудил.

– Князь Дмитрий верно судит, только я опасаюсь, что сибирские татары намерены завладеть камскими землями, а потом и на нас позарятся. Тогда татары чуть ли не со всех сторон Русь обложат. Но воевать Пермь без обидной для нас причины негоже, да и осторожно надо к сему делу приступать, потому на любой тропе придется стукаться лбами с новгородцами. Новгород шибко охоч до любого богатства, будь оно в лесах, в водах и в земле. Нельзя Руси моргать глазами и дозволить Новгороду стать полным хозяином на Каме.

– Уразумела из твоих слов, что за камскую соль надо людской кровью расплату вести, потому хозяева от нашего сурового погляда на них землю свою не отдадут. Московский князь ведает, что от любого взмаха меча, от любой стрелы в человеке жизнь кончается, потому и велел тебе поостыть от назойливого возмечтания. Мне ль не ведома горячность твоего сердца, кою поняли князь и святитель Сергий, потому и велели повременить с возмечтаниями, за кои можно проститься с жизнью. Аль мало у тебя прибытка и богатства?

– Не про то речь ведешь, Аринушка. Не нищий. На паперти с протянутой рукой не стою. Пошто норовишь позабыть, что не дал Господь счастья быть нам с тобой в супружестве. Судьба меня обворовала. Как несжатый колос живу в одиночестве. А ты, видать, позабыла, что оба молились об общем счастье?

Встала из-за стола боярыня и, скрестив руки на груди, прошлась по горнице и, остановившись у окна, открыла вторую створу:

– Темень на воле кромешная!

– Осень на пороге.

Боярыня, обернувшись, тихо сказала:

– Не пугай меня, Хрисанф, минувшим. Хотела быть с тобой. Тому твои домашние воспротивились, а ты не пошел против родительской воли. Кукша супротив всех пошел, возложив на меня супружеский венец. А ведь и ты мог такое же сотворить, зная, как мечтала о счастье с тобой.

– Теперь ты свободна.

– Не терзай себя и меня несбыточным. Аль не знаешь, что и меня судьба счастьем не одарила. Всякая накипь жизни многое выжгла в душе да и сердце остудила. Всего того, чем жили с тобой в минувшие годы, не воскресишь. Иными помыслами живем. Ты во власти возмечтаний о соляных богатствах Камы. А я…

Боярыня замолчала, подошла к столу и, пристально глядя на Строганова, села на прежнее место.

– Чем живешь ноне, Аринушка?

– Путаюсь во вдовьем подоле, без тепла сердечного к людям. Вот гляжу на тебя и горестно мне, и на тебе озимый сев седины знаток. Водится седина и в моих косах.

– Ты вовсе прежняя, Аринушка. Может быть, у тебя кто другой есть?

– Ох и прыткий на спрос! – Боярыня откинулась к спинке кресла и, глядя на Строганова, допила большими глотками из чарки мед. – Вспомяни, сколь годков минуло.

– Стало быть, начисто позабыла?

Боярыня, сурово глядя на Строганова, ответила:

– Нет, Хрисанф, не позабыла тебя. Помнила про тебя. Помнила и растила для тебя коней в подарок. Собиралась по осенней лиственной метели к тебе отправить, да, слава богу, ты сам объявился.

– Аринушка!

– Замолчи, а то задохнусь от сердечной встревоженности. Уразумей, – я не та тепереча, какой знал меня ране. Пошто не напоминал мне о любви? Ведь знай я о ней, может статься, убежала бы к тебе из Кукшиного полона. В родительском доме душно было мне от материнского дыхания. Обрадовалась, когда Кукша от него освободил. Злая я теперь и бесстрашная. Даже татар не боюсь. Любого ихого лишнего шага возле меня не прощаю. Зубы стискиваю по-мужицки, до скрежета, когда гляжу на людскую жизнь. Народ наш с виду будто не боязливый, а голову из татарского хомута вытянуть не может.

– Народ, Аринушка, тут не повинен. Слепоты в его очах много. Разум у людей пока без светлины, а у бояр с монахами язык на масле во рту шевелится. А под их дудку твой удельный князь выплясывает?

– Все так, Хрисанф! У торгового человека глаза зорче. Купцы трут бока возле черных людей, но ради своего прибытка их не больно-то жалеют. Вот и тебе охота людишек на Каму утянуть за солью.

– Плесни-ка. – Боярыня подвинула Строганову пустую чару, пояснила: – А то я больно разохотилась на злые слова. – Отпив хмельного напитка, спросила с вызовом: – Хочешь, Хрисанф, услыхать от меня бабью правду?

– Говори, Аринушка.

– Скажу! Умнее мы вас, мужиков! Вечность Руси нами держится! С материнским молоком сыновья напиваются бесстрашной смелости. Вот те крест! Попомни! бабы заставят Русь от ига Орды освободиться. – Улыбаясь, боярыня спросила: – Молчишь? Не поглянулся, кажись, мой сказ про бабий ум? – Она смотрела на Строганова пристально, не убирая с лица улыбки, но улыбка эта не была ласковой. Опустив чару, сказала сокрушенно: – Напугал ты меня негаданным наездом, заставил отомкнуть ларец памяти да отыскать в нем то, что давно кануло в Лету. – Не сводя с гостя настойчивого взгляда, боярыня встала. – Поздно. Спать надо! Да только разве заснем?

Порывисто встав, Строганов шагнул к боярыне, легко поднял ее на руки, прижал к груди. Боярыня, обвив его шею рукой, замерла в ожидании поцелуя, но Строганов не поцеловал, и она прошептала:

– Поставь меня. Холодная я!

Когда Строганов выполнил ее просьбу, она, засмеявшись, уткнулась головой в его плечо:

– Пойдем на волю. Пускай ветерок пообдует нас. Память, того и гляди, к греху подведет, а от него нам легче не станет.

3

Ненастье затянулось. Который день без устали поили землю дожди, мелкие и частые. Все промокало до основания…

Мокрый лес. Людям мало ведомый, но готовый всякому при надобности дать сохранность от любых худых людей. Лес непроходный для коня, а в иных местах – и для человека.

Молчаливый лес обступал Андрея Рублева, которому буквально приходилось протискиваться между лесин и рвать о рогатины сучьев намокший пестрядинный кафтан. Шел Андрей к Тайному озеру с надеждой оказаться в вотчине боярыни Ирины Хмельной.

После ночлега в укрывшейся в лесу деревушке Андрей подался в путь ранним утром. Не зная дороги, он плутал по лесу, частенько возвращаясь к недавно пройденным местам. Изрядно устав, до нитки промочив одежду, Андрей в лесной глухомани натолкнулся на скит с пасекой. Монах-бортник, участливо оглядев путника, угостил его медом и малиновым настоем с ржаными сухарями. Андрей с удовольствием, согреваясь, пил пахучий настой, а монах старательно растолковывал, как быстрей дойти до надобного ему озера. Напрягая память, старик перечислял Андрею лесные речки, овраги, завалы буреполома, давние и недавние гари, которые ему придется миновать по пути. Бортник ласково называл речки говоруньями. Андрей не успевал, а вернее, не старался запоминать их звания, понимая, что все лесные речки чем-то похожи, пусть и зовутся людьми, как кому на душу ляжет – то Чистой, то Сухой, то Голубицей, а то и Сердитой. Некоторые из названий Андрей невольно запомнил. Бортник особенно подробно описал приметы речки Сердитой. По его словам, на ее берегах означится лесная нахоженная тропа и выведет на торный тележник, к озеру.